Она почти забыла про деревню, во всяком случае, больше не надеялась на чудесное избавление и бегство из реальности. Надо было как-то выбираться самой. И страшным холодом дуло на нее при одной мысли о смерти, о том, что придут сильные люди, без сожаления крепко возьмут ее за руки, скованные наручниками и поведут убивать. Разве можно вот так вот взять — и убить живого человека?
Знаете, чем пахнут такие мысли? Они пахнут гнилым картофелем, запах которого доносится из сырого подвала. Они пахнут рыхлыми комьями земли, которые забивают горло и нос, когда тебя, еще теплого, равнодушно бросают в яму и заваливают песком и глиной. Они пахнут испачканным бельем, в которое изливается твоя жидкость, когда тело больше не может напрягать мышцы. Омерзительно пахнут такие мысли.
Она сначала плакала от страха. Потом стала привыкать к мысли, что когда-то ее убьют. Возьмут и убьют. И при мысли о казни почему-то упорно стояла перед глазами огромная прозрачная слеза, вытекшая из глаза Гурочки.
Господи, страшно-то как!
И когда лязгнул снаружи засов, и в камеру вошли несколько человек, у нее все рухнуло внутри. «Почему сейчас? Я не хочу сейчас! Не надо сейчас! Пожалуйста!» Кто же так кричал? А, да, та баба перед тем, как ее подняли на березы. Вот тебе, Хельга, она и отомстила. Стоп, почему Хельга? Какая дурь лезет в голову! Неужели ее сейчас убьют?
— Нина Зорах?
Она кивнула, хотела сказать «да», но не смогла, просто не смогла.
Один из пришедших, одетый в строгий костюм, по виду — обычный клерк, уселся на стул, она осталась стоять перед ним.
— Вот какое дело, госпожа Зорах…
«Нет, так на казнь не забирают. Или забирают?»
— Мы хотим вам предложить некое… — он замялся. — В общем, кое-что предложить. Дело в том, что ваше прошение о помиловании было рассмотрено. Однако, предоставить вам полное помилование ни гражданская, ни военная администрация не вправе.
«Вот и все. — Обреченно подумала она. — Значит, сегодня меня не станет. Как странно!»
— Однако, продолжил мужчина. — Институт специальных исследований проводит психологический эксперимент. Если вы согласитесь на участие в этом эксперименте — крайне важном для безопасности нашей страны! — то есть шанс, что суровое наказание вам будет отменено.
«Господи, да что значит „если вы согласитесь“?! Конечно же, я согласна!».
— Где подписать? — голос у нее сорвался, ей было нужно прокашляться, чтобы говорить.
— Вас не интересуют условия? — удивился клерк.
— Если есть хоть малейший шанс, что я останусь жить, — глядя ему прямо в глаза, хрипло сказала она. — Я подпишусь на любых условиях.
Клерк сделал неопределенный жест.
— Вот здесь… Теперь вот здесь… И вот здесь… Полным именем… Очень хорошо. Вот и все, завтра за вами придут.
Он собрал бумаги и поднялся, чтобы уйти вместе со своими молчаливыми спутниками. Ей стало страшно. Очень-очень страшно.
— А это правда — то, что вы сказали? За мной придут на эксперимент, а не на… — она ненавидела себя за то, что вышло это так жалобно, даже не жалобно, а жалко, но ничего не могла с собой поделать.
Клерк усмехнулся.
— Правда. Вас не обманывают. Но вам, тем не менее, придется нелегко. Не думайте, что это будет развлекательная прогулка. И вы будете не одна, вас там соберется полтора десятка человек. И каждый — с таким же как у вас желанием пройти эксперимент и получить свой шанс. Но этот шанс — реален, и он есть. Так что — удачи.
Она долго смотрела на свои ступни, которые приятно холодила речная вода. Где-то прямо под ней причудливо извивались зелеными полосами длинные водоросли. «Господи, хорошо-то как!» — вздохнула она.
Солнышко стояло еще высоко, где-то в роще однотонно тенькала какая-то птичка, с порывами ветерка шелестели прибрежные кусты. Среди них она рассмотрела коричневый цилиндрик камыша. Осторожно ступила в воду, чтобы добраться до него и сорвать. Зачем он был ей нужен — непонятно, но почему-то непременно надо было его сорвать. «Красиво, — убеждала она себя. — Дома в вазу поставлю, камыш долго стоит». И снова рассмеялась — какая ваза, какой дом?!
Ноги ушли в мягкий ил, царапнувший неожиданно выскочившей веточкой. Она ойкнула и подняла ногу, чтобы рассмотреть царапину. Пустяки. Она снова погрузила ее в ил. «А как я теперь буду делать педикюр» — подумалось некстати, и она снова засмеялась: надо же какие глупости все время лезут в голову.
Долго пыталась сорвать камыш, поломала стебель, плюнула и вышла на берег. Легла на траву, раскинув руки и подняв ступни к солнышку, чтобы согрелись. Вытянула травинку, размолотила корешок зубами, всасывая сладкий сок, как в детстве. Стряхнула каких-то букашек, все норовивших забраться в штанину. «Ох, может, эта вся пастораль мне скоро и надоест, но пока я просто счастлива. Счастлива!» Она опять рассмеялась.
Какое счастье, что она ничего не почувствовала, не видела, как разлетелась ее голова — точь-в-точь как у Демиса — как болталось на транспортере из стороны в сторону ее тело в дурацком голубом наряде, она даже не знала, кто из мужчин остался победителем в конце-то концов. Хорошо бы, чтобы этот парнишка в зеленом. У него такое беззащитное лицо. Смешной. Но вряд ли. Тот, другой был таким мачо, что ой-ой-ой. Да и не успела она ни на что нажать, эта сучка оказалась проворней. Так что ее Зелененький, скорее всего, уехал на транспортере в другую сторону, точно так же, как она, болтая руками и ногами безжизненного тела. Ну, да и Бог с ними со всеми.
Она вспомнила, как в последнюю ночь лежала на его руке, перебирала редкие волосы на его груди, размышляя, что же произойдет на утро. Зеленый был бы не прочь в последний раз заняться с ней любовью, но какая уж тут любовь? Горе одно, а не любовь. Интересно, он смог бы вообще? Так боялся, что не сможет, забавный мальчик. Но, думала она, наверное, смог бы. Такие мальчики — они крепкие, упертые. За те несколько раз, что они переспали, она это в нем рассмотрела. Конечно, по большому счету, не надо было ничего с ним начинать, но так хотелось еще раз испытать это, думала ведь, что последний раз спит с мужчиной, а оно вон как повернулось.
Мир праху твоему, Зелененький! Хотя, вдруг он выжил? Да нет, вряд ли.
Ну и все. С воспоминаниями — покончено. Хельга поднялась, забросила руки за голову, встала на цыпочки, потянулась до ломоты в костях, хорошо потянулась! Надо идти домой. И снова рассмеялась — что-то сегодня у нее было необыкновенно хорошее настроение. Впрочем, была на это причина, была. Не каждый день тебе делают такие подарки. Правда, вернуться туда, где она родилась, где выросла, где влюблялась, ей больше не придется никогда. Она чуть взгрустнула, подумав о родителях, но тут же решила, что они были бы только рады, узнав, что их дочка жива, жива, несмотря ни на что.
Ну что ж, теперь ее «дом» — здесь, в этой странной деревне, с этими странными людьми. Надо к этому привыкать.
Она зашагала в сторону деревни, тростниковые крыши которой виднелись за мостками. Навстречу попалась пара, мужик и баба, испугались чего-то, засуетились, мужик снял шапку, поклонился, шлепнул по широкой спине бабу — мол, и ты кланяйся! Баба торопливо нагнулась, искоса с интересом рассматривая Хельгу. Бабы — они любопытные!
Хельга снова засмеялась, махнула им рукой: все в порядке, народ, все в порядке. И двинулась дальше.
ХРОНИКА ТРЕТЬЯОбретение
— Ментов ненавижу. Всех. Туда, похоже, идут самые отбросы, самая гнусь. А больше всего ненавижу храмовых — эти вообще отморозки, такие сволочи, что хоть святых выноси. Их я не просто ненавижу — я их еще и боюсь до дрожи. Обычные менты хоть что-то слушают, с ними, бывает, договориться можно, а храмовые — чума. Роботы. Если вцепились — бесполезно, не вырвешься. Могут и посадить.
— А за что? — она слушала меня, чуть приоткрыв рот. То ли ей наврали, что это сексуально, то ли у нее аденоиды.
— Что значит «за что»?
— Но ведь у нас за проституцию не сажают! По хазарским законам, наказуемое деяние — только торговля живым товаром, так что посадить могут только сутенера, разве нет?
Господи, откуда они только берутся такие, юридически подкованные?!
— Это ты где вычитала?
— В интернете.
Вот оно, новое поколение. Истовая вера в веб-сайты и сетевые ссылки. Хвала Святому Интернету! Один понапишет, второй поначитает, и все верят, что так оно и есть. А эта малолетка теперь на полном серьезе несет ахинею.
— Ну да, ну да, если написано в интернете, то так оно и есть! Истинная правда. Девочка, ты мне только не рассказывай, кого и за что у нас посадить могут, ладно?
Мы сидели с этой малолеткой в парке над рекой Итиль. Я всегда назначаю встречи здесь, в небольшом кафе. Она заказала кофе и мороженое, совсем девчонка, прости Господи. И чего она в это дело лезет? Зачем? Впрочем, зачем — как раз понятно. Все эти юные дарования уверены, что проститутки получают сногсшибательные деньжищи и катаются как сыр в масле.
А я взяла себе сухой мартини. Рановато для алкоголя, конечно, но что-то захотелось. Опять же, надо было продемонстрировать, какая я вся крутая, роскошная и обеспеченная, соответствовать, так сказать, ее представлениям о выбранной профессии.
Я подтянула юбку повыше и забросила ногу на ногу. Солнышко нынче майское, теплое, можно уже и ножки позагорать. Заодно и редкие в этот час посетители кафешки пусть полюбуются. Если есть что показать, отчего ж не показать-то?
Люблю я это место. На высоком крутом берегу над широкой рекой на открытой веранде стоят несколько столиков. От заполненных гуляющей толпой дорожек их отделяет ограда аккуратно подстриженных кустов. С другой стороны за невысокой колоннадой видно далеко-далеко: и как распадается на рукава наша красавица Итиль, и как пологие степи уходят вдаль за сверкающей под солнцем водой, как пыхтит работяга-буксир, торопится на работу в порт, а редкие смельчаки уже купаются. И когда смотришь отсюда, из кафе, на все это, то кажется, что ты летишь над этим бесконечным простором, так притягательна и маняща эта красота.