Но как ни оттягивай и ни приближай, а время пришло.
Этим утром завтракать никто не пошел, собрались в гостиной, мрачно молчали. А о чем было говорить? Томительно тянулась тишина, редко всхлипывала Оранжевая, и все как-то разом вздрогнули, когда из динамиков послышался бодрый голос господина инструктора:
— Доброе утро, господа! Очередной отборочный тур! Кому-то сегодня не повезет, зато остальным повезет очень и очень сильно — еще целая неделя жизни! Вечность, не правда ли?
— А можно без издевательств? — резко перебил его Желтый. — Лично я ни на какие кнопки жать больше не собираюсь и призываю своих товарищей сделать то же самое. Выбирайте сами, делайте, что хотите, стреляйте, но я в этом больше не участвую.
— Но вы же подписали договор об участии в эксперименте! Как же вы может его нарушить?!
— А что вы со мной сделаете? — Желтый напрягся. Напряглись и остальные.
— Ну, господа, вы меня удивляете и разочаровываете. Я-то думал, что, несмотря ни на что, имею дело с разумными людьми, а они все капризничают, чисто дети. Я же вас предупреждал: наступила эпоха коллективной ответственности.
Неожиданно стало тихо. Исчезло привычное гудение. „Кондиционер отключил, сволочь“, — сообразил Сергей.
— С этого момента я прекращаю подачу воздуха до того момента, пока не будут нажаты все, вы слышите? Все кнопки. То есть, или в эксперименте принимают участие все, или вы сейчас все прямо тут и отдадите концы. Воду я тоже отключаю. Пища больше поставляться не будет. Можете питаться остатками алкоголя, если вас это утешит, а вот ни чай, ни кофе приготовить уже не удастся. И если господин Желтый взял на себя такую ответственность, то все претензии с этого момента — к нему. Может, он желает понаблюдать, как у нашей яростной фурии госпожи Красной от нехватки воздуха полопаются глазные яблоки? Кто ж его осудит? Ну, кроме вас, натурально. Так что я с вами прощаюсь. Вам, дорогие мои, нужно выбрать одно из двух: или сдохнуть тут всем от жажды, духоты и голода, или продолжить участие в эксперименте.
Красный посмотрел на Желтого, на Сергея, встал и, не говоря ни слова, пошел в „голосовалку“.
— Вот и славно, — пропела неожиданно веселая Красная. — И мы с Апельсинчиком пойдем, да? Желтенький, ты же нас не будешь задерживать? Это же некрасиво, правда?
И тоже отправилась нажимать кнопки.
„Забавно будет, если она нажмет оранжевую!“, — усмехнулся Сергей. Он посмотрел на мисс Блю. Та едва заметно кивнула ему и тоже пошла в сторону голосовалки.
— Пойдем, Желтый, ты же видишь: бесполезняк! — Голубой хлопнул Желтого по плечу. — Глядишь, повезет, и нас с тобой быстро и безболезненно пристрелят.
И Желтый, не глядя ни на кого, поплелся вслед за ним. „Жалко его, хороший мужик, — думал Сергей, вставая вслед за ними. — Вот только зачем пытается сопротивляться открыто? Не получится же, у них все козыри на руках. Тут надо найти какую-то хитрость, а пока не нашли — что поделать? Придется подчиняться“.
И опять все тот же проклятый вопрос: на какую кнопку нажать? Ну, то, что не на голубую, это понятно. А на какую? Всех жалко, но ведь выхода-то нет.
— Значит так, — громко зашептал Желтый. — Каждый нажимает на свой цвет, так ни одна кнопка не будет нажата дважды, следовательно, у них не будет выбора, понятно?
— Не советую, — весело загрохотал динамик. — Дверь заблокирована, воздуха у вас тут совсем немножко, буквально чуть-чуть. А разблокировать дверь можно только одним-единственным способом: нажать на какой-то цвет дважды, что непременно произойдет, если господин Желтый не будет умничать и продолжать безуспешно пытаться найти выход из безвыходной ситуации. Даже обидно, друзья мои, что вы нас за таких дураков держите! Так что — звонок, время пошло.
И сразу зазвенело.
Сергей зажмурился, внутри заныла пустота, он, не глядя, ткнул в первую попавшуюся кнопку — то ли желтую, то ли оранжевую, он не стал разглядывать, какая разница? — и сжался, ожидая выстрела.
И хотя он его и ждал, выстрел прозвучал неожиданно, до того неожиданно, что Сергея пронзило горячим током от макушки до пят.
„Если я слышал выстрел — значит, это не в меня?“ — подумал он и подивился способности логически размышлять в этой ситуации. Только глаза открыть все равно боялся. Он совсем не хотел знать, кто стал жертвой на этот раз, но понимал, что убежать от этого знания не удастся. Раздался шум заработавшего кондиционера.
— Ну, вот и всё, видите как просто? — вопросил господин инструктор. — А скоро привыкнете, так вся эта ваша так называемая заповедь вообще ерундой будет казаться.
Послышались чьи-то всхлипы.
Сергей наконец решился и открыл глаза. На полу лицом вверх лежал Красный. Присев на корточки в углу, трясся Оранжевый. Голубой с Желтым стояли и молча смотрели на труп красавца-мачо.
— Все, хватит, не трясись. — Голубой, вздохнув, взял юношу за шиворот и поставил на ноги. — Пойдем, посмотрим, что там у женщин.
По брюкам Оранжевого расплывалось мокрое пятно.
— Обоссался? — участливо поинтересовался бывший киллер, открывая дверь. — Ничего страшного, бывает. Успокойся уже, это не тебя застрелили. И выходи, давай, им прибрать надо.
Как ни странно, женщины не выли, не рыдали, отупело и машинально совершали какие-то действия, видно, чтобы хоть чем-то себя занять. Сергей сразу нашел глазами мисс Блю, бледную и отрешенную. Отпустило. „Слава Богу!“. Дрожащими руками наливала себе полный стакан Желтая. Зеленая сидела на диване, обхватив голову руками и раскачивалась. Красная кусала губы, отвернувшись от подруг. Не было Оранжевой.
— Что ж ты, Апельсинчик, обмочился-то? — хрипло спросила Красная. — Да ладно, не реви, — она увидела, как задрожали у него губы. — Пойдем-ка лучше я тебя вымою.
Она взяла парня за плечи и потащила в ванную.
— Самое время, — продолжая раскачиваться, бормотала Зеленая. — Самое время, самое время трахаться, а мне с кем теперь? А ей — самое время. Ей всегда самое время.
— Ладно, не ной, — оборвала ее мисс Блю. — Ты свое по любому возьмешь.
— Сука, — бесстрастно повторяла Зеленая. — Какая же ты сука.
„Целая неделя впереди. И вправду — вечность. Господи, а этот господин инструктор был прав“. Мисс Блю подошла к нему и обняла. По вздрагивающим плечам он понял, что она плачет, и плачет беззвучно, чтобы никто не видел. Так он и стоял, прижав ее к себе крепко-крепко, не надо, чтобы кто-то знал, что она плачет. Стоял и думал: „Целая неделя жизни! Целая неделя!“.
В эту ночь все в доме перемешалось. Больше никто ни от кого не скрывался, Зеленая решительно увела Голубого, так что у Желтых, собственно, и выбора не осталось. Разбрелись по спальням, Сергей и мисс Блю остались в женской, там же обосновались и Желтые. Остальные ушли в мужскую. Стесняться было нечего. Один черт через неделю будут складываться новые пары, а отказывать себе в эти последние для всех дни было бы глупо.
Хочешь — не хочешь, а Сергей прислушивался к звукам, доносящимся со стороны Желтых. „Интересно, как ей, после такой сумасшедшей любви-то? Но, с другой стороны, зачем ей сейчас хранить верность мертвому? Пока живая — надо жить“. Но хоть и все равно, а подслушивать было как-то стыдно. Сергей вылез из постели и отправился в гостиную выпить. Через какое-то время к нему присоединился Желтый.
— Ну, как? — спросил Сергей. Надо же было что-то спросить.
— Плачет, — коротко ответил тот, наливая себе полный пластиковый стакан желтого дешевого виски. — Понятно, что плачет. Ей сейчас плохо. И хочет — и не может. Беда.
Они выпили.
— Знаешь, что она меня попросила?
— Что? — Сергею совсем не хотелось лезть в чужую жизнь, но что он должен был ответить?
— Чтобы в следующую субботу я нажал желтую кнопку. И с тобой просила поговорить. И с другими. Все, говорит, не могу больше.
— Чего не может? — раздался веселый голос: Красная выпорхнула из мужской спальни и направилась к ним. — Так, кто у нас чего не может, кому помочь?
— Да ладно тебе, — оборвал Желтый. — Иди вон, своего Оранжевого ублажай.
— Да я-то бы с удовольствием! — вздохнула девушка. — Но у Апельсинчика сильный стресс, понимаете? Последнее, что ему сейчас надо — это секс. А мне, мальчики, это как раз первое, что надо. Может, пойдем, а? Давайте втроем? Глядишь, и Апельсинчик встрепенется. Молоденькие мальчики они такие!
Красная картинно облизнулась.
— Да нет, знаешь, у нас, в общем-то, тоже стресс. У каждого свой.
— Да ладно вам! Вон Зелененький глаз со своей Голубенькой не сводит, с ним-то мне все понятно. А ты-то, Желтенький? Я знаешь, какая… веселая? — она подмигнула.
— Догадываюсь, — мрачно ответил Желтый.
— Ни о чем ты, дружок, не догадываешься.
КРАСНАЯ
Руки у доктора были холодные и жесткие. Он вертел ее, больно прижимал кругляш фонендоскопа к груди и спине, ей казалось, что аж ребра прогибаются. Заставлял задерживать дыхание, а потом, наоборот, дышать глубоко. От этого неприятно кружилась голова. А когда он стальной лопаткой залез ей в рот, да еще и нажал там внутри, она задохнулась, сильно закашлялась, и ее чуть не вырвало.
Произведя свои противные манипуляции, доктор сел за стол, что-то написал на листочке, вырванном из блокнотика, протянул матери.
— Здорова ваша девочка как бык! — сказал он. — Пусть брому попьет, успокоится. Это все нервное.
Мать схватила ее за руку и потащила из кабинета. Ей хотелось спуститься с лестницы на одной ножке, но мать не дала — надо было успеть в аптеку до перерыва. Мать шагала широко, думала о чем-то своем, невпопад отвечая на вопросы дочери, которая плелась сзади, не поспевая.
Мать очень волновали странные припадки ярости, которые время от времени случались с ее ангелочком семи лет от роду. А на девочку оборачивались на улице прохожие. И как не обернуться, уж больно хороша была — белокурые локоны густых волос, огромные голубые глазенки, приветливая улыбка на по-взрослому припухлых губках. И никто из них не знал, как страшен бывает этот ангелочек, когда глаза его затягивает белесой пленкой, когда губы вытягиваются в тонкую ниточку и маленький гаденыш бросается на кого ни попадя, стараясь ударить посильнее, да побольнее, и ведь знает, куда бить, паразитка!