Сели перекусить – Хома объяснял, что нужно соблюдать осторожность, швы еще не рассосались до конца. Куда там: обе сестрицы этак пламенно кушали, что лишь за ушами хрустело. Ну, ладно бы одна, изголодалая. Так и Хеленка не отставала. Не иначе как спешила душу себе наесть.
— Не прокормим мы их, — загрустил Анчес и ушел в село за оставленными лошадьми и иным имуществом.
Хома бухнулся на рядно, глянул на девиц, что пялились друг на друга и молчали. Да, вон как запутанно все вышло. Ну, ничего, выспимся, разберемся. Дел-то еще сколько…
***
Приехали в Бабайку: дым валит из трубы, печь топится, стены хаты побелены, во дворе белесая кобыла гуляет.
— Однако, ловка новая хозяйка, — подивился Хома, открывая ворота.
— Не, она не хозяйка. Она странница, — пояснил Анчес, заводя лошадей. – К себе никого не привязывает, поскольку брезглива малость.
Высунулась из двери то ли Она, то ли Оно – тут как хочешь обзывай. Ухмыльнулось:
— Ага, гости дорогие, возвернулись? Почти и не опоздали. Ну, заходите, уха уж томится.
Внутри сияли свежайшей белизной стены, радовала глаз добротно выправленная печь, светились выскобленные и кое-где даже украшенные новой резьбой лавки. Правда, беспорядок среди всех этих новшеств царил изрядный: утварь по полу разбросана, бандура расписная на столе, и мешки кругом – пустые, полупустые, и набитые доверху.
— Перепаковываюсь потихоньку, гостинцы, то да сё, — пояснила самозваная хозяйка. – Да вы проходите без стесненья, присаживайтесь. Я уж без вас перекусить собралась, уж и этак терплю, терплю…
— А с хатой-то что? – спросила Хеленка, спешно расставляя миски.
— А что с хатой, — самодовольно хмыкнуло Оно. – Довели до ума домишко-то. Вон и печь сладилось переложить. Я, значит, в Киев заглянула, — хороший городок, но пока скучноватый. Может, попозже еще туда понаеду. Вернулись мы с Белёсой сюда – вас еще нет. Ну, думаем, заняться хозяйством, что ли?
— Да тут работы было вдосталь, — не поверил Хома.
— Так у меня ж не только руки, но и голова имеется. Славное ведь село эта Бабайка. И люди такие любезные: и сельский голова, и кузнец. А уж местный писарь этакий дивно приветливый. Живо рукастых людей созвали, раз, два – и готова хата. Смычка города и деревни – великая сила! Так что я теперь ваша тетка с Конотопу. Если что, не забудьте соврать. А кузнецу нужно будет при случае шпанской мушки прислать, с потенцией у бедняги не особо…
Все кивали. Уже прояснилось – кем бы Оно ни считалось по природе, ежели начинает болтать, даже крайне малопонятно, – нужно соглашаться. Иначе себе дороже встанет…
— Да что разговоры разговаривать?! – воскликнуло Оно. – Разливай уху! Покушаем плотненько, да и в путь. Дивные места вам обещаю, о скуке живо позабудете…
***
…— Вот так оно примерно и сложилось – пробуя кулеш, сказал Анчес и почмокал губами. – С перцем не пойму – не доложили, что ли?
— По вкусу в миски добавят, – успокоила Дики. – Только многовато наварили. Куда такой котлище?
Но кулеша много не бывает. Вернулась мама с дедом Грабчаком, егеря, потом полные покупок и впечатлений хуторяне с торга, Маля с мужем... Как сели, так мигом и улетел тот кулеш…
Смотрели близнецы за трапезой, сами работать ложками не забывали. И по всему выходило, что будь ты с юга или севера, полумертвым или живым, будь русалкой или вовсе анчутным чертом – то не так важно. Главное, что человек хороший. Ну, или дарк.
Э, да что тут классификацией заниматься, пусть ей ученые умы озадачиваются. Кулеш отличным вышел, компания еще лучше – вот и всё объяснение.
[1] Скифский царственный мудрец Анахарсис упоминал: «Рынок — это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга».
[2] Известное в узких кругах село Гуляйполе (впоследствии одноименный город) было образовано в 1770-х годах.
[3]Ныне почти забытое и не имеющее аналогов яство, приготовлявшееся из простокваши, мяса, теста и всего прочего.
[4] 24 сентября – день Преподобной Феодоры Александрийской
[5]Намитка – головная полотняная накидка, концы которой откидываются назад.
Глава 7
Фельдъегерский трон, или размышление о трудах и успехах прижизненных, посмертных и промежуточных, рассказанное весьма опытным человеком
Проходя мимо кладбища, поневоле думаешь о бренности мира. Особенно если это кладбище не Близкое-замковое, где многих погребенных знали старшие, и о которых рассказывали или пересказывали легенды, а старое сельское кладбище, которое тоже помнит легенды, но уже послабее и поразмытее.
— Вообще это не так. Страшно, – задумчиво сказала Кэт. – По ту сторону много. Вполне хорошие люди.
— Свои люди. Да и нелюди, – согласился Рич. – И мы все рано или поздно к ним присоединимся. Если мне придется уйти раньше, ты должна доделывать дела в живом мире и никуда не спешить.
— Иди-ка ты в задницу, – просто ответила подруга детства и сердца.
Обрученные в младенчестве взялись за руки. Пустые корзинки не отягощали, до ягодной Оленьей плеши этим погожим днем прогуляться было одно удовольствие. Тропинка вдоль кладбища философски подправляла, но не портила настроение. Будущее – оно такое, непростое, с загадками и испытаниями. Но путь в будущее определенно не будет одиноким, а неизбежные разлуки неизменно приведут к встречам. Смерть – не исключение. Там, за ней, определенно что-то есть. Правда, что именно – очень тайная тайна.
— В конце концов, Белка не может нам все рассказать еще и потому что не совсем всё знает, – сказал Рич. – Она все же только на самой границе жизни и смерти бывает. А неупокоенные, они не совсем правильные мертвые.
— Может, нам и не надо. Всё знать. Успеем, – предположила Кэт. – Я чуть больше про людей знаю. С удовольствием забыла бы. На пять-шесть лет.
Рич скривился. Разница в возрасте и жизненном опыте не имеет принципиального значения. Да, полу-даркши растут быстрее, но люди потом наверстывают. Впрочем, Кэт, хотя и старается выполнять обещания, данные взрослым, все равно весьма откровенна – близнецы в жизненных знаниях заглядывают вперед, а уж от Ричарда тайн совсем мало. Не потому что обещания нарушаются, а потому что не обязательно всё вслух говорить, когда и так понятно.
— Смерть – она чаще незваная. Кто его знает как лично у нас сложится, – пробормотал опытный десятилетний философ. – И мы все равно о ней думаем-гадаем. Обратное было бы неестественным.
— Гадаем, – согласилась Кэт. – Но вы о смерти больше знаете. Ваша-то Мама по-настоящему умирала.
— Ну, Мамочка и твоя мама с папой тоже про смерть немало знают. Но, видимо, рассказать об этом моменте не так просто. Тем более, мы для них мелкие. Тут как толково расскажешь?
Кэт кивнула.
— Вот, Авель мог бы рассказать, – догадался Рич. – Он очень опытный мертвец, да и вообще человек разумный. Когда вернется, можно будет расспросить.
— Да, Динку подошлем, – поддержала подруга. – Она у него в авторитете. Смелых девчонок уважают. Я вот не такая отчаянная.
— Моя сестра иной раз абсолютно без башки оказывается, и одного такого смельчака на нас троих более чем достаточно, – заверил Рич. – А вот с Авелем нужно будет поговорить. Запомнишь?
Память полукровки-ши куда надежнее календарей и ежедневников. Случай представится, непременно будет философский разговор. А пока можно идти молча, греясь на осеннем солнце, размышлять о живых и не совсем живых. Ну и об Авеле, конечно.
***
…Последний болт пришлось срубать, и провозились с ним долго. "Верхние" ныряльщики спускались поочередно, но воздуха хватало нанести два-три удара - глубина практически предельная. Светлая фигура вновь уходила вверх, неслись за ластами пузырьки воздуха, спешили выскочить к двойной тени катамарана, солнцем полюбоваться. Вель солнце тоже любил, пусть и умеренно, но какие сейчас развлечения и любования, если пробиваться нужно?
Кусок неизвестного корабля покоился на каменистом дне. Глубина двадцать два метра, траверз мыса Старого Голубя. Вышли на чуждое железо по наводке рыбаков: место не уловистое, но когда сети крепко рвутся, крайне неприятное событие накрепко запоминается местным. Здесь лежал именно "кусок": часть корпуса и надстройки, словно вырубленные из середины довольно крупного судна. Как говорила главный инженер "Квадро": "Имеем очередной ломоть пудинга иных миров." Такие находки в здешних морях изредка случались, исчерпывающего объяснения, "как и почему" пока не имелось; собственно, Вель теорией происхождения порталов вообще не увлекался. Он был "нижним ныряльщиком и техником по точным работам" - вполне достойная должность.
Сейчас они с Сиге аккуратно передвинули держак с зубилом, сверху уже спускался молотобоец - очередь капитана, у него удар посильнее, должны прикончить проклятый болт. Жо уцепился за канат, подхватил увесистый молоток, знаком показал, что нужно поберечься. Ныряльщики закивали... Два глухих удара - мелькнул яркий блеск срубленного болта, лист обшивки начал плавно опрокидываться... Уходя вверх, к воздуху, капитан следил - не придавило ли кого? Будто неопытный кто работает...
Вель вернулся к открывшемуся провалу - лист обшивки теперь покорно лежал на дне, можно по нему маршировать, как по плацу. Сиге, энергично работая ластами, подплыл, вместе заглянули в таинственное нутро каюты. Видно было плохо - муть поднялась...
По предварительным расчетам, это помещение казалось самым многообещающим: нетронутое, рядом с корабельным лазаретом. Теоретически, в него можно было проникнуть и по судовому коридору, но тот был так завален покореженным железом, что рисковать неразумно. Команда "Квадро" отобрала ровные стальные листы, сняла два иллюминатора - состояние они сохраняли просто чудесное. Заодно свинтили нетронутые фрагменты латунных перил у трапа. Все это было недурной добычей, но вот каюта...
Вель шагнул в мутную темноту. За спиной недовольно булькнул Сиге - тюлени, они как дети. И осторожничают, и дышать им все-таки нужно. Глубинный ныряльщик немедля отс