— Пойдем на воздух?! — предложил он.
Она с удовольствием пошла, чтобы никто не видел, как она покраснела, чтобы горящие щеки охладил ночной ветер.
Охладил, конечно, да так, что стало холодно, по-настоящему зябко.
— Замерзла? — Ангел обнял ее за плечи, но не просто, чтобы согреть. Она почувствовала, как он притянул ее к себе, потер предплечье, вроде как согревая, но и лаская одновременно. Стало трудно дышать.
— Будешь? — предложил он ей сигарету. Она отрицательно помотала головой.
— Я не курю.
— Какая хорошая девочка! — усмехнулся он. — И не пьешь?
Она снова помотала головой. Ей было немного неприятно от того, что он над ней насмехается, и приятно от того, что его тяжелая рука прижимала ее к себе. Внизу живота бесновался демон, живший отдельной от нее жизнью. Хоть бы эта его треклятая сигарета не кончалась никогда!
Но она закончилась, улетела от его щелчка в ночь, упала, рассыпавшись тысячами красных искр. Ангел посмотрел на нее, улыбнулся и осторожно тронул ее губы своими. Ей показалось, что и она рассыпалась на тысячи искр, а дальше все было неважно. Она только вздрогнула, когда его ладонь забралась в вырез платья и забрала грудь, которая так и не выросла. И когда он осторожно погладил ее сосок, демон внизу взорвался горячим, и что-то жаркое потекло по бедрам. Ей было ужасно неудобно, но она боялась пошевелиться, боялась, что если она сделает хоть одно движение, то он испугается, отстранится, вытащит ладонь из выреза и не будет больше ласкать своим языком ее губы. Черт с ним, пусть горячо, пусть течет, пусть там что-то тянет и тянет — только бы он не останавливался.
«Странно, он же с мальчиками, а не с девочками!» — промелькнула мысль, но она загнала ее подальше. Какая разница, если сейчас он с ней? Какие мальчики-девочки? Поэтому она даже не сжала бедра, когда он залез ей под платье и добрался до влажных трусиков. Черт с ним, стыдно, конечно, неимоверно, но та-а-ак здорово!.. Однако на всякий случай решила прекратить это, хотя и хотелось ужасно. Взяла его руку и осторожно, но твердо, вытащила из-под платья.
— Ты что? — удивился он.
— Не надо, — тихо сказала она.
Он сел рядом, закурил новую сигарету. «Ну вот, все испортила!» — огорчилась она.
Помолчали.
— А можно тебя спросить что-то? — заговорил он первым.
— Конечно.
— Ты что, еще ни с кем?
— Нет.
— Странно.
— Да что ж тут странного?
— Не знаю. Странно.
— А можно я тоже тебя что-то спрошу? — решилась она.
— Давай.
— А как ты так? Ты же вроде, — она замялась.
— Предпочитаю однополую любовь? — неожиданно рассмеялся он.
— Ну да, — выдохнула она.
— Да нет, — спокойно сказал Ангел. — Я всех люблю. Мне и мальчики нравятся, и девочки, все равно. Почему обязательно надо выбирать?
— Но все же выбирают — или одно, или другое.
— Во-первых, не все, — рассмеялся он. — А во-вторых, пусть другие делают, что хотят. А мы с тобой будем делать то, что мы хотим, правда?
От этого «мы» заныло разом все тело. Ей захотелось, чтобы он снова прижал ее к себе, чтобы сделал что-то страшное, развратное, все равно что, но чтобы сделал с ней все, что захочет. И сама испугалась того, что подумала.
— Правда, — ответила она. Рот мгновенно пересох. Даже глотнуть было трудно, так и стоял спазм в горле. А он и правда повернулся к ней, снова поцеловал, крепко, «по-мужски», — почему-то решила она, провел рукой по платью, там, где была ее грудь.
— Хочешь поехать ко мне? У меня никого дома нет, — спросил он.
Конечно же она согласилась.
Все оказалось совсем не так, как писали в книжках и показывали в кино. Было очень больно и еще более стыдно. Особенно когда что-то огненно горячее пролилось из него ей на живот. В голове крутилась дурацкая мысль, как же она теперь будет ходить по-маленькому, если там, внизу, так ужасно жжет. Она понимала, что думает какую-то глупость, что думать-то на самом деле надо про любовь, про то, что она вытянула счастливый билет, а все девчонки оказались дуры, но думала почему-то о том, что она теперь женщина, а это смешно, потому что какая же она женщина? А он лежал рядом, смотрел в потолок и молчал.
И когда она засобиралась домой, он вышел проводить ее, и опять молчал, и от этого тоже было неловко, она боялась брякнуть что-то неправильное, неверное, от чего все рухнет, поэтому тоже молчала, и старалась крутить в голове только одно: как же она его любит. Любит ли он ее, она пыталась не думать. Наверное, любит, вон как возбудился! Если бы она была ему противна, он бы не смог ничего сделать, у мужчин же в этом плане очень разумная физиология. И этим она себя успокаивала. Но при этом упорно возвращалась к одному и тому же, заново переживая те ощущения, что испытала этой ночью. Кстати, на самом деле все оказалось далеко не так волшебно, как она себе представляла, но чего греха таить — удивительно приятно. Наслаждение усиливалось, когда она вспоминала, как это все происходило, и от того, что происходило все стыдно-престыдно, демон внизу живота снова начинал бесноваться.
Он даже не попытался назначить ей свидание. И это ее очень огорчило. Но она привычно успокаивала себя тем, что он все равно ее любит, может, тоже стесняется, тем более, что через неделю он уехал учиться в другой город, а она осталась.
Учиться она больше не хотела, ей хватило школы, да и денег надо было подкопить, а тут подвернулась хорошая работа: сначала она на велосипеде развозила по своему округу почту, а потом ее повысили и посадили на сортировку корреспонденции. Некоторые клиенты пытались с ней заигрывать, но все они были какие-то скучные, неинтересные и некрасивые. Вечерами она иногда ходила в клубы, танцевала с подружками, пару раз целовалась с симпатичными ребятами, а один раз дело чуть не дошло до главного, да она в последний момент передумала, чем очень обидела хорошего парня. Ну и Бог с ним. Просто она представила, что он будет делать все то же самое, что Ангел — и ее чуть не вырвало от одной мысли об этом. Так что если бы она согласилась, парня было бы еще жальче.
А потом приехал Ангел.
Он позвонил ей и, как ни в чем не бывало, предложил встретиться.
И через год они поженились.
Она летала над землей, все время чему-то улыбалась, сама чувствовала, что сильно поглупела, но ничего не могла с собой поделать, так ей было хорошо. И он был такой предупредительный, такой ласковый с ней. Они вместе бродили вечерами по паркам, взявшись за руки и останавливаясь, чтобы поцеловаться, а потом бежали домой, чтобы рухнуть в постель и, не обращая ни на что внимания, занимались любовью столько, сколько хотели. Когда она впервые поняла, какое наслаждение может принести мужчина, входящий в нее, когда все тело будто пронзало мелкими-мелкими иголками, когда теплая волна захлестывала от макушки до пят, когда спина непроизвольно выгибалась, когда горячие струи с нежной силой били глубоко внутрь ее тела, когда из уст вылетали хриплые непристойности — она и не представляла, что знает такие слова! — тогда, затихнув, и еще время от времени вздрагивая, целуя его теплую, родную ладонь, она смеялась над той маленькой девочкой, которая думала, что наивысшее наслаждение получают от струйки из душа. И каждый раз, проваливаясь в сон на мокрых от любовного пота простынях, она боялась, что все это может кончиться.
Ну, так оно, конечно же, и кончилось.
Все на свете кончается, и кончается неожиданно.
Она влетела после работы в квартиру, хотела крикнуть что-то веселое — и замерла. Ее любимый Ангел лежал в постели и лежал не один. В общем, не так уж и лежал. Сначала ей показалось, что он делает это с плоскогрудой тонкой девушкой, но сразу стало понятно, что это — мальчик. Совсем подросток. Маленький плачущий мальчик, которому было очень больно. А родное лицо Ангела искажала та же самая гримаса наслаждения, которая, она думала, принадлежит только ей. Значит, похолодела она, ему действительно все равно, с кем. Значит, этот маленький гаденыш доставляет ему точно такое же удовольствие, как и она. И эта ужасная истина оказалась настолько невыносимой, что она закричала, схватила стоявшую у постели тяжеленную вазу с цветами и изо всей силы ударила ей по голове этого маленького паршивца. А потом еще раз. И еще, не переставая кричать, пока ваза не разлетелась на куски. Везде валялись переломанные цветочные стебли, вода растеклась по постельному белью, почему-то она была красной, а Ангел, вскочив, отлетел к стене.
— Ты что натворила? — пробормотал он.
«Ничего себе! Это, оказывается, я натворила! — подумала она. — Это не он тут устроил бардак, это я натворила! Сейчас как тресну его!»
Она огляделась вокруг, ища, что бы еще такого тяжелого схватить, чтобы ударить его, сделать ему больно, прекрасно понимая, что так больно, как он сделал ей, она ему сделать не сможет.
— Ты что натворила?! — повторял он, сползая по стене на корточки, обхватив голову руками. — Ты что натворила?!
«Странно, а почему мальчик молчит? Не кричит, не убегает», — наконец сообразила она.
Мальчик лежал на постели, тоненький подросток с узкими бедрами. Только вместо головы у него был какой-то красный блин.
— Ты что натворила?! — выл Ангел, раскачиваясь на корточках. — Ты что натворила?!
«Подожди, — остановила она сама себя. — Это что же, я его покалечила, что ли?»
Она присмотрелась к любовнику своего Ангела. И еще до того, как осознала, что произошло, стало ясно, что жизнь ее в эту секунду закончилась. Если бы еще любимый так страшно не выл!
— Помолчи! — неожиданно для самой себя грубо крикнула она. И он замолчал, испуганно глядя на нее своими огромными глазищами с махровыми ресницами. У нее защемило внутри, как всегда, когда он смотрел на нее. «Надо бы извиниться», — подумала она, но тут же сообразила, как это унизительно будет выглядеть.
— Что будем делать теперь? — спросила тихо.
Он помотал головой.
— Не знаю.
У нее сильно болело внутри. Она не понимала, что болит, просто болело.