А на следующий день ее на ту же картину позвал Заур. Она внутренне вся исхихикалась — то никого, а то сразу два ухажера. И каких! Любо-дорого посмотреть! Пошла и с Зауром — а что, забавно. В темноте он тоже взял ее за руку, но оказался намного решительнее своего соперника. Через пару минут они уже взахлеб целовались, а потом он ласкал ее грудь под кофточкой, и от этого сладко ныло внутри.
Еле высидела до конца сеанса, но когда они, красные, разгоряченные, вышли из кинозала на улицу, все мгновенно прошло. Только что она была готова прямо бежать с молодым доктором — скорей бы добраться до дома! А теперь ей стало не по себе, и она поняла, что сегодня ничего не будет.
Понял это, похоже, и Заур. Они дошли до подъезда общежития, и он спросил:
— Я поднимусь?
Но она помотала головой. Обоим было неуютно. Из окон наверняка глазел на них больничный персонал, и завтра вся клиника будет шептаться о том, что у красавца-доктора роман с контуженой медсестрой. Оно им надо?
— Не надо, — она осторожно взяла его за руку. — Не сегодня, хорошо?
Он, видимо, как-то по своему, по-медицински понял эту фразу, потому что не стал настаивать, только кивнул, улыбнулся и сжал ее пальцы.
У себя в комнате она прямо в одежде бросилась на кровать, Полежала, уставившись в потолок, потом решительно запустила руку в трусики — надо было снять напряжение. Но вместо ожидаемого наслаждения в голове ярко вспыхнуло, она даже вскрикнула от резкой боли и провалилась в белую мглу.
Сначала ей показалось, что она ослепла. Может, осложнение после контузии? Но постепенно глаза стали привыкать к темноте, и она поняла, что это просто темно. За окном была ночь, но сквозь щели в стенах она светилась синим, в отличие от непроглядной тьмы помещения. Страшно хотелось пить. И голова болела ужасно. Она попыталась двинуться — и не смогла. Руки были связаны за спиной, но сразу она это не поняла. Пошевелила ногами и поняла, что они тоже связаны. Да так туго, что сразу почувствовала, как распухли ступни. Да и кисти тоже распухли. Кто ж так связывает?! Так можно и конечностей лишиться! Застоится кровь — и все, гангрена.
Она перекатилась на живот, потом еще раз на спину. Кисти больно упирались в позвоночник. И только тут она сообразила: вернулась! Она опять в этой проклятой деревне. Сразу вспомнила и удар током, и нелепость претензий к чужакам, и самовлюбленного Тома, и растерянную Майку. И главного гада — Леля — тоже вспомнила. Нет, ну откуда у них тут электрошокер?
В общем, надо выбираться как-то. А потом идти вслед за проводами, куда-то же они приведут.
Но как она сюда попадает? И, главное, как возвращается в ту реальность, где можно целоваться с двумя симпатичными парнями и работать на любимой работе? Знать бы!
Она снова переменила позу. Распухшие кисти и ступни ужасно болели.
Ладно, первый раз она попала сюда после взрыва. То есть, как попала? Она была уверена, что это галлюцинация, последствие тяжелой контузии. И тут же призналась себе: да никогда она не была в этом уверена!
Ну, хорошо. Все равно, каким-то непонятным, совершенно мистическим образом она попадает в эту самую деревню. Ну, не деревню, скажем, а по-научному — параллельную реальность. Причем, предугадать, когда произойдет это попадание, совершенно невозможно. Но ведь должна же быть какая-то причина?
Первый раз — последствия взрыва. Обратно вернулась после удара током. Опять после травмы! Значит, нужно какое-то сильное физическое воздействие, чтобы вот так вот перемещаться.
Все это было бы хорошо, но как объяснить вот это вот перемещение? В момент… Ну, как бы это помягче сказать… пусть будет «самоудовлетворения». Это что, теперь во время оргазмов ее будет мотать туда-сюда? Ничего себе перспективка!
Она снова попыталась переменить позу. Больно-то как, Господи! Скорей бы утро. Ведь утром за ней придут. Или не придут? Да нет. Обязательно придут!
И что любопытно: в той, нормальной, как она ее называла, реальности прошло то ли пять, то ли шесть месяцев, а в этой — судя по всему, она вернулась в ту же точку, откуда вылетела. За вычетом бессознательного состояния.
— Эй! Ты спишь?! — раздался громкий шепот.
— Нет! — она поискала глазами. Откуда идет этот звук. Странно, но слух у нее в этом мире был отменным! Она перекатилась, невзирая на боль, к щели, за которой угадывался черный силуэт. Майя. Хорошая моя девочка!
— Майка! Скажи кому-нибудь, пусть развяжут! Я не убегу, честное слово! Просто руки ужасно больно. И ноги.
Силуэт вздохнул.
— Не выйдет. Они на тебя знаешь, какие злые? После того, как ты Тому башку проломила. И я тоже на тебя злая. За Томика моего.
Вот же дура, обозлилась Нина. «Томик»! Он тебе еще покажет, этот Томик.
— Слушай, ну я правда больше не могу. Я пить хочу и мне в туалет надо. Хочешь, чтобы я обделалась прямо тут? Самим же противно будет!
Майя подумала.
— Погоди, я сейчас!
И исчезла. Нина устроилась поудобней, стараясь, чтобы не так резало руки. Ужасно болит голова, просто нестерпимо. Видно, шокер у Леля был очень мощный.
Неожиданно дверь амбара распахнулась, и прямо в глаза Нине ударил свет фонаря. Она зажмурилась, отвернулась, но все равно стало очень светло. Она не видела, кто вошел.
— Ну что, сука, очухалась?
И Нина вздрогнула от сильнейшего удара по животу. Попало прямо в солнечное сплетение, она раскрыла рот и долго-долго пыталась впустить в себя воздух, а он все не шел и не шел, у него на пути стоял огненный шар, и она уже думала, что вот прямо сейчас задохнется навсегда. Страшно испугалась и тут же с хрипом глубоко вдохнула. Задышала глубоко и часто, наслаждаясь возможностью дышать, просто дышать.
— Что, больно? Тебе еще не так больно будет!
Она посмотрела вверх, пытаясь понять, кто же это такой. Ну да, Том, а кто же еще. Голова у него была перевязана, смотрел он на Нину с такой ненавистью, что она испугалась, как бы он и в самом деле не забил ее до смерти.
— Томик, развяжи ее, ну, пожалуйста! — раздался жалобный голос Майи. — Пусть попьет, в туалет сходит…
— Пусть под себя ссыт! — с ненавистью сказал Том. Взял ковш, черпанул из ведра, стоявшего у двери — оказывается, вода-то тут была! — и вылил его Нине на голову. — Пей!
Она завертелась, пытаясь слизать капли сладкой, сладчайшей, вкуснейшей на свете воды, пахнувшей тиной и лягушками. «Ну, гад, только развяжи меня, я тебе устрою!» — с ненавистью взглянула на Тома. И он смотрел на нее с такой же ненавистью. Развернулся и вышел.
— Майечка, — прохрипела Нина. — Развяжи мне хотя бы руки, невыносимо!
— Он же меня убьет! — прошептала Майя, но присела рядом с ней, завозилась сзади, пытаясь распустить тугой узел. Но тот не поддавался. Нина, стиснув зубы, терпела, ждала облегчения, но когда узел, наконец, распустился, то в руки хлынула такая боль, что она аж взвыла, прижимая их к груди. Скорее всего, когда затягивали покрепче, чтобы не вывернулась, так содрали кожу на запястьях, что жгло огнем!
С ногами на удивление оказалось полегче. В свете оставленного Томом фонаря было видно, что она снова одета в этот белый «костюм». «Значит, и лицо опять не мое!» — огорчилась Нина.
Жадно напилась воды из ковшика, осмотрелась.
— А который час, Майя? Утро скоро?
Майя пожала плечами.
— А кто его знает? Вроде, скоро. А как скоро — не скажу.
— А ты что не спишь? — растирая запястья и морщась от боли, спросила Нина.
Майя гордо улыбнулась.
— Да мы с Томом тут… В общем, это… Я его утешить хотела, после того, как ты его это… Ну, треснула, в общем.
— Короче, дала ты ему.
— Что? — не поняла девушка.
— Дала, говорю. Отдалась в смысле. Трахнул он тебя? У вас секс был?
Майя, не понимая, уставилась на Нину.
— Хельга, я тебя совсем не понимаю, — огорченно сказала она.
«Я тебя тоже», хотела сказать Нина, но вместо этого спросила:
— А чем вы с ним занимались?
— Ребеночка делали. — Просто сказала Майя.
«Мама дорогая! — внутренне ахнула Нина. — Ребеночка они делали!»
— А не рано?
— Что рано?
— Ребеночка-то заводить?
Майя засмеялась.
— Рано, конечно. Надо сначала дом поставить, но он так расстроился, что ты его по голове ударила, такой мрачный ходил, вот я ему и решила приятное сделать.
— А себе ты приятное не хочешь сделать? — злобно спросила Нина.
— Так мне тоже было приятно, — удивилась Майя. — Да сразу может и не получиться, ребеночек-то.
«Вот дура!».
— Майя, хочешь моего совета?
Девушка кивнула и, улыбаясь, приготовилась слушать.
— Бросай ты этого садиста. Не будет тебе с ним счастья. Он злой и глупый. И еще жестокий.
Улыба сползла с лица девушки.
— Это ты глупая. И жестокая. Он тебе самой нравится, да? Ну, так и лежи тут. А ну повернись, я тебя руки свяжу!
«Ага. Сейчас, разбежалась!» Нина с жалостью смотрела на чуть не плачущую Майю.
— Да на хрена он мне такой сдался? У меня там, где я живу, целых два ухажера, зачем мне этот придурок?
— Ты ж говорила, у тебя нет парня, — недоверчиво прищурилась Майя.
— Когда говорила — не было, а сейчас — целых два!
Майя помолчала, поджав губы.
— Не понимаю я тебя, Хельга. Вообще не понимаю.
— Да и не надо.
Разговор Нине надоел. Она осмотрелась, пытаясь понять, как отсюда выбраться. Дожидаться утра, а вместе с ним и прихода Леля ей совсем не улыбалось. Подошла к двери амбара, толкнула ее — открыто.
— Ты куда? — испуганно крикнула Майя. — Нельзя!
Не обращая на нее внимания, Нина вышла в темень. И тут же получила сильный толчок в грудь. Перед ней стоял Том.
— Далеко собралась?
Нина сжалась, припоминая уроки рукопашного боя. Эх, надо было лучше учить приемы, да кто ж знал, что такое понадобится! Резко под коленку — удар вышел вялый, ноги болели после тугой стяжки, но ничего, все равно получилось чувствительно. Правда и ее босой ступне стало больно. Том охнул, инстинктивно наклонился. Все идет как учили. Теперь коленом в лицо. Хорошо бы в нос попасть, чтоб ослеп на пару секунд от боли. О, так и есть! И на десерт по больной головушке сцепленными руками. Пусть запомнит.