— Странные вещи иногда случаются, — многозначительно заметил Дункан, вспоминая свою встречу на дороге.
Дерри задумчиво поджал губы, а затем снова обратился к Моргану.
— Ведь он же излечил того человека, милорд. А вы же сами говорили мне, что только Дерини могут совершать такое.
— Я могу сказать так, — проговорил Морган, устремив глаза в землю.
— Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь делал подобное. А сам я впервые смог исцелить тебя в прошлом году.
Дерри наклонил голову, вспоминая подробности нападения на королевскую охрану, которой он командовал. Это случилось в ночь перед коронацией Келсона. На них напали неожиданно и в полной темноте. Он помнил только жгучую боль, когда острие меча вонзилось ему в бок, и как он упал, думая, что уже никогда больше не поднимется.
А затем он очутился в своей комнате. Рана исчезла, как будто ее и не было. Удивленный врач хлопотал возле него и не мог сказать чего-либо вразумительного. И только через несколько недель Морган рассказал, как он положил ему руку на лоб — и Дерри исцелился.
Дерри поднял голову.
— Прошу прощения, милорд. Я не хотел быть непочтительным. Но вы же Дерини, и вы можете исцелять. Наверное, и Барин тоже Дерини.
— Наверное, и Барин… — повторил Морган.
— Ну, если и Дерини, то, вероятно, не подозревает об этом, — сказал Дункан, почесывая ноги и поворачиваясь к своему кузену. — Лично мне трудно поверить, что человек, о котором я столько слышал, может так жестоко преследовать и уничтожать свою расу.
— Такое бывало раньше.
— О, конечно, бывало, и не раз. Всегда находились люди, которые за хорошую цену готовы были продать все, что угодно. Но у меня сложилось впечатление, что Барин не такой. Он искренен. Он утверждает, что действует по божественному призыву, таково его предназначение в жизни. И все то, что ты, Дерри, рассказал о процессе исцеления — только подтверждает мои предположения.
— Самое плохое, — сказал Морган, вставая, — что Барин делает то, что обычно делают святые и Мессии. К несчастью, такие деяния никогда не связываются с Дерини, хотя многие легенды о христианах-святых ясно указывает на то, что источник их деяний — могущество Дерини. Дерри, ты сказал, что его люди преданы Барину и поклоняются ему?
Дерри кивнул головой.
— Да, милорд. Его сторонники видят в нем святого. Да и жители Кинг-слейка были убеждены, что собственными глазами видели чудо, сотворенное в старых добрых библейских традициях. Как вы намерены бороться с этим? Как вы скажите людям, что их Мессия — подделка? Что он тот самый Дерини, против которых поднял священную войну, хотя сам не знает об этом? Особенно, если вы хотите оправдать Дерини в глазах народа?
— Нужно говорить народу об этом очень осторожно и понемногу, — сказал Морган. — А сейчас вообще ничего говорить не надо. Потому что сейчас может случиться так, что они все перейдут на его сторону.
— А если народ узнает о замыслах епископов, то это еще больше усугубит и без того тяжелое положение, — добавил Дункан. — Дерри, ты еще не знаешь, что архиепископ Лорис собирает епископов государства на конклав, который состоится через три дня в Джассе. Епископ Толливер сегодня утром выехал туда — он не рискнул отказаться. И он не посмеет ничего сказать против, если Лорис представит на рассмотрение свой интердикт. Думаю, ясно, что это означает?
— Неужели они действительно могут наложить интердикт на Корвин? — спросил Дерри.
Они направились к главному двору. Морган и Дункан с мечами, а Дерри, вертя в руках свою шляпу.
— Могут и непременно сделают, если мы что-нибудь не предпримем, — ответил Морган. — Поэтому я и Дункан сегодня вечером уезжаем в Джассу. Прямое обращение к ним бесполезно: что бы я ни сказал, они не станут слушать. Но Лорис не ожидает моего появления. И, возможно, увидев меня, они подумают о том, что собираются сделать. Если интердикт будет наложен на Корвин сейчас, когда Барин очень силен, разразится священная война против Дерини. И даже если я отдамся им на покаяние, это ничего не предотвратит.
— Могу я поехать с вами, милорды? — спросил Дерри, глядя с надеждой на Моргана. — Я могу быть вам полезен.
— Нет. Ты и так нам очень помог, Дерри. Для тебя у меня есть более важная задача. После того, как ты несколько часов поспишь, отправляйся в Ремут. Келсон должен знать, что сейчас здесь происходит. Ни я, ни Дункан этого сделать не сможем, так как опоздаем, если будем заезжать в Ремут. Если Келсон уже выехал в Кулди, и ты в Ремуте его не застанешь, поезжай за ним. Расскажи ему обо всем, что ты видел и слышал.
— Хорошо, милорд. А контакт с вами будет?
Морган покачал головой.
— Нет. Если возникнет необходимость, мы сами тебя вызовем. Иди сейчас спать. Я хочу, чтобы ты выехал сегодня вечером, как только стемнеет.
— Хорошо.
Когда Дерри ушел, Дункан тяжело вздохнул.
— В чем дело? — спросил Морган. — Ты встревожен?
— Разве можно быть спокойным в такое время?
— Ладно, идем. Нам нужно помыться. Гамильтон соберет офицеров к полудню. Я должен буду отдать необходимые распоряжения на время моего отсутствия.
В это время Бронвин неторопливо шла вдоль террасы замка Кулди. Солнце светило ярко, просушивая землю, на которую целую неделю лил дождь. Птицы уже начали возвращаться с юга и весело распевали свои песни в пробуждающемся лесу.
Бронвин остановилась у балюстрады и перегнулась вниз, чтобы заглянуть в пруд с рыбами. Затем она снова пошла дальше, наслаждаясь теплым прозрачным воздухом, красивым садом, древним дворцом. Она бездумно пропускала сквозь пальцы пряди своих волос и медленно шла дальше.
Свадебный кортеж прибыл в горный город Кулди позавчера ночью после приятного путешествия из столицы Кевина Керней. Поездка длилась целый день и, несмотря на дождь, была очень веселой. Затем был бал, а на это утро в честь молодоженов назначена охота. Рано утром она и леди Маргарет осматривали сады, и Бронвин показывала своей будущей свекрови свои любимые местечки.
В Кулди было много памятных мест для Бронвин. Здесь она, Алярик, Кевин и Дункан провели в детстве несколько счастливых лет: леди Вера Мак Лэйн, которая была второй матерью для Бронвин и ее брата, часто привозила детей Морганов и Мак Лэйнов в замок Кулди на лето.
Бронвин вспоминала красивые аллеи в цветущем саду, таком веселом в это время года. Вспоминала лето, когда Алярик упал с дерева и сломал себе руку. Как стойко переносил боль ее восьмилетней брат! Она вспоминала тайные проходы в стенах замка, в которых она и мальчики играли в прятки. И тихую спокойную часовню, где было похоронена ее мать — Бронвин любила уединяться там, когда на душе было неспокойно.
Она не помнила свою мать: леди Алиса де Корвин де Морган умерла через несколько недель после рождения дочери, но в памяти Бронвин были рассказы леди Веры об этой прекрасной женщине.
Вспоминая о прошлом, Бронвин остановилась на террасе, а затем решительно зашагала к своим покоям, собираясь взять плащ: она хотела посетить гробницу своей матери, но в часовне еще холодно и сыро.
Она почти дошла до своих дверей, как вдруг споткнулась, наклонилась, чтобы потереть ушибленную ногу, и, совершенно неожиданно, услышала женские голоса, доносившееся из ее покоев.
— Я не могу понять, почему ты так защищаешь ее? — спросила одна женщина, и Бронвин узнала голос леди Агнессы. Она выпрямилась и осторожно подошла к двери, поняв, что они говорят о ней.
Другая ответила:
— Конечно, она ведь не такая, как мы.
— Она женщина, как и мы, — запротестовала третья. Второй голос принадлежал леди Марте, а в третьей женщине можно было безошибочно узнать леди Элизабет, любимицу Бронвин. — И если они любят друг друга, я не вижу в этом ничего постыдного.
— Ничего постыдного? — запротестовала Агнесса. — Но она… она…
— Агнесса права, — ровным голосом сказала Марта. — Наследник герцогства Кассан должен жениться на той, чье происхождение много выше, чем у дочери…
— Чем у дочери Дерини! — выкрикнула Агнесса.
— Она никогда не знала своей матери, — вмешалась леди Элизабет, — а ее отец был лордом. Она всего лишь наполовину Дерини.
— И этой половины для меня вполне достаточно! — резко сказала Марта. — Не говоря уже о ее ужасном брате!
— Она же не виновата в том, каков ее брат, — сказала леди Элизабет спокойно, но с нажимом. — К тому же, в лорде Алярике нет ничего плохого, за исключением его могущества. Но он не виноват в своем происхождении, так же как и его сестра. А если вспомнить, кто сейчас правит Гвинедом…
— Мери Элизабет, ты защищаешь его? — воскликнула Агнесса. — Это граничит со святотатством!
— Это святотатство, — подтвердила Марта. — И не только. Это государственная измена…
Бронвин услышала достаточно. С сосущим ощущением в желудке она спустилась вниз и пошла в направлении дальнего сада.
Рано или поздно что-то вроде этого должно было случиться. Могли пройти недели, даже месяцы, в течение которых никто не напомнил бы ей о темном пятне в ее происхождении.
Но затем, когда она стала бы думать, что все забыли о ее происхождении, что все стали считать ее обычной женщиной, а не чем-то вроде ведьмы, что-то обязательно ввергло бы ее в бездну мучений. Кто-то всегда напоминал ей, что она наполовину Дерини, и выворачивал всю правду так, что она становилась нечистой, безобразной. Почему люди так жестоки?
«Люди!» — подумала она и горько улыбнулась. Опять она говорит «мы» и «они». Так случается каждый раз после того, как ей напоминают, что она Дерини.
Да ведь нет ничего плохого в том, что она Дерини, несмотря на то, что церковь утверждает обратное. Как сказала Мери Элизабет, никто не ответственен за обстоятельства своего рождения. А кроме того, она же никогда не использовала свое могущество.
Да, почти никогда.
Она зябко ссутулилась, сложив руки на груди. Внезапно ей стало холодно под яркими лучами солнца. Все же она должна признать, что иногда пользовалась своими способностями, чтобы, когда возникала в этом необходимость, повысить остроту своих органов чувств. А однажды она установила мысленную связь с Кевином. Но это было давно. Они были юны и их страсть к чему-то запретному, необычному превышала страх перед наказанием, которое должно было последовать, если бы они были уличены.