вдоль реки Арамиль посты наблюдения, а также - все продуктовые, необходимые вещевые и оружейные запасы складировать в имеющихся транспортных средствах, дабы их можно было спешно вывезти, если ситуация будет того требовать. Одноимённая столица клана, фактически, находилась в небольшой низине, от реки Арамиль её отделял широкий взгорок "Радиоактивного леса", и если вдруг "зелёнка" одолеет её, то путь к возможному поглощению ею Эллизора будет открыт.
Когда речь зашла об имуществе и продовольствии, главный хранитель с ужасом понял, что хранилище Закона скрывает в себе километры и тонны бумаг, которые - в случае эвакуации - нужно будет спасать в первую очередь. Но где взять столько транспорта? Обдумать это Леонард тогда не успел, потому что пришла Белла. Но мысли о необходимости сохранения бумаг Закона занозой сидели в сердце.
Странно, казалось бы, столько много сейчас нужно бы обсудить с Оззи, но слова застревали комом в горле. Слишком много вокруг закрутилось драматических событий. Да, пожалуй, более или менее мирных два десятилетия эллизорских лет подошли к концу. Похоже, что надвигались бедствия не меньше "Последней мировой" и первых клановых войн. Жаль, конечно... Леонард всё же порой мечтал, что его старость будет мирной, а Эллизор ещё более стабильным... Но тут уж ничего не поделаешь: не во всём человек властен и не всегда и далеко всякий рок обходит человека стороной.
- Пап... - проговорил Оззи, прервав ход печальных мыслей Леонарда. - А что здесь делает Яков? Откуда он взялся?
- Яков? - не понял Леонард. - Какой Яков... Деорин? Так он же пропал три года назад вместе с матерью. Говорят, что видели их в Маггрейде, но у меня о них точных сведений нет...
- Отец, он был здесь! Когда я пришёл в себя, он стоял рядом и смотрел на меня в упор...
- Может, тебе показалось, сын?
Тут в палату вбежала Белла и, увидев, что Оззи пребывает в здравом уме, кинулась к нему и разрыдалась на его груди. Леонард, чтобы не мешать им, отошёл в дальний угол и, машинально, взял лежащую на подоконнике книгу, раскрыл её:
Королевская стража со мной не церемонилась. Ни моё происхождение, ни слава боевых подвигов во Святой земле не могли умерить их злобу. Не иначе как за этим стояли прямые указания свыше. В тюремном каземате я тоже был помещён в наихудшие условия: в сырой и полный крыс подвал. Первые несколько дней я пребывал в нём один, потом в него бросили моего же старого друга Соломонуса: похоже, он прошёл все круги земного ада - настолько было истерзано его тело. В довершении всего ему вырвали язык, почему, как видно, и не побоялись поместить его вместе со мной: говорить он не мог, да и рассудок его помутился. Я старался ухаживать за ним как мог и делал это с большим старанием, невзирая на полное отсутствие лекарств, масла и вина, а самое главное - надежды,что от этих забот будет хоть какая-то польза, ведь впереди его (да и меня) ожидал костёр или - в худшем случае - позорная виселица.
Наконец, меня тоже вызвали на допрос. Как я понял, моим дознавателем был каноник Филипп Жак, который, несмотря на скромное звание, был одним из особо доверенных лиц самого короля. Он сидел за небольшим столиком с чернильницей, пером и большой открытой книгой с ещё не исписанными страницами. Похоже, что он по каким-то причинам отказал себе в письмоводителе, и поэтому сам вёл протоколы допросов. Вероятно, из-за сугубой секретности дела. Правда, от экзекутора Филипп Жак отказываться не стал - тот возвышался рядом в сером балахоне без рукавов с капюшоном на голове и в легкой матерчатой маске, закрывавшей большую часть лица. Ясное дело, из желания сохранить своё инкогнито.
Я же пытался себя внутренне убедить, что меня нисколько не страшат изощрённые орудия истязаний, разложенные рядом с пыточным станком, что красовался сбоку от экзекутора. Ведь недаром же я столько лет искал могущества и, действительно, парадоксальным образом потратил на это столько времени и обычных человеческих сил, чтобы теперь испугаться обычной физической боли? Но, по правде говоря, я не ощутил в себе однозначной уверенности, что стойко перенесу все пытки, тогда как любезные мои собеседники явно знали в них толк.
Филипп Жак довольно долго молчал, рассматривая меня. Легкая ироническая улыбка бродила по его безволосому лицу: вряд ли он брился, скорее, это был какой-то недуг, который делал его совершенно лысым - безволосый череп поблескивал в свете факелов и большой жаровни в углу. Благодаря этой патологии, я не мог понять, сколько ему лет. Не то чуть более тридцати, не то - под шестьдесят.
- Что ж, дорогой мессир, - начал говорить он и я заметил, что у него неплохо сохранились зубы. Вероятно, он был все же куда моложе шестидесяти. - Не знаю как тебе, но мне очень приятно познакомиться с тобой. Пусть даже в такой вот притязательной обстановке! - И он рассмеялся. Надо сказать, довольно непринужденно. Искорки этого диавольского смеха так и прыгали в его глазах. Я старался сдерживаться и промолчал. - Ну, я понимаю, - продолжил он, - что тебе эта обстановка может показаться несколько не уютной, однако тут нет моей вины, а скорее, найдётся вина ваша, поскольку... - он сделал несколько зловещую паузу, - поскольку надо знать, с кем дружить!
- Да простит меня, ваше преосвященство, - попытался ответить я, - но мой слуга Соломонус - всего-навсего мой старый друг и слуга, который сопровождал меня в некоторых опасных походах... Но я даже понятие не имел, чем он там занимается в своём подвале...
В ответ каноник рассмеялся так, что даже когда прекратил, эхо его смеха ещё долго металось в сводчатом зале.
- Этот чернокнижник-то, ха-ха? - сказал он. - Да, этот старый чудак на редкость меня позабавил... Но и ты тоже, мессир (быстро он перешёл на "ты"!), как я посмотрю шутник! Уж не думаешь ли ты, что мы впрямь встретились здесь с тобой из-за этой достойной одной только верёвки развалины? Нет, твоя беда, что ты один из близких друзей магистра известного тебе ордена! Не будешь же ты отрицать, что не знаком с его делами?
Каноник сделал паузу, налил себе воды из старого щербатого кувшина, вытер лицо и лысину большим и ещё, как ни странно, чистым платом. Наверное, он таким образом давал мне ещё немного времени на мысленное усвоение того, что только что изрёк. Что ж, как правило, на таких должностях оказываются мастера своего дела. То есть, мастера убеждать - и не только при помощи дыбы, но и при помощи несокрушимо железной логики.
- Короче говоря, - сказал он уже без всякой улыбки или иронии. - У меня нет времени возиться тобой, мессир. Всё равно твой магистр во всём сознался и всех выдал. В том числе и тебя. Его сговор с неверными боле, чем доказан. Кроме того, он продал душу диаволу. Так что, если хочешь, можешь вместе с ним взойти на костёр. Но король благоволит к тебе и хочет оказать тебя великую милость. Тебе предстоит одна миссия. В Андалузию. Твой магистр запрятал там часть сокровищ и некоторых других ценностей. В одной из горных пещер, на границе. Ты должен доставить их королю и тогда сможешь получишь полное прощение... Если хорошо постараешься!
- Никто не любит предателей... - сказал я.
Каноник усмехнулся, однако хохотать не стал.
- Дурак! - сказал он. - Где ты видишь предательство? Мы даже не требуем от тебя показаний на твоего магистра. Все будет шито-крыто. Можем слегка тебя помучить - пара небольших ожогов тебя не убьёт, но сделает убедительной твою историю, будто ты бежал из-под нашей стражи. Чего только не бывает на этом свете, верно? Чем невероятней ложь, тем скорей тебе и твоим басням поверят, не так ли? Если вернёшься с сокровищами ордена, то получишь свою долю и полное прощение короля. А там уже сам смотри, какие истории кому рассказывать, чтобы выглядеть во всех отношениях достойным рыцарем!
Что было делать? Пришлось соглашаться. Или идти завтра же на костёр вместе с магистром, который тоже, фактически, обманул меня. Обещал великие и тайные знания, могущество в этой жизни и во сто крат воздаяние от великих посвященных в будущем... а что в результате?
- А не боитесь, что я дам дёру с сокровищами ордена? - сказал я напоследок канонику.
- Ты будешь не один, - ответил он деловито. - А потом... ты же сам сказал: предателей нигде не любят. Считай, что теперь ты состоишь на особой королевской службе... А изменников короля мы находим всегда и везде! Или ты забыл, рыцарь, что не противление воле Короля есть самое настоящее богохульство?
Глава ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
НОВАЯ ЛЮБОВЬ ГЕРОНТИЯ
"Зелёнка" изливалась пока ещё небольшим ручьём и впадала в озерцо, где егеря заповедника ужа давно разводили форель. Теперь озеро заметно парило, а на поверхности воды покачивалось множество всплывшей дохлой рыбы. Геронтий не рискнул подходить близко, взял у Гэлла бинокль и минут десять сосредоточенно рассматривал пар над водой и окрестности за озером.
-Вот так уха! Ты ж говорил, что эта дрянь остановилась? - сказал он, возвращая бинокль своем спутнику.
- Тогда, было дело, остановилась, - ответил Гэлл. - А потом, как видишь, опять попёрла. Никто же за ней не следил, как она там себя чувствует, и она позволения ни у кого не спрашивала. Да у нас и наблюдательных постов в зонах нет...
- А зря! - буркнул Геронтий. - Но теперь, как я понял, эта зелень уже вылезла из зоны?
- То-то и оно... - Гэлл поднёс к глазам бинокль. - И не останавливается. За последние сутки ручеёк увеличился, это точно. Речка уже, а не ручеек... Эх, говорил же Оззи, что лучше не соваться в эти зоны! Кто бы его слушал, у всех же ума палата, железо им нужно было любой ценой!