Просто поднял руку и помахал, подзывая лестницу из моих детских снов – ту самую, по которой можно удрать откуда угодно. Зачем еще что-то выдумывать? А когда ухватился за нижнюю ступеньку, решил: пусть, пока я лезу, небо будет зеленым, а внизу пусть плещет оранжевое море. Как будто я все еще немножко ветер. Как будто свежий морской ветер, набросившийся на мою лестницу, как на желанную новую игрушку, все еще немножко я. Как будто мы с ним – одно.
Я лез вверх, смеясь от горя и плача от счастья. Я знал, что так хорошо, как здесь, мне не будет нигде и никогда. Я знал, что мне везде будет хорошо – просто как-нибудь по-другому. Я знал, что весь мир теперь мой, а я – его. И так было всегда, мало ли что я не понимал.
– Эй! – крикнул я, повинуясь внезапной потребности поблагодарить главного виновника моих приключений. – Датчух Вахурмах, спасибо тебе за шапку! Это был отличный сон. Самый лучший в моей жизни.
И, вспомнив обстоятельства, предшествующие моему погружению в Вечный Сон, добавил:
– Только я так и не понял, почему ты заступился за меня перед Сонным Стражем. Какой от меня здесь толк?
Никто не ответил, только ветер, раскачивавший мою лестницу, как качели, внезапно утих.
«Я надеялся, ты научишь меня развлекаться. Но ничего из этой затеи не вышло. Ветром я уже был, и не раз, а все остальное вообще не заслуживает внимания», – подумал я.
И только потом понял, что это не мои мысли, а ответ. Сказал:
– Ну извини, пожалуйста.
И полез дальше, досадуя, что оказался таким занудой. Даже засомневался было – а может, задержаться еще ненадолго в этом сне, сочинить что-нибудь по-настоящему интересное для его создателя? Но, хвала Магистрам, быстро сообразил, к чему это приведет.
Совсем примитивная ловушка. И ведь могла сработать!
Лез я, надо сказать, очень долго. Сперва полагал, это нормально, сон-то небось глубокий, как пропасть, и, похоже, не только в переносном смысле. Немудрено, что так долго приходится выбираться. Наконец обнаружил, что руки у меня уже не просто устали и болят, а практически не действуют, да и ноги чувствуют себя ненамного лучше. А ярко-оранжевое море, похоже, все так же близко, как было в самом начале, а небо по-прежнему далеко. Кажется, я просто застрял.
И знали бы вы, как я тогда на себя рассердился.
Вообще-то я очень редко сержусь. И рад бы чаще, да не получается. Но если все-таки удается разозлиться, это, как ни странно, обычно идет мне на пользу. Особенно когда злость обращена на себя.
– Сам виноват, – сказал я вслух. Иногда с собой приходится говорить, как с посторонним человеком, чтобы лучше дошло. – Просто недостаточно сильно хочешь проснуться. Но и спать дальше – тоже не очень. Вот и болтайся теперь, как дурак, пока не решишь, куда тебе все-таки надо – вверх или вниз, дырку над тобой в небе!
Это проклятие, которое соседские мальчишки с наслаждением выкрикивали по любому поводу, с детства казалось мне очень смешным. А мама его никогда не употребляла и мне не велела, говорила, что с ругательствами, произошедшими от давно забытых старинных заклинаний, не стоит шутить. «Не ровен час, в них проснется былая сила, и что вы все тогда будете делать?» – строго спрашивала она. Мне в ту пору ужасно хотелось, чтобы мама оказалась права. Стоило вообразить, как над всеми, кого хоть когда-нибудь обругали, в небе одна за другой появляются дырки, а из дырок начинает литься космос, густой, как шоколад, и звезды валятся на головы, как клецки из супа, сразу хотелось ругаться, не умолкая, чтобы приблизить этот прекрасный момент.
И вот все сбылось. Правда, для одного меня.
В изумрудно-зеленом небе образовалась изрядных размеров дыра, и космос пролился на мою голову, только он оказался совсем не густой. Жидкий, холодный и почти безвкусный, как дождевая вода.
Это и была просто вода.
Еси Кудеси потом утверждал, будто ему пришлось вылить на меня добрую дюжину ведер воды. А ведь ее еще и натаскать сперва надо – немалый труд. «Какое счастье, что тебе хватило ума проснуться у меня во дворе, а не в той пещере, где заснул и шапку оставил, – повторял он. – Туда я и с пустыми руками с трудом заберусь».
Пока он тараторил, я лежал на спине, мокрый до нитки, наслаждался теплом солнечных лучей, звуками человеческой речи и даже острым камешком, коловшим мне бок, без него было бы непросто вот так сразу почувствовать себя совершенно живым. Но камешек здорово ускорил процесс воскрешения.
«Я – нюхач Нумминорих Кута из Ехо», – вспомнил я. И еще какое-то время добросовестно собирал подробности своей жизни. Был вполне удовлетворен результатом, но ликовать не спешил. Никаких доказательств, что я действительно проснулся, все равно не было. То есть были, конечно, просто они перестали казаться мне достаточно надежными. И я начал понимать, что теперь так будет всегда.
С другой стороны, таких доказательств у меня не было и прежде. И ни у кого из людей их нет. Теперь ясно, почему в Мире регулярно появляются философы, готовые не только провозгласить человеческую жизнь пустым сном, но и вызвать на бой всякого, кто осмелится возразить. Для создания подобной концепции даже в Вечный Сон уходить не обязательно, достаточно один раз всерьез задуматься – и прощай, надежная почва под ногами. Навек.
Ну, значит, буду жить теперь без нее. Даже интересно, как у меня получится.
– Кегги Клегги объявилась? – наконец спросил я.
– Ну а как ты думаешь? На следующий же день после игры, которую ты чуть было не испортил. Я сперва не знал, куда от нее деваться! Такая была кроткая барышня, когда учиться приехала, послушная и восторженная, я нарадоваться не мог… А проснулась злющая мегера, полдома мне разнесла, даже прадед ее поначалу утихомирить не мог. Потом кое-как образумил, даже порядок заставил навести. Они пока у меня живут, тебя дожидаются. Беспокоятся очень, говорят, слишком уж долго тебя нет. А я им – с каких это пор сорок дней стало «долго»? Вот через год можно было начинать за тебя тревожиться. Или, наоборот, порадоваться, что нашел свое место в Вечном Сне и решил послать нас подальше… Сейчас они гулять пошли, но до заката обязательно вернутся. Старик молодец, понимает, что его в темноте слишком уж хорошо видно, и старается людей без особой нужды не пугать.
– Погоди, так они оба у тебя живут? – изумился я. – В смысле призрак тоже? Ты же их на дух не переносишь.
– Ну, когда выясняется, что лучший друг деда и кумир твоей собственной юности стал после смерти призраком, поневоле приходится пересмотреть свое отношение, – почти сердито сказал Еси Кудеси. – Хоть и не понимаю я такого подхода! Вроде бы умер человек, а вроде и нет. Смерть – не то дело, которое можно делать наполовину. С другой стороны, тут каждый сам для себя решает, и не мне судить… Ты-то как себя чувствуешь? Сможешь встать?
Вместо ответа я попробовал. И кое-как сел. Все было неплохо, только голова кружилась. Ну и руки-ноги ватные, как не свои. Но по крайней мере ничего не болело, даже ладони, которые я, как казалось, в кровь стер, карабкаясь вверх.
Спросил:
– А чего я дохлый такой? Это вообще нормально – так просыпаться? Потому что после Вечного Сна?
– Это совершенно нормально, – заверил меня Еси Кудеси. – Но не после Вечного Сна, а когда человек просыпается не там, где заснул. Иными словами, использует сновидение для перемещений наяву. Некоторые вообще сутками потом лежат, не двигаясь. И даже без сознания. Хорошо, что я был рядом, водой тебя полил. Вода очень помогает.
Я кивнул, полностью удовлетворенный. Если нормально, можно и потерпеть.
– Переодеться бы тебе, – сказал Еси Кудеси. – А потом съесть что-нибудь. Давай помогу.
Полчаса спустя я лежал на кухонной лавке, временно переоборудованной под кушетку. В правой руке держал козлиную кость, снабженную великолепным куском сочного мяса, в левой – глиняную чашу, наполненную алым ягодным сидром, пригубив который я почувствовал в себе достаточно сил, чтобы послать зов начальству.
Я был краток. Сказал: «Только что проснулся. Похоже, все получилось. Кегги Клегги, правда, где-то гуляет с прадедом, когда увижу ее собственными глазами, отчитаюсь еще раз. Чтобы уж наверняка».
«Да не обязательно, – успокоил меня шеф. – Она с королем теперь каждый день беседует, как и обещала. Его Величество по этому поводу только что не пляшет. Хотя кто его знает, может, и пляшет, просто не при мне. Думаю, в этом году тебя ждет невиданно щедрая королевская награда. Понимаю, тебе сейчас все равно. Но знаешь что? Через несколько дней ты уже будешь способен ей обрадоваться. И еще куче разных вещей».
«Конечно, – согласился я. – Обрадуюсь, куда денусь. Только вряд ли когда-нибудь снова буду уверен, что это происходит наяву. Впрочем, хорошие сны, безусловно, лучше кошмаров. А королевская награда – определенно, хороший сон».
«Одно удовольствие с тобой разговаривать, сэр Нумминорих, – заключил шеф. – Жду не дождусь, когда увижу тебя живьем. Духоподъемное должно быть зрелище».
«Это означает, что возвращаться надо как можно скорее, кратчайшим путем? – сообразил я. – Жалко. Я-то хотел в обход, через Тарун, очень уж люблю эту страну. Ну да ладно, в следующий раз».
«Приятно иметь дело с человеком, который понимает тебя с полуслова. За это могу дать тебе медицинскую консультацию, как опытный знахарь желторотому практиканту. Если ты скажешь, будто так ослаб, что шагу пока сделать не можешь, это будет звучать довольно правдоподобно. Даже я поверю. И буду продолжать верить примерно в течение дюжины дней. Но если ты и потом не пустишься в обратный путь, я утрачу терпение. И, чего доброго, встану на Темный Путь, чтобы самолично произвести осмотр и надрать пациенту уши. Но дюжину дней смело можешь гулять. Заслужил».
«И это тоже хороший сон, – сказал я. – Совершенно точно не кошмар».
Но если вы думаете, будто утрата возможности считать хоть что-нибудь явью сделала меня мудрецом, глубоко равнодушным к течению событий, вы глубоко ошибаетесь. По крайней мере возвращения Кегги Клегги с прогулки я ждал с содроганием. Все-таки я силой вытурил леди из Вечного Сна, где ей было очень хорошо. Гора