— Я знаю о вашей искренности и честности. — В устах Мурбеллы эти слова прозвучали отталкивающе.
— Преподобных Матерей учат никогда не отказываться от своего «я». Нас учат не мешать себе заботами о других.
— И это все?
— На самом деле все обстоит гораздо глубже и тянет за собой многочисленные крепкие нити. Быть членом Бене Гессерит — значит приобщиться к совершенно неординарному образу мыслей и действий.
— Я понимаю, в чем суть вашего вопроса: Дункан или Бене Гессерит. Знаю я ваши трюки.
— Думаю, что нет.
— Есть вещи, которых я никогда не сделаю.
— Каждый из нас ограничен своим прошлым. Я делаю свой выбор, делаю то, что должна, только потому, что мое прошлое отличается от твоего.
— Вы продолжите мое обучение, невзирая на то, что я сейчас сказала?
Одраде вникала в слова Мурбеллы со всем тщанием, которого требовала обстановка. Каждое чувство было обострено до предела, словно щупальца, протянутые из сознания для зондирования враждебной вселенной.
Бене Гессерит должен изменить свои обычаи. И передо мной человек, который поведет нас навстречу этим изменениям.
Беллонда пришла бы в ужас от такой перспективы, да и многие Сестры откажутся принять ее. Но от реальности не уйдешь, факты — упрямая вещь.
Одраде молчала, и Мурбелла спросила:
— Обучение? Это подходящее слово?
— Нет, здесь больше подходит понятие обусловленности. Этот термин должен быть тебе лучше знаком.
— То, чего вы хотите в действительности, — это объединения нашего опыта, сделать меня похожей на вас и постараться создать между нами доверие. Это все, к чему ведет мое образование.
Не играй со мной в игры эрудитов, детка!
— Мы будем плыть в одном потоке, не правда ли, Мурбелла?
Любая послушница третьей ступени по тону Верховной Матери поняла бы, что не стоит продолжать дискуссию в прежнем тоне. Но Мурбелла не поняла ничего.
— Я никогда не откажусь от него, — сказала она.
— Это должна решать ты сама.
— Но вы позволили леди Джессике решать самой?
Наконец-то впереди забрезжил выход из тупика.
Дункан побудил Мурбеллу почитать историю жизни леди Джессики. Он надеется расстроить наши планы! Голограммы его разговоров на эту тему послужили топливом для усиленной работы аналитиков.
— Очень интересная личность, — сказала Мурбелла.
— Любовь! После всего вашего образования и обусловливания!
— Ты не считаешь ее поведение предательским?
— Никогда!
Теперь прояви деликатность.
— Но посмотри на последствия: Квисатц Хадерах… и его внук, Тиран!
Как, должно быть, этот аргумент мил сердцу Беллонды.
— Золотой Путь, выживание человечества, — возразила Мурбелла.
— Великий Голод и Рассеяние.
Ты наблюдаешь за нами, Белл? Не важно, ты увидишь все это в записи.
— Досточтимые Матроны! — подлила масла в огонь Мурбелла.
— И все это из-за Джессики? — спросила Одраде. — Но Джессика вернулась в лоно и прожила остаток жизни на Каладане.
— Будучи преподавателем послушниц!
— Скорее она служила для них наглядным примером. Смотрите, что может получиться, если вы уклоняетесь от служения.
Уклонись, Мурбелла! Сделай это более твердо и решительно, чем Джессика.
— Иногда вы внушаете мне отвращение! — природная честность заставила ее добавить: — Но вы знаете, что я хочу знать и иметь то, что знаете и имеете вы.
Что мы имеем.
Одраде вспомнила свою первую встречу с приманками Бене Гессерит. Все тело буквально конструируется с величайшей точностью, каждая мышца подчиняется воле, все чувства тренированы до высочайшей чуткости и разрешения. Эти способности, если их приобретут Досточтимые Матроны, только добавят новое измерение, усиленное необычайной скоростью рефлексов.
— Ты все сваливаешь на меня, — сказала Мурбелла. — Пытаешься принудить меня саму сделать выбор, но прекрасно знаешь, что я выберу.
Одраде промолчала. То был способ спора, который древние иезуиты довели до практического совершенства. Параллельный поток накладывался на предмет спора: пусть Мурбелла сама вырабатывает свои убеждения. Можешь только слегка подталкивать ее, главное, чтобы она этого не замечала. Надо незаметно предоставлять ей лазейки, которыми она, несомненно, воспользуется.
Но самое главное, Мурбелла, крепче держись за любовь к Дункану!
— Это очень умно с твоей стороны — постоянно демонстрировать мне преимущества Общины Сестер, — сказала Мурбелла.
— Мы не кафетерий, рекламирующий сладости!
На губах Мурбеллы появилась беспечная улыбка.
— Я бы выбрала вот это и вот это, и еще вот ту булочку с кремом.
Одраде очень понравилась метафора, но у наблюдателей мог разыграться аппетит.
— Эта диета может оказаться для тебя смертельной.
— Но ваше предложение так привлекательно, а ассортимент так разнообразен. Голос! Это самое замечательно блюдо, которое вы научились готовить. Этот инструмент находится у меня в горле, и только вы можете научить меня пользоваться им в полной мере.
— Так ты, оказывается, концертирующий маэстро!
— Я хочу научиться, как вы, повелевать окружающими.
— До каких пределов, Мурбелла, и с какой целью?
— Если я стану есть то же, что и вы, то смогу ли и я стать такой, как вы: снаружи пластил, а под ним субстанция еще более твердая?
— Ты видишь меня именно такой?
— Я вижу тебя шефом на моем банкете! Я должна съесть все, что ты мне принесешь, — во имя твоей и моей пользы.
Это звучало почти маниакально. Странная личность. Временами она казалась просто свихнувшейся бабой, которая меряет быстрыми шагами свое жилище, словно зверь, посаженный в клетку. В глазах сумасшедший взгляд, радужки пылают рыжими пятнами… как сейчас.
— Ты все еще отказываешься работать со Сциталем?
— Пусть с ним работает Шиана.
— Ты научишь ее?
— А потом она начнет учить ребенка, пользуясь моими уроками!
Они уставились друг на друга, поняв, что их обуревают одни и те же мысли. Это не конфронтация, потому что мы обе хотим многое получить друг от друга.
— Я сохраняю вам верность за то, что вы можете дать мне, — сказала Мурбелла тихим голосом. — Но вы хотите знать, не изменю ли я вам?
— А ты могла бы?
— Не более чем вы, когда того требуют обстоятельства.
— Ты не думаешь, что пожалеешь о своем решении?
— Конечно, пожалею! — Что за идиотский вопрос. Люди всегда сожалеют о принятых решениях. Мурбелла заявила об этом прямо.
— Ты подтвердила свою честность. Нам нравится, что ты не прикрываешься фальшивыми знаменами.
— А у вас есть фальшивые знамена?
— Есть.
— Но тогда должны быть способы искоренения их.
— За нас это делает мука испытания Пряностью. Фальшь не выдерживает испытания.
Одраде почувствовала, что сердце Мурбеллы неистово застучало.
— Но вы не будете требовать, чтобы я отказалась от Дункана? — очень задиристо.
— Это трудное задание, но это твои трудности.
— Это другой способ заставить меня отказаться от него?
— Прими в расчет свои возможности, вот и все, что я могу тебе на это ответить.
— Я не могу.
— Значит, ты не будешь этого делать?
— Я говорю то, что есть. Я не способна это сделать.
— А если кто-нибудь покажет тебе, как это сделать?
Мурбелла долгое, почти бесконечное мгновение смотрела в глаза Одраде.
— Я было сказала, что это освободит меня… но…
— Что?
— Я не смогу быть свободной до тех пор, пока он привязан ко мне.
— Это отречение от Досточтимых Матрон?
— Отречение? Это неподходящее слово. Я просто переросла своих бывших Сестер.
— Бывших Сестер?
— Нет, они до сих пор мои Сестры, но это Сестры моего детства. Некоторые мне глубоко симпатичны, некоторые отвратительны. Это товарищи по играм, в которые мне теперь не интересно играть.
— Это решение устраивает тебя?
— Вы удовлетворены, Верховная Мать?
От охватившего ее воодушевления Одраде хлопнула в ладоши. Как быстро Мурбелла научилась находчивости истинной воспитанницы Бене Гессерит!
— Удовлетворена? Какое это дьявольски мертвое слово!
Слушая Одраде, Мурбелла ловила себя на мысли, что она, словно сомнамбула, продвигается к краю пропасти, в которую неминуемо свалится, но не может остановиться, чтобы предотвратить падение в бездну. Слова Одраде доносились до нее, как будто с дальнего расстояния.
— Бене Гессерит держится исключительно на Преподобных Матерях. Ты никогда не сможешь забыть это.
Ощущение сновидения прошло так же внезапно, как и появилось. Следующие слова Верховной Матери были холодны и прямы.
— Готовься к более серьезному обучению.
Тебе предстоит мука испытания — ты или выдержишь ее или умрешь.
Одраде подняла глаза к потолку, где располагались глазки видеокамер.
— Пришлите сюда Шиану. Она сегодня же начнет заниматься со своим новым преподавателем.
— Итак, вы все же хотите это сделать. Вы хотите работать с этим дитятей!
— Думай о нем, как о башаре Теге, — коротко приказала Одраде. — Это помогает.
А мы позаботимся о том, чтобы у тебя было поменьше времени на лишние раздумья.
— Я не сопротивлялась Дункану и не могу спорить с вами.
— Не спорь даже с собой, Мурбелла. Это бессмысленно. Тег — мой отец, но я тем не менее считаю, что это надо сделать.
До этого момента Мурбелла не понимала, какая сила стояла за прежним замечанием Одраде о том, что Бене Гессерит держится исключительно на Преподобных Матерях. Великий Дур, помоги мне! Неужели я буду такой же, как они?
***
Мы являемся свидетелями текущей фазы вечности. Происходят весьма важные события, но многие люди предпочитают их не замечать. Происходят катастрофы. Но вы не являетесь их участниками. Вы зависите от сообщений. Люди теряются в догадках. Чего стоят эти сообщения? Является ли нам история под маской этих сообщений? Или эти новости — просто продукт редакционных совещаний, тщательного отбора, который превращает живые события в переваренные и отфильтрованные предрассудками карикатуры этих событий? Сведения, которые нужны вам, как воздух, редко исходят от тех, кто в действительности творит историю. Дневники, мемуары и автобиографии суть субъективные формы самооправдания. Архивы забиты такими подозрительными материалами.