няют информацию исключительно ради удовольствия ее искажать, и это, конечно, очень мешает в моей работе.
Одним словом, Тари представлялся мне сейчас идеальным сотрапезником, беседа с которым искупала все ужасы предстоящего обеда. Я, видите ли, привык есть в заведениях вроде «Сытого скелета» исключительно в обмен на полезные сведения, и если бы не эта встреча, чувствовал бы себя довольно глупо: хотел досадить Хумхе, а наказал почему-то себя.
Тари сразу понял, что я не прочь поболтать, в смысле, готов слушать, и тут же перебрался за мой стол. О моих делах он даже спрашивать не стал – то ли из чувства такта, то ли, как это часто случается с записными сплетниками, считал, что знает обо мне куда больше, чем я могу рассказать. Но скорее всего ему просто не терпелось сообщить последние новости о наших бывших сослуживцах: один умер, причем, говорят, от проклятия, наложенного еще в Смутные Времена, а что ж, и так бывает, у другого родилась дочка; бывший курьер, да-да, тот самый одноглазый мальчишка, с отличием окончил Высокую Школу и теперь пишет для «Королевского голоса», а наша Тилли Шлапп наняла корабль и уже совершила несколько рейсов в Ташер, возит оттуда пряности, горя не знает, дом на Левом берегу купила вот буквально только что, летом – большущий, с садом. Интересно, с укумбийскими пиратами она договорилась, или талисманов хороших раздобыла, или ей просто везет?..
Я слушал, кивал в нужных местах, одобрительно или печально – по обстоятельствам. Обед, кстати, был не так уж плох, зря я все-таки не верил в здешнего повара. До совершенства ему далеко, но растет на глазах, молодец.
– А леди Брину помнишь? – спрашивал тем временем Тари. – Ей, бедной, сейчас несладко приходится.
– Почему несладко? – удивился я. – Как такое может быть? Совсем на нее не похоже. Даже не верится.
Дело в том, что я очень хорошо помнил Брину Клайвис. Такую поди забудь. Красотка, умница редкостная, храбрая, как дюжина подвыпивших младших Магистров, только, в отличие от них, глупостей никогда не делала. Одна из лучших моих офицеров, работала – как в куклы играла, до сих пор приятно вспоминать. Сотофа Ханемер на Брину заглядывалась – в том смысле, в каком она всегда заглядывается на способных девочек: дескать, как славно было бы забрать ее в ученицы. Но Брина всегда полагала магию инструментом, а не целью, и уж никак не делом своей жизни, хотя могла бы далеко пойти – я, конечно, не Сотофа, но хорошую ведьму сразу видно, великой мудрости тут не надо. Однако о поступлении в Орден Семилистника не могло быть и речи, тем более что в конце Смутных Времен Брина по уши влюбилась в какого-то мальчика из Куманского Халифата, не то купца, не то простого моряка; едва дождавшись окончания войны, выскочила за него замуж и была такова – в смысле вышла в отставку. Я знал, что они остались в Ехо, несколько раз видел их в Старом Городе – ребята были похожи скорее на влюбленных студентов, чем на супругов, живущих вместе не первый год, – но специально делами Брины не интересовался. Жива, здорова, довольна – и хвала Магистрам.
– У нее муж заболел, – сказал Тари. – И, кажется, дело плохо. Не то Искру утратил, не то просто симптомы похожи, знахари один за другим к ним ходят, никто ничего не понимает и сделать не может.
– Плохо дело, – я покачал головой. – Надо бы ее навестить. Конечно, от меня в таких делах толку мало, но я могу попросить Абилата…
– В смысле, молодого Королевского знахаря? – изумился Тари. – А так можно? В смысле Король разрешает ему лечить простых горожан?
– Насколько я знаю, Абилат особо и не спрашивает. Лечит, кого сочтет нужным. Ну, положим, если он вдруг срочно понадобится Королю, тогда, конечно, все прочие дела придется бросить. Но молодой Гуриг, хвала Магистрам, болеть не приучен. И придворным своим не велит. Во всяком случае, жаловаться на здоровье теперь считается при Дворе плохим тоном. А знахарю без работы оставаться нельзя. Так что он только рад будет, если я попрошу.
– Мне в голову не приходило, что так можно. А то бы я тебе давно зов послал. Ну, в смысле, сразу, как узнал. Он, вроде, уже полдюжины дней болеет или даже больше…
– Тогда так, – сказал я. – Вот тебе дюжина горстей, заплати за мой обед, а я побежал. Куда еще откладывать. Где они живут?
– На улице Красных Крыш, в Новом Городе. Причем у их дома крыша не красная, а знаешь, такая пестрая, как перья ташерской индюшки, в общем, перепутать невозможно. Очень удобно, когда первый раз к ним в гости идешь.
– Узнаю руку Брины, – невольно улыбнулся я. – Любит она выпендриваться – так чтобы с пользой для дела.
С Хумхой я столкнулся уже в дверях. Он, надо думать, сперва обижался на сыновнюю неблагодарность, сидя дома, а потом смекнул, что гораздо интереснее будет страдать у меня на глазах. Впрочем, «на глазах» в данном случае не совсем точно сказано, до вечера было еще далеко, так что отец оставался невидимым, поэтому я сперва в него шагнул и только потом понял, что случилось. Отпрянул тут же, конечно, – очень уж неприятно соприкасаться с призраком. Не могу сказать, что именно мне так не понравилось, потому что это не больно, не мокро, не холодно, не горячо – то есть можно долго перечислять, на какие неприятные ощущения это не похоже, а что толку, все равно объяснить не получится. И, по правде сказать, я бы предпочел до сих пор не знать, как оно бывает.
Но я быстро взял себя в руки. Нельзя было допустить, чтобы Хумха меня задержал. Поэтому я сразу сказал, торопливо и твердо:
– Прости, я очень спешу, у меня неотложное дело. Можешь идти за мной, можешь подождать дома, пока я вернусь, вообще делай что хочешь, хоть с дворецким моим ругайся, а если непременно нужно со мной, придется подождать до вечера.
Выпалив все это, я аккуратно обошел место, где, по моим расчетам, мог находиться призрак, и направился к дому, вернее, к мосту, где на специальной площадке у въезда обычно стоит мой амобилер. Я им почти не пользуюсь, но в Новый Город пешком ходить – нашли дурака.
– Надеюсь, ты передумал есть этот омерзительный суп с голубым салом? – скорбно спросил призрак откуда-то сверху.
– Не передумал. Просто я его очень быстро съел, – мстительно сказал я. – Одним глотком, как горькую микстуру, чтобы не мучиться.
– Можно подумать, я когда-то поил тебя горькими микстурами! – оскорбился отец.
– Ты – нет. Но в Ордене пришлось пару раз хлебнуть. По-моему, тамошние знахари специально портили вкус лекарств, чтобы послушникам жизнь медом не казалась.
– Наверняка так оно и есть, – подхватил призрак. – Очень на них похоже. Заметь, я никогда не хотел отдавать тебя в Орден Семилистника! Ты сам просился.
– Это так, – миролюбиво согласился я. – Сам просился и сам оттуда ушел, когда надоело. Все сам. А теперь извини, мне надо побеседовать с одним человеком.
Хумха что-то еще говорил, но я его уже не слышал. В моем случае пропускать чьи бы то ни было слова мимо ушей – это, можно сказать, подвиг. Наоборот куда как проще. Слышать все, что говорят мне, при мне и даже втайне от меня – мой врожденный талант, развитый к тому же столетиями упорной работы. Но когда действительно надо, многое становится возможным.
Я сосредоточился и послал зов Абилату Парасу, главному Королевскому знахарю, чье имя некоторые суеверные горожане используют вместо пилюль – твердят вслух, пока не полегчает; самое поразительное, что некоторые от этого действительно выздоравливают, такова сила самовнушения. Когда Джуффин из каких-то неведомых мне соображений привез этого парнишку из Гажина, мы все сперва решили, что это наш будущий коллега, и, конечно, много с ним возились. К тому времени как выяснилось, что Абилат вовсе не собирается поступать в Тайный Сыск, а готовится к сдаче экстерна на знахарском отделении Королевской Высокой Школы, он успел стать для всех нас чем-то вроде любимого, рано осиротевшего племянника. Я лично подыскал ему первую квартиру в Старом Городе, недорогую и удобную, а потом водил по столичным трактирам, показывал, где можно прилично пожрать за небольшие, в сущности, деньги. Разумеется, после того как Абилат сделал фантастическую, на мой взгляд, карьеру при Дворе, мы почти перестали видеться, но это ничего не меняло. Дружба не измеряется числом совместных обедов; я всегда ценил людей, которые это понимают. Хотя обеды дружбе, безусловно, не вредят, кто бы спорил.
Впрочем, для того чтобы подсунуть Абилату нового пациента, дружить с ним вовсе не требуется, достаточно просто послать зов и рассказать, что в столице обнаружился больной, которого никто не может вылечить. Абилат всегда с радостью хватается за все непростые случаи, готов возиться с умирающими сутки напролет, даже когда сам не верит в благополучный исход; думаю, от полного истощения его спасает только звание Главного Королевского Знахаря – люди просто не решаются обратиться к нему за помощью. Думают, не положено.
Вот и теперь, выслушав меня, Абилат очень рассердился, что его не позвали раньше. Ладно, положим, сам больной и его жена имели полное право растеряться, но коллеги, все те знахари, которых приглашали в дом, – почему никто не удосужился посоветоваться? Неужели личное самолюбие может быть важнее, чем благополучие пациента?! Поэтому в ходе переговоров я услышал такое количество бранных слов в адрес столичных знахарей – полгода в порт можно не ходить, ничего нового я там уже не услышу. Я вообще не подозревал, что мальчик знает все эти ругательства; впрочем, при Королевском дворе еще и не такому научат.
В итоге мы с Абилатом договорились встретиться в доме Брины; по моим прикидкам, мы должны были добраться туда почти одновременно. Практической нужды в моем присутствии теперь не было, но я решил воспользоваться случаем и навестить бывшую коллегу. Утешать скорбящих – не мое призвание, но когда речь идет о старых сослуживцах, это совсем иное дело. Встречаясь, мы одним своим видом напоминаем друг другу об очень трудных временах, когда нам хватило силы и стойкости не просто уцелеть, но повернуть все по-своему и стать победителями, а такие вещи о себе лучше не забывать вовсе или хоть вспоминать почаще, особенно когда трудные времена возвращаются – теперь для тебя одного.