— Что ж, от этого может быть толк, — полуулыбнулся Келсон, глядя на медальон — У вас точно нет в роду Дерини, Дерри?
— Нет, государь. Думаю, это и Моргана удивляет. — Он улыбнулся и опустил глаза. — Как он, государь? Вы ему сказали?
Келсон покачал головой.
— Зачем? Чтобы доставить ему еще большую печаль? Он и так уже едет сюда. Получается, опять едет на похороны, как тогда к моему отцу. Пусть хоть в дороге не беспокоится.
— Хорошо, государь. А когда я найду эту Бетану — доставить ее сюда?
— Да. Я хочу знать, какова во всем этом ее роль. Но будьте осторожны. В ее колдовство уже вкралась ошибка, умышленная или нет — посмотрим. В общем, лучше пусть умрет она, чем вы, если придется выбирать.
— Я буду осторожен, — улыбнулся Дерри.
— Что ж, тогда все. — На губах Келсона мелькнула печальная улыбка. — Вам пора идти.
— Сию минуту, государь.
…Келсон, как только Дерри выскользнул из комнаты выполнять его поручение, вновь обратил взор на горестную сцену. Отец Ансельм стоял на коленях вместе с семьей и ближними слугами, и воздух оглашали слова литании:
Купе eleison,
Christe eleison,
Kyrie eleison,
Pater noster, qui es in coelis.
Король, опустившись на одно колено, слушал их, вспоминая тот день, когда он так же стоял у мертвого тела отца в Кандорском ущелье, тоже умерщвленного с помощью магии. И слова эти было так же тяжело слышать сейчас, как и пять месяцев назад.
— Во царствие свое пришли их, Господи… И да сияет над ними свет невечерний…
Келсон вздохнул, встал и вышел из комнаты, словно пытаясь уйти от всепроникающего голоса смерти. Эта слова придется услышать еще раз через два дня, и это едва ли будет легче, чем теперь.
Едва ли вообще когда-нибудь это будет легко.
Глава XVII«БУДУТ ТАКЖЕ ЕРЕСИ МЕЖДУ ВАМИ, КОТОРЫМИЗБРАННЫЕ ВАШИ ПРЕДАДУТСЯ ПЕРЕД ВАМИ»[19]
Вечером того же рокового дня, когда Келсон скорбел, а Морган с Дунканом спешили к месту плача, гвиннедская курия в Д хассе все заседала.
Лорис собрал своих епископов в большом зале курии в центре дворца; недалеко отсюда этой ночью было провозглашено отлучение. Но хотя сессия шла весь день, с небольшими перерывами для трапезы, до принятия решения было так же далеко, как и в начале.
Два человека завели курию в тупик, а именно: Ральф Толливер и Вольфрам де Бланнет, одни из двенадцати странствующих гвиннедских епископов без определенной епархии. Толливер был не согласен с самого начала сессии — ведь отлучение Корвина ударило бы и по нему. Но именно Вольфрам расстроил дело окончательно.
Суровый старый прелат явился в середине утреннего заседания, вместе с семью собратьями, напуганными тем, что вопрос об отлучении Корвина обсуждается всерьез. Появился он с большим шумом, и пока дряхлые, вялые епископы собирались с мыслями, их противник успел произнести речь, решительно не соглашаясь с тем, что задумал Лорис против Корвина. Да, корвинский герцог (как согласились вчера Арилан с Кардиелем) заслужил наказание за то, что учинил в церкви Святого Торина, как и его кузен Дерини, который столько лет скрывал свое истинное лицо под маской священника. Но наказывать целое герцогство за грехи правителя, к тому же когда сам он уже соответствующим образом наказан, — что может быть глупее!
И тут начались дебаты. Кардиель и Арилан, понимая, как далеко может зайти вспыльчивый старик Вольфрам, держались пока в стороне, чтобы не выдать своих намерений раньше времени. Оба понимали, что споры, вызванные речью Вольфрама, помогут им найти возможных союзников, а это, в свою очередь, подскажет, как действовать дальше.
Арилан механически постукивал пальцами по столу, пока старый епископ Карстен разглагольствовал о каких-то запутанных статьях канонического права, имеющих отношение к делу.
Вольфрам, конечно, поддержит того, кто выступит против отлучения, и это значит, что он, когда настанет время, будет на стороне Кардиеля. Из его семи собратьев Сивард и простодушный Гилберт могут тоже поддержать их; трое — скорее на стороне Лориса, и двое колеблются. Из старших епископов двое: Браден и Ивор — соблюдают осторожный нейтралитет; это было видно по выражению их лиц во время дебатов. Однако Лацей и Креода пойдут за Лорисом, как и этот хриплоголосый старый Карстен. Карриган, конечно, человек Лориса с самого начала, поэтому из старших епископов остается только Толливер. К счастью, с ним нет никаких вопросов.
Итого восемь за отлучение, четверо колеблются, и шестеро против. Не слишком впечатляет, потому что колеблющиеся могут в любой момент оказаться на стороне тех, кто сильнее, и уж точно не станут ссориться из-за этого дела с курией. А это значит — двенадцать голосов против шести, разве что у кого-нибудь хватит смелости воздержаться. И если их останется всего шестеро — они явно противопоставят себя курии, что грозит им самим отлучением.
Арилан посмотрел на другой конец большого стола, похожего на подкову, где сидел Лорис, и встретил взгляд Кардиеля. Тот едва заметно кивнул и вновь внимательно прислушался к заключительным словам Карстена. Когда старый епископ сел, Кардиель поднялся. Время настало.
— Милорд архиепископ?
Кардиель заговорил негромко, но едва прозвучал его голос, шепот прекратился и все взгляды обратились к основанию стола-подковы, туда, где он стоял. Он тихо ждал, пока спорящие займут свои места и успокоятся, а затем поклонился Лорису.
— Могу я говорить, ваше преосвященство?
— Да, конечно.
Кардиель поклонился еще раз.
— Благодарю вас, милорд. Я слушал нынче весь день споры и рассуждения братьев моих во Христе и как здешний епископ хотел бы выразить свое суждение.
Лорис нахмурился.
— Мы же предоставили вам слово, епископ Кардиель, — насторожившись, с раздражением сказал он.
Кардиель сдержал улыбку и, обежав глазами зал, остановился взглядом на Арилане и Толливере. Когда Лорис замолчал, отец Хью, секретарь Карригана, опустил глаза и поднял их только тогда, когда епископ набрал полную грудь воздуха, чтобы произнести свою речь.
— Милорды епископы, братья мои, — спокойно начал Кардиель. — Обращаюсь к вам нынче как брат, как друг, а также как епископ места, избранного для этого заседания курии. Я нынче весь день достойно играл свою роль, ибо мне пристало хранить нейтралитет, дабы не повлиять на решение других. Но дело, мне кажется, зашло слишком уж далеко, и я более не могу молчать, ибо иначе я обману доверие, оказанное мне церковью.
Его глаза еще раз обежали зал, и он заметил напряженный взгляд Лориса. Хью писал что-то, склонившись, и его глаз не было видно; все остальные, затаив дыхание, смотрели на Кардиеля.
— Позвольте мне заявить со всеми полагающимися формальностями — я надеюсь, что отец Хью впишет их, как и надлежит, что я также против отлучения, которое наш брат из Валорета хочет наложить на Корвин.
— Что?
— Вы что, повредились в рассудке, Кардиель?
— Он сумасшедший!
Кардиель подождал, пока вскочившие снова займут свои места. Пальцы Лориса вцепились в ручку кресла, но выражение его лица не изменилось. Кардиель с силой сжал руки и еще раз внимательно осмотрел слушающих, прежде чем заговорил снова:
— Это нелегкое решение, братья мои. Я думал и молился много дней, с того часа, как узнал, что предлагает нашей курии архиепископ Лорис. А дальнейшая дискуссия укрепила меня в этом мнении. Отлучение Корвина — зло. Того, против кого оно направлено, в Корвине уже нет. Он уже понес наказание этой ночью, когда вы отлучили его и Маклайна.
— Вы тоже поддержали отлучение Моргана, Кардиель, — вмешался Карриган. — Вы признали это, приняв участие в процессе вместе с архиепископом Лорисом и со мной. И Толливер, епископ Корвина, — тоже.
— Да, я это сделал, — спокойно ответил Кардиель. — По существующему праву Морган и Маклайн осуждены правильно, и это остается в силе, пока они не приведут доказательств своей невиновности или не объяснят своих действий перед церковным собором. Их личное отлучение — вопрос бесспорный.
— Тогда что же — спорный вопрос? — спросил один из епископов. — Если вы признаете, что Морган с этим священником виновны в страшных грехах, то…
— Я не выносил им нравственного приговора, милорд. Они совершили то, что было перечислено вчера ночью. Допустим. Но выносить приговор тысячам людей, лишать их церковной благодати за действия их герцога! Разве так годится?
— Это вытекает из церковных законов, — начал Лорис.
— Так не годится! — повторил Кардиель, гневно ударяя рукой по столу. — И я не могу этого допустить. Отцы мои, если вы будете настаивать на отлучении, я вынужден буду покинуть собрание!
— Так сделайте это! — сказал Лорис, поднимаясь из-за стола; его лицо покраснело. — Если вы думаете, что напугаете меня этим, вы заблуждаетесь! Дхасса не единственный город в одиннадцати королевствах. Не сможем собраться здесь — соберемся в другом месте. А может быть, в Дхассе очень скоро появится новый епископ!
— А почему бы в Валорете не появиться новому епископу? — сказал Вольфрам, поднимаясь на ноги и глядя на Лориса. — Что до меня, милорд, я ваших угроз не боюсь; пока я жив, я — епископ. И ни вы, ни кто другой не отнимет то, что дал мне Бог! Кардиель, я уйду вместе с вами!
— Это неслыханно! — воскликнул Лорис. — Вы что думаете, будто два епископа могут помешать всей курии?
— Больше двух, милорд, — сказал Арилан, и они с Толливером встали и подошли к Кардиелю.
Карриган воздел руки к небу.
— О Господи, защити нас от неискушенных людей! Что же, прикажете нам учиться у мальчишек?
— Я старше, чем был наш Господь, когда он спорил с фарисеями и книжниками, — холодно ответил Арилан. — Сивард? Гилберт? Вы остаетесь с нами или с Лорисом?
Двое переглянулись, посмотрели на Вольфрама и встали.
— С вами, милорд, — сказал Сивард, — Мы не хотим отлучения,