Сколько она ни думала, ничего разумного в голову не приходило. Тогда Нина приняла несколько, как ей казалось, очень разумных решений. Например, всегда носить с собой пистолет в надежде, что при очередном перемещении он переместится вместе с ней. Тогда — держитесь, жители деревни! Как минимум пятнадцати из вас грозит прощание с жизнью. Вы, гады, не надейтесь, за просто так порвать мне родилку у вас не получится.
И, продолжая щекотливую тему, Нина решила как можно скорее перевести отношения со своими ухажерами на качественно новый уровень. Если перемещения случаются во время оргазма, то, вполне возможно, переместится она не одна, а с парнем. А это, согласитесь, вкупе с пятнадцатью желтыми патронами — совсем другое дело.
Поэтому первым для отношений был избран десантник. Хоть он и оказался довольно робким в любовных делах, но ведь Гур-Арье — боевой офицер! Видела она, как он умеет и может защитить.
Оттягивать не стала. В ближайший его визит, не говоря ни слова, взяла его за руку, и так, тяня за собой как ребенка, привела к себе домой. Повернула ключ в замке, расстегнула блузку. Капитан судорожно сглотнул.
— Что это? — спросил он, показывая пальцем Нине на грудь.
„Это — сиськи, господин капитан!“ — хотела она бодро отрапортовать, но быстро сообразила, что показывает он ей на порез, расцветший желто-синим цветом. И тут ей стало совсем смешно: единственное, что заинтересовало мужчину, когда она сняла кофточку, это царапина на груди! И она рассмеялась.
Гур-Арье обиделся.
„Ой, не дай Бог не сможет сейчас ничего!“ — она, пытаясь сдерживаться, подошла к нему, закинула руки за шею, прижалась голой грудью к грубой ткани кителя и прошептала в самое ухо:
— Это производственная травма. Хотите осмотреть другие повреждения на теле, господин капитан?
Господин капитан неловко кивнул. Он очень хотел провести осмотр всего тела.
Осмотр прошел весьма неплохо, во всяком случае, она убедилась, что далеко не каждая любовная судорога сопровождается обязательным перемещением. Что, в общем, было радостной новостью, хотя бы в этом плане все было в порядке.
Но при этом следовало опасаться всего остального. Непонятно было, что же все-таки становится причиной ее странного путешествия? Или причины каждый раз разные?
Она размышляла на эту животрепещущую тему, пока деревня не стала потихоньку стираться из памяти, казаться очень далеким, нереальным приключением, а через несколько недель она, как это свойственно женщинам, вообще перестала о ней вспоминать. А если и вспоминала, то надеялась, что все закончилось и никаких сюрпризов больше не будет.
Работы было много. Осень — это грипп, вирусы, простуды. Бесконечные прививки, вакцины, отчетность. Потом — гололед, а это переломы, ушибы, разбитые носы. В общем, рутины хватало с избытком. Да еще Гур-Арье, естественно, стал чаще наведываться в Саркел, при каждом удобном случае оставляя роту на заместителя, благо время настало мирное и никаких эксцессов пока не предвиделось. Капитан лихо подруливал на своем огромном служебном джипе к больнице, дожидался конца ее смены, и они мчались к ней, чтобы сразу же прыгнуть в постель и отдаться любовным играм, до которых оба оказались большими охотниками. Аппетит, как гласила старинная пословица, пришел во время еды. На полочке в ванной появились мужская бритва и третья зубная щетка. По всей квартире теперь были раскиданы и выскакивали в самых неожиданных местах магазины к автоматической винтовке, оторванные от кителя пуговицы, электронный навигатор, гарнитура от мобильного телефона и прочие вещи, которые моментально терялись именно в тот момент, когда были больше всего нужны, и найти их было невозможно. Нина и Гур-Арье хохотали, ползая на четвереньках в коридоре, разыскивая какой-нибудь крем для армейских ботинок, который немилосердно вонял, но делал это непонятно откуда. В конце концов, он, конечно, обнаруживался. Но не в коридоре, а под кроватью, и не под нининой, а под соседкиной, и как он туда попадал, объяснить никто не мог. И тогда Нина колотила крепкого десантника, обвиняя его в коварной измене, а он бегал голый по комнате, делая вид, что ужасно боится побоев.
И соседка никак не могла понять, отчего эти двое прыскают, она когда возвращается со смены, прямо ржут, прости Господи.
В общем, происходившее с Ниной, можно было с полным правом назвать счастьем. Так она считала, во всяком случае. У нее была любимая работа, любящий парень — а что еще надо человеку, чтобы считать себя счастливым? Правда, Заур, дулся на нее, как всякий мужик получивший отставку. Но будучи приличным человеком, старался, чтобы на работе это не отражалось. А время, как считала Нина, лечит. С его-то характером он быстро найдет ей замену. И тогда счастливы будут уже абсолютно все.
Гур-Арье со дня на день ждал нового назначения — ему должны были присвоить звание майора и дать под командование батальон, он этого просто дождаться не мог. Тогда, объяснял он Нине, есть шанс, что его переведут в престижный Северный регион, а значит, будет и ведомственное жилье в столице. Вот тогда, намекал он осторожно, можно будет съехаться и жить вместе. И вообще пожениться. А что?
Нина смеялась и говорила, что замуж ей рановато — только-только двадцать один стукнул. Девушка она молодая, амбициозная, хочет поступить на медицинский факультет университета, так что с женитьбой имеет смысл подождать, а вот когда она станет врачом!.. Гур-Арье обижался, и она набрасывалась на него, тормошила, целовала — все кончалось бурным примирением в постели, после которого оба неслись на кухню в поисках съестного. Иногда их там застукивала соседка, но Нину это даже возбуждало — пунцовая от неожиданности медсестричка, не вовремя вернувшись со смены, лицезрела мощные ягодицы капитана-десантника, прикрыться которому на кухне было нечем. А что? Пусть смотрит и завидует. И они снова хохотали как ненормальные.
Иногда Нина подходила к зеркалу и внимательно рассматривала себя, пытаясь понять, изменилось ли в ней что-то. Пожалуй, скулы стали чуть больше выпирать, ну, так все хазарки скуластые. Разрез глаз стал другим? А каким он должен быть от вечного недосыпа, бесконечных постельных игрищ и постоянного недоедания? Тут не до разреза, тут от бесстыдных синих кругов под глазами избавиться бы. Некогда, ей все время было некогда. „Ерунда — думала она, задирая зрачки вверх и нанося тушь на ресницы. — Все это мне кажется. Вон и Гур ничего не говорит, значит, все эти изменения — чистая ерунда. У страха глаза велики“. Однако совсем не была уверена, что в этом она права. Просто так было легче думать.
К весне Гур-Арье получил долгожданное назначение. Правда, пока только заместителем командира батальона, но обещали, что через пару месяцев отдадут подразделение под его команду. Забежал, счастливый, перед поездкой в Кузар, обещал вернуться, как только все уладит. Вот тогда Нина пусть увольняется и едет в столицу поступать в университет.
„Ну вот, — думала она, — так, наверное, и должно быть. Жизнь налаживается, становимся взрослыми, солидными, буду я доктор — майорова жена. Хотя к тому времени как я стану доктором, он вполне сможет и полковника получить. Жена полковника. Тоже неплохо. А родители — те так просто будут счастливы“.
Она осмотрела свою комнату. Соседка как всегда была на дежурстве, и Нина решила устроить генеральную уборку — а то довели квартиру страшно сказать до чего. Походила, думая с чего начать. Плюхнулась на кровать, еще пахнувшую любовью. Нина специально понюхала подушку: ее шампунь, его одеколон и еще что-то терпкое. Неудивительно, если учесть тот факт, в каких неожиданных местах оказывалась эта подушка, когда они барахтались в постели! Она улыбалась, носясь по квартире, раскладывая вещи по местам, вытирая пыль и тщательно промывая всякие мелочи, вспоминала прошлую ночь. Уезжал капитан на неделю — дней на десять, а прощались они так, будто расставались на годы.
А потом случилось неправильное. У одной девочки из терапии был день рождения. По традиции, именинник приносил какое-то угощение, легкую выпивку, но на этот раз у кого-то оказалась с собой травка, сбегали за здание морга, куда никто не заглядывал, покурили и Нину неожиданно развезло. Видно, в сочетании с алкоголем, косячок дал сногсшибательный эффект, да и не сильно привычная она была, так, баловалась иногда, но систематически никогда на траву не подсаживалась.
Она смутно помнила, что Заур повез ее домой, как потом они с ним сидели в каком-то баре, пили и смеялись — потом провал. Смутное воспоминание о том, как кто-то тяжело наваливается на нее — и снова провал.
Поэтому когда утром она пришла в себя и увидела рядом с собой голого Заура, то сначала долго не могла понять, где она и что это такое было, а когда поняла, то ей стало плохо. Буквально плохо, в физическом смысле. Еле добежала до туалета, где ее вывернуло какой-то зеленой дрянью. Голову сжала спазмом острая боль, горло саднило от напряжения, и когда она пошла в ванную умыться и почистить зубы, то из зеркала на нее с ненавистью взглянула чья-то отвратительная рожа. „Какая же я блядь!“, — подумала она, забираясь под душ и попеременно включая то горячую, то холодную воду. „Самая настоящая блядь! Не успел жених уехать, как я прыгнула в постель к другому“. Она даже поплакала немножко. Слезы стекали со щек вместе со струями воды, в макушку била ледяная вода, отчего кожа покрывалась мелкими противными пупырышками. „Так тебе и надо, сука!“ — мстительно подумала Нина.
Потом успокоилась, завернулась в полотенце и, остервенело водя щеткой по эмали зубов, внимательно рассматривала себя в запотевшее зеркало, время от времени вытирая его ладошкой. Дверь в ванную раскрылась, плечи и ноги обдало холодным воздухом. В зеркало она видела, что в проеме двери нарисовалась фигура Заура. „Даже трусы не надел, — подумала она, не оборачиваясь, но рассматривая его отражение. — Вообще, он, конечно, видный мужик, ничего не скажешь, во всех смыслах. Даже жалко, что я толком ничего не помню!“ Она снова внимательно всмотрелась в свое лицо. Да, все же она здорово изменилась за последнее время. Мало что напоминает прежнюю Нину. А с другой-то стороны — сколько времени прошло! И сколько всего произошло!