«Мне надоело довольствоваться кровью слабых».
Глупо, конечно, зато вполне в духе Безумного Рыбника.
«О, как я тебя понимаю! – откликнулся Лойсо. – Кровь слабых всюду, куда ни глянь, жидкая кровь слабых, глаза бы на нее не глядели. Каждое утро вместо кружки камры – чаша с кровью слабых! И что тут будешь делать? Бедный, бедный Рыбник. Заведи себе приличного повара, вот мой совет. Ты же богатый наследник, насколько мне известно. И, в любом случае, оставь меня в покое. Ничем не могу быть тебе полезен».
Переговоры, таким образом, зашли в тупик. Поэтому мне пришлось начинать все сначала.
«Я хочу убить тебя, Лойсо».
«Будь честен хотя бы с собой. Расстановка сил тебе известна, иллюзий быть не должно. Твоя настойчивость свидетельствует, что на самом деле ты хочешь умереть от моей руки, – откликнулся он. – Экий нетерпеливый. Скоро этот Мир прекратит свое существование, и ты вместе с ним. Или ты не любишь заниматься важными вещами в большой компании? Такие предпочтения делают тебе честь, но все же это твои проблемы. Я не обязан их решать. Убей себя сам – да хоть о ближайшую стену».
Лойсо оказался прекрасным собеседником, но я не мог показать себя достойным партнером в диалоге и продемонстрировать понимание. Для этого пришлось бы выйти из роли, а такую роскошь я не имел права себе позволить. Разумное поведение могло бы насторожить и менее проницательного человека, чем Лойсо Пондохва. Хотя, если быть совсем уж честным с собой, роль невменяемого болвана меня тяготила. Обаяние Лойсо было таково, что мне сразу захотелось ему понравиться. Потом я не раз слышал, что все его жертвы чувствовали то же самое. Думаю, так оно и есть.
Но чему-чему, а выдержке я, хвала Магистрам, успел научиться. Поэтому продолжил в том же духе:
«Мне нет дела до того, когда прекратит свое существование Мир. Мне нужна твоя кровь, поэтому я хочу тебя убить».
«Ты глупый и буйный, как все молодые колдуны, – откликнулся Лойсо. – И в голове у тебя каша. Все могло бы сложиться иначе, если бы твой дурень отец бросил тебя на пороге моей резиденции вместо того, чтобы тащить в Орден, где его самого из способного мальчишки быстро превратили в полное ничтожество. Знаешь ли ты, что я бы согласился взять тебя в ученики? Твой отец об этом прекрасно знал, но не посмел ссориться со своим Орденским начальством. И, думаю, дело не только в этом. Родители почти всегда инстинктивно, но безошибочно выбирают для своих детей наихудшую участь из всех возможных. И чем больше любви испытывает человек к своему ребенку, тем сильнее в нем потаенный инстинкт убийцы. Интересный парадокс, да? Но сделанного не воротишь, теперь ты слишком взрослый, да и времени почти не осталось, так что не станем грезить о несбыточном».
Он говорил очень интересные вещи, но я упрямо гнул свое, поскольку именно так вел себя в бытность Безумным Рыбником. Еще раз повторил: «Я убью тебя, Лойсо», – и умолк.
«Твоя настойчивость вызывает сочувствие, но убить меня невозможно. Я бессмертен, и с этим ты ничего не сможешь поделать. Тебе не достанется ни единого глотка моей крови. И ни единого шанса выжить у тебя не будет. Поэтому подумай как следует».
«Тут не о чем думать, – отрезал я. – Я хочу тебя убить. Это все».
«Ладно, посмотрим, – неожиданно сказал Лойсо. – Может быть, я тебя все-таки убью, если уж так неймется. Иногда надо делать людям подарки».
После столь обнадеживающего обещания Лойсо исчез из моего сознания, и я не стал связываться с ним снова. Эта, можно сказать, дружеская беседа почему-то совершенно меня вымотала. Если бы Лойсо заявился ко мне прямо сейчас, я бы вряд ли нашел в себе силы поднять руку, о прочем уж и не говорю.
Но он не заявился. Зато прислал мне зов – ночью, когда я лежал на спине, глядя в потолок, и, забыв обо всем на свете, медленно вдыхал и выдыхал воздух. Его появление оказалось полной неожиданностью. К нападению я уже был более-менее готов, а вот к необходимости поддерживать беседу – нет.
«Днем у меня не было времени с тобой болтать, – сказал он. – Теперь есть. Нынче ночью у меня никаких развлечений. Поэтому будем говорить. Мне интересно».
«Что может быть интересного в болтовне? – вполне искренне огрызнулся я. – Лучше приходи. Будешь развлекать меня разговорами, чтобы не было скучно грызть твою глотку».
«А ты забавный, – обрадовался Лойсо. – Только знаешь что? Кончай придуриваться. Я вижу тебя насквозь. И знаю, что ты вовсе не такой безумный болван, каким зачем-то притворяешься. Ты давно держишь свое безумие под контролем, это совершенно очевидно. Не знаю, из каких соображений ты продолжаешь ломать комедию, но со мной этот номер не пройдет. Только удовольствие упустишь. Я имею в виду, удовольствие от беседы. Что касается моей глотки, она тебе не по зубам, причем ты сам это прекрасно понимаешь. Но зачем-то упорствуешь, как будто и правда безумен».
Он меня раскусил, что тут скажешь. Оставалось одно – стать искренним. Не до конца, конечно, до какого-то предела, но только искренность могла сейчас спасти ситуацию.
«А я действительно безумен. Тот факт, что я это контролирую, ничего не меняет. Поэтому я не прикидываюсь, а просто иногда отпускаю себя на волю. Почему нет? Это – желанный отдых».
«Вот это я как раз могу понять. Я тоже иногда отпускаю себя на волю, – сказал Лойсо. Помолчал и добавил: – Но не слишком часто».
«Интересные дела», – откликнулся я. Потому что не знал, что тут еще можно сказать.
«Как раз не слишком. Есть вещи и поинтереснее, даже в этом Мире, который, по правде сказать, скучен чрезвычайно».
Мир не казался мне скучным – ни в ту пору, ни сейчас, вообще никогда. Прежде, чем с легким сердцем объявить его таковым, мне бы понадобилось, как минимум, перелопатить содержимое всех библиотек, публичных и приватных, побывать во всех городах и пересечь все континенты, завоевать Арварох, потом уступить его в сражении новому Завоевателю и бежать, прихватив с собой нескольких верных друзей и сундук, набитый драгоценными жуками, поступить на службу к укумбийским пиратам, сделать карьеру при дворе куманского Халифа, рыбачить в Ташере и торговать рабами на границе Великой Красной Пустыни, поучиться в нескольких университетах, основать и возглавить хотя бы один Орден и, конечно, обязательно найти свою Тень и поглядеть, что из этого выйдет. Если бы ни одно из перечисленных действий не показалось бы мне увлекательным, я бы с чистым сердцем согласился с Лойсо. Но и возражать ему я не стал. Что толку?
«Ты стал безумным после того, как выпил воду из Орденских аквариумов? – спросил тем временем Лойсо. – В свое время, три дюжины, что ли, лет назад об этом много судачили. Самая смешная история в череде дурацких саг об охоте за силой. Лихо ты обстряпал это дельце!»
Он говорил со мной насмешливо, но и одобрительно, совсем как Чиффа. То ли эти двое были похожи, то ли я сам был таков, что опытный, могущественный человек не мог реагировать на меня иначе. В любом случае, меня это изрядно бесило – в те редкие моменты, когда я не давал себе труд помнить, что на самом деле мне все равно.
«Я раньше сам думал, что все дело в избытке силы. Но теперь понимаю, что это не совсем так. Когда я выпил воду из Орденских аквариумов, я просто окончательно утратил контроль, – сказал я. – В остальном все осталось, как прежде. Думаю, я таким и родился».
«Никто не рождается безумным. Это Сердце Мира сводит нас с ума. Кого-то раньше, кого-то позже. Восприимчивый, чуткий к магии человек не может сохранить здесь рассудок. Никчемный тупица – да, пожалуй. Если, конечно, считать это убожество рассудком».
Беседа становилась все увлекательней. Я уже не слишком огорчался, что не могу вот так сразу добиться своего и заставить Лойсо ввязаться в драку. Уж больно интересные вещи он рассказывает. Но тут удовольствие и закончилось.
«У меня тут внезапно наметились кое-какие дела, – внезапно сказал Лойсо. – Потом как-нибудь продолжим разговор. Расскажу тебе, как я сам сошел с ума. И, может быть, подскажу, как с этим можно справиться. Сперва научить уму-разуму, и только потом убить – это будет одно из самых бессмысленных, а потому прекрасных деяний моей жизни. Но на порцию моей крови все же не рассчитывай. Так далеко мое великодушие не зайдет. И свои Перчатки Смерти можешь пока снимать перед сном. Я за тобой не приду. Не сейчас».
Дав, таким образом, понять, что затея моя провалилась, сюрприза не будет, потому что мое тайное оружие является таковым лишь для несведущих обывателей, Лойсо исчез. А я остался лежать на спине дурак дураком. Подумал, что надо бы связаться с Чиффой и сказать, что ничего у нас не выйдет. Но потом решил, что это всегда успеется. Во-первых, вполне возможно, что именно теперь Лойсо и заявится за моей головой. Когда противник советует тебе расслабиться, самое время быть начеку. И тот факт, что Лойсо знает о моих перчатках, вряд ли помешает им его испепелить – при условии, что я успею поднять руку. А я наверняка успею.
Но Лойсо Пондохва не пришел за моей головой. Ни в ту ночь, ни на следующую, ни в середине лета. Мне очень не нравилось сидеть, сложа руки, но я ничего не мог сделать, кроме как регулярно посылать ему зов. «Да-да, конечно. Ты по-прежнему хочешь меня убить и напиться моей крови, я в курсе, – говорил Лойсо. – Но, видишь ли, именно сейчас я очень занят. Поэтому наберись терпения». Ничего иного я от него добиться не мог.
Терпения мне было не занимать, и оно мне пригодилось. Следующий наш разговор состоялся только в начале осени.
Лойсо снова прислал мне зов ночью, когда я сидел в саду, усмирял себя размеренным дыханием и смотрел на звезды. Иных занятий у меня в ту пору не было.
«Так вот, – сказал он так, будто с момента нашей доверительной беседы прошло минут пять. – Я обещал рассказать тебе, как свихнулся. Моя история в каком-то смысле ничем не лучше твоей эпопеи с Орденскими аквариумами. Пожалуй, даже еще более дурацкая. Однажды – в ту пору я был юным, вдохновенным студентом Высокой Школы Холоми, лучшим на своем курсе, то есть самым блистательным и беззаботным молодым болваном, какого только можно вообразить – я задремал над книгой в своей спальне, и мне при