Хроники Хазарского каганата — страница 50 из 63

— Вот, смотри, Марта. Предположим, что это — центр вселенной. Значит, нам нужно будет отыскать в этой модели место для Бога. И большинство людей считает, что Бога нет только потому, что данная модель не предполагает наличия дополнительной структуры. Я понятно говорю?

Марта серьезно кивнула. Ничего себе, как это они от моих веселых занятий вырулили на проблему существования Бога? Значит, пока я там ревела, страдала от ощущения загубленной судьбы, эти двое выясняли вопросы космического масштаба, а на меня им, получается, наплевать? Ну и хрен с ними! Я надулась и уселась в углу, делая вид, что их беседа меня совершенно не волнует. Понятно, что это глупо, но как-то же надо было им дать понять, что я обиделась?

Впрочем, они на это, похоже, не обратили никакого внимания.

— Но это только при условии, что Бог есть некая конкретная материальная величина. Как только мы делаем допущение, что Бог величина не материальная, сразу же снимаются все вопросы, правда?

— Нет, неправда. Как нематериальная величина может создавать материальные вещи? Другими словами, как Бог может создать вселенную, если сам он нечто эфемерное, духовное?

— Оп-па! Да потому что он сам — вселенная!

— Ну, это просто слова.

— Вовсе нет! Скажем, мысль. Она одновременно и эфемерна, духовна — и одновременно же представляет собой некий химический процесс, то есть, является материальной субстанцией. Я не должен думать, с какой ноги начинать движение или как отдернуть руку, если обжегся. Это происходит вследствие сигнала, посланного из мозга. Чистый материализм, правда? Но ведь мы не ощущаем этого сигнала! Мы можем только представить его химическую или физическую составляющую, а сам по себе сигнал мы не чувствуем, хотя он совершенно материален. А возник — из совершенно нематериальной вещи.

Они склонились головами, пока он черкал на треклятой бумаге, объясняя всю эту никому не нужную хрень, и волосы Марты касались его лица. Я прямо чувствовала, как он вдыхает ее запах, представила, как его губы касаются ее прядей, и мне снова захотелось взвыть белугой, а еще больше — вцепиться Марте в эти самые волосы и от души потаскать ее по квартире, чтоб знала, как отбирать чужое. Сестра, называется! Еще неизвестно, кто из нас аморальнее!

Я сама удивлялась, отчего мне так паршиво. Раньше я никогда не испытывала ничего подобного. Наверное, это было то, что называется «ревность». И если это оно, то это действительно очень больно!

— Подожди! — Они уже на «ты». Быстро моя сестрица действует, энергично! — Но существует такое понятие, как бритва Оккама. — Откуда она такие слова-то знает? — Которое гласит: «Не умножай сущности». А гипотеза существования Бога — это как раз такое умножение сущностей, раз и без этого можно получить исчерпывающее объяснение мировым процессам.

Ты посмотри на эту тихушницу! Шпарит как по написанному! Получается, пока я кормила всю нашу семейку, она спокойненько занималась самообразованием. Вон, про бритву Оккама в курсе, а я про нее в первый раз слышу. Слушай, давай меняться, сестричка? Ты пойдешь на панель, а я буду книжки читать, да умные разговоры разговаривать. Не хочешь? А надо! И вдобавок, давай я еще ребеночка рожу и на вас с матерью скину? Как тебе такой расклад?

— А ты, Мария, как думаешь? — я вздрогнула.

— Думаю — про что?

— Бог — это умножение сущностей или необходимое условие?

— А мне по хер! — неожиданно для самой себя сказала я. — Мне нужно найти деньги на страховку машины, которая заканчивается в следующем месяце, да техосмотр пройти. Надо придумать, где взять наличные, чтобы заплатить женщине, которая прибирается, потому что у меня в квартире такой срач, что я туда людей пригласить не могу, приходится их в мамину хибару тащить, сами видите. Мне нужно понять, откуда достать деньги на новые босоножки для Лийки, потому что ее мать в упор не видит, что старые порвались и летом ей ходить не в чем, а детские туфельки стоят столько же, сколько и взрослые. И еще нужно матери дать денег на продукты, потому что вас надо всех чем-то кормить, а еще заплатить за электричество и воду. Я уже не говорю про такие никого не интересующие мелочи, как бензин для моей любимой машины и презервативы для моих любимых клиентов. И все это надо как-то заработать, потому что точка моя у «Интуриста» накрылась, и больше я туда под страхом смертной казни не пойду. А за вчерашний день я заработала ровным счетом ноль целых, ноль десятых. И перед этим был недельный перерыв по независящим от меня обстоятельствам. Знаете, у женщин бывают такие обстоятельства, когда нужно делать перерыв в занятиях любовью. Так что это не я на мели — это вы все на мели. И если вы, дорогие мои родичи, собрались меня на Речной вокзал отправить, то того, что я там заработаю, даже на лекарства не хватит, зато они мне в этом случае ох как понадобятся. Вот то, что меня волнует. А материален ли Бог и кто будет бриться бритвой Оккама мне абсолютно по хер, понятно? И странно, что кроме меня в этом доме это никого больше не волнует.

Я перевела дух. Эк меня прорвало-то. Аж самой страшно стало. В комнате повисло молчание. Из кухни выглянули мать с Марком. Краем глаза я все же заметила, что были они несколько более взволнованы, чем требовалось при простой починке плиты. Ну, да и Бог с ними со всеми.

— Хочешь, я вместо тебя пойду? — нарушила молчание Марта.

Я посмотрела на нее. Господи, куда ей идти-то? Уродина. И так приземистая, да еще после родов раздалась вширь, грудь обвислая, ноги короткие, попа широкая. Таких на Речном вокзале на десятку — дюжина. Но я благоразумно промолчала.

— С ума сошла! — всплеснула руками мать. — А дочери что скажешь?

Ну вот, хоть один разумный человек в этой семье существует. Да и то, если присмотреться…

— Что-что мне надо сказать? — высунулась из своей комнаты Лийка. Все слышит, паразитка.

— Дверь закрой! — спокойно сказала Марта. — Ну, если вы тут не хотите, чтобы я приняла эстафету, правда, по разным причинам — не мотай головой, Мария, я все поняла по твоему взгляду — то можно я продолжу увлекательную беседу? Пока это бесплатно? Никто меня, надеюсь, этим потом не попрекнет?

— Да нет, Марта, Мария права.

Адам встал и кивнул Йоханану.

— Позови Марка, нам пора.

Как пора? Это что же, он сейчас уйдет — и все? И я его больше не увижу, пойдет опять мотаться по миру, рассуждать о материальной ипостаси Бога и красить полицейские участки, пока его не прирежут где-нибудь у кипчаков, которые и в Бога-то ни в какого не верят. Неужели я снова останусь одна в этом бедламе, в бесконечных ссорах со своей женской родней? Неужели, как бывало, и в этот раз просто пересижу трудный период и опять начну отдаваться толстым финансистам и ненасытным шейхам? Мне же сейчас даже думать о том, что с кем-то придется лечь в постель, было омерзительно. Чуть не до рвоты. Может, пройдет потом?

— А можно мне с вами? — спросила я.

Марк с Йохананом переглянулись и уставились на Адама. А он внимательно смотрел на меня.

— Потом не пожалеешь?

— Не пожалею. — Действительно, о чем мне было жалеть-то теперь? Что я теряла? Нет, если реально оценить ситуацию? Да пошло оно всё!

— Ну, пошли, — просто сказал он и улыбнулся.


Вернулась домой я примерно через год. И это был самый интересный год в моей истории, год, за который я узнала больше, чем за всю прошедшую жизнь, как бы банально это ни звучало.

Для начала я с изумлением обнаружила, что эта троица перемещается пешком. Представляете? Конечно, поезда, а особенно самолеты, стоят денег, но ведь у каждого из них была профессия, и не одна, так что заработать хотя бы на билеты всегда можно было. Но нет, это такой принцип у них был — деньги тратить исключительно на самое необходимое, типа еды, а без лишнего можно и обойтись. Забавно, но таким образом я открыла, что всю жизнь как раз зарабатывала на лишнее, а не на необходимое. Для того, чтобы ходить, нужна одна пара туфель, а не семнадцать, что стоят у меня в шкафу. И все на каблуках. С трудом нашла какие-то старые, вышедшие из моды, кроссовки, которые, конечно же, через месяц развалились. Спутники мои повздыхали, посчитали наличность, и у меня появилась пара на редкость уродливых, но и на редкость прочных ботинок. Вместо юбок и «очень удобных обтягивающих джинсов» мне пришлось купить широкие штаны защитного — немаркого! — цвета. В общем, стала я выглядеть как новобранец, тем более, что волосы пришлось побрить чуть не наголо — мыть их доводилось не каждый день, так что экономили и на прическе. Кстати, короткая стрижка оказалась очень удобной, хотя мне она не идет. Некрасиво, да что там, просто ужасно, но функционально. Так я теперь и выглядела — некрасиво, зато очень прагматично.

Все, что я собрала в дорогу, Марк безжалостно выкинул, несмотря на мое хоть и слабое, но сопротивление. Оставил одну смену белья («запачкается — постираешь, остальное выброси!»), зубную щетку и кое-какие необходимые женщинам вещи («Ну, тут уж с вами ничего не поделаешь!»). Сначала я злилась, зато потом оценила разумность его подхода. Хороша бы я была путешествующая автостопам с чемоданами! А так — небольшая, но вместительная торбочка через плечо. И все.


Шли пешком по обочинам дорог, время от времени «голосуя». Понятно, что четверых никто бы не подобрал, и спутники мои привычно разбились на пары. Так уж как-то само получилось, что мы оказались в паре с Адамом, а Марк — по-прежнему с Йохананом. Вот, оказывается, почему они приезжали в города или на следующий день после Адама, или на день раньше.

Время от времени переходили на иврит — их родной язык, напоминавший гортанный птичий клекот. Когда они беседовали, мне зачастую казалось, что они смертельно ссорятся, но Адам, смеясь, объяснил, что это у них в Иудее такая манера разговаривать. Он и меня начал учить ивриту, и через какое-то время я даже стала немножко понимать, о чем они говорят, распознавала знакомые слова. Некоторые из них моему уху, привычному к хазарской речи, казались ужасно смеш