Как же давно я не ела нормальной домашней еды! Надо же, мечтала о каких-то креветках и омарах, а самое лучшее, оказывается — это вот эта вот еда, знакомый с детства вкус маминой стряпни. Есть ли что вкуснее?!
После обеда мать отправила нас отдыхать. Адама опять сморило, вида он не показывал, но устал, конечно, зверски. Оно и понятно. Я тоже подремала в нашей с Мартой старой комнате. Мама ее отдала мне, пока мы тут, говорит: «Марта с Лийкой со мной поживут, ничего страшного. Марка с Адамом и Йохананом положим в гостиной, а ты как следует отдохнешь и выспишься!». Хорошая она у меня.
Проснулась, когда уже стемнело, и сразу же решилась.
Вышла в салон — так в каганате принято называть гостиную. Оказывается, все уже встали. И Марта вернулась с работы. И опять они сидят с Адамом близко-близко и о чем-то интимно беседуют. Ну, не стерва у меня сестра?!
— Воркуете? — стараясь, чтобы звучало весело, спросила я.
Марта подскочила, обняла меня.
— Привет, сестрица! Знаешь, а я ведь по тебе скучала!
Надо же. Никогда бы не подумала. Я коснулась губами ее щеки и тут же повернулась к Адаму.
— Слушай, можешь мне помочь?
— Конечно. А что надо?
— Пойдем, покажу.
Я, наконец, надела тонкие черные чулки, как и мечталось в путешествии, сунула ступни в туфли на самом высоком каблуке — думала, что отвыкла ходить, но нет, ноги вспомнили. Юбочку натянула, думала, обтягивающую, а оказалась, что она теперь мне даже широка. Здорово я отощала, конечно. Но ничего, так тоже неплохо. Подвела глаза, легонько тронула помадой губы, пожевала губами, глядя в зеркало. Да, ничего. Жалко, что волосы толком не отросли, и что маникюр не успела сделать, но что поделаешь. Хотелось бы, чтобы было идеально, но коли нет — то нет.
И отправились мы с Адамом к «Интуристу». Очень уж мне было любопытно посмотреть, что там теперь делается. Машинка моя славная привычно завелась, заурчала радостно. Господи, как хорошо дома, когда все привычно! Но понимаешь-то это только после долгого пути.
«Атон» бросили в переулке, не доезжая. Иди-знай, что там у них творится. Лучше перестраховаться. И пошли мы с Адамом под ручку, как влюбленная парочка, к моему прежнему месту работы, будь оно проклято во веки веков.
А там — все по-старому.
Девчонки стоят, все, вроде, незнакомые. Похоже, Саман опять обновил контингент. Скотина. Хотя, нет, вон вроде Богдана стоит. Ну, да, только раздалась. А Наиры не видно. Жаль.
— Марийка! — Богдана кинулась ко мне, прижала. Ого, и правда потолстела моя подружка. — Ты где пропадала? А это кто?
Она посмотрела на Адама, с трудом узнала.
— Ух, ты! Маляр! Здорово, спаситель!
Она и его обняла. Какая шумная стала. Выпила, что ли?
— Ну да. Немножко выпила. Я после того случая теперь для храбрости немножко принимаю — не так страшно. А вы, значит, того-самого? Вместе пропадали? Ну-ну!
Она подмигнула. Хорошая она девка все-таки.
— А что, Саман девчонок поменял?
— Ага. Только меня оставил — меня шейхи любят. Им нравится, когда всего много и все белое. И Фейсальчик ему не даст меня менять, я уже с ним соответствующую работу провела!
Она засмеялась.
— Богдана, а Наира где?
— Где-где! В половецких степях наша Наира. Ее через месяц как ты уехала, снова взяли. Мало денег приносила, вот Саман и сыграл в ту же игру еще раз.
Она вздохнула.
— А вместо тебя у нас теперь новая примадонна, вон, видишь, стоит? Не узнаешь?
Боже правый, неужели Замира? Точно, она! Вытянулась, выпрямилась. Одно слово — красавица. Настоящая восточная красавица. Печенеги они такие. Тоненькая, звонкая такая вся. Подростковая припухлость исчезла, и это ей очень шло.
— Ну, как не узнать? Узнаю!
Я подошла к новой «примадонне».
— Привет, Замира!
Она вгляделась в меня, с трудом узнавая в тощей, неровно остриженной тетке бывшую учительницу жизни.
— Мария? — неуверенно спросила она.
— Она самая. Да ты не стесняйся, я знаю, что выгляжу ужасно. Зато все остальное у меня хорошо.
Она посмотрела на меня взглядом, которым и я на себя посмотрела бы год назад: «На фига нужно это все остальное, если ты выглядишь — краше в гроб кладут?» — но ничего не сказала. Улыбнулась натянуто.
— А ты где пропадала?
— Так. Путешествовала.
— А сейчас какие планы?
Я засмеялась.
— Не бойся, хлеб у тебя отбирать не собираюсь! Я здесь ненадолго, дальше пойду.
— Ну-ну! — Она недоверчиво прищурилась.
— Саман где?
— А тебе зачем? — Ты посмотри, какая стала. Вопросом на вопрос отвечает. Отчитывайся ей. Ну, смотри.
— А затем, что очень мне надо ему в глаза посмотреть.
— Скандалить будешь?
— Нет. В ножки поклонюсь. Если б он меня тогда не сдал, стояла бы я на этом самом месте по сей день. А так я хоть поняла, какой ерундой занималась все эти годы. Жалко, конечно, зато наука.
Замира засмеялась.
— То есть, сейчас ты лучше живешь, чем раньше? Да не смеши меня! Посмотри, во что ты одета! Такое уже никто не носит вообще. На голове бог знает что. Ногти обгрызены. Мария, ну вот зачем ты себя уговариваешь? Я же помню, какая ты была.
— Дура ты, Замира, дай Бог тебе здоровья! — вырвалось у меня. — Но есть надежда, что еще поймешь, что к чему.
— Замира!
Я обернулась. Адам внимательно смотрел на девушку.
— Мы завтра вечером собираемся с друзьями устроить пикник. Я хочу и тебя пригласить. Придешь?
Она удивленно посмотрела на него.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— Мне кажется, тебе это полезно будет. Поговорим, поболтаем, порассуждаем. Может быть, и сможем объяснить, почему Мария живет сейчас именно так.
— А какое мне дело? Пусть живет, как хочет. Это ее жизнь, не моя.
— Вот тут ты ошибаешься. Это не только ее жизнь. Это и твоя жизнь. И Богданы. И всех остальных девушек тут.
— Ты нас спасать что ли собрался? — презрительно процедила она.
— Нет, конечно. Зачем это мне? Просто я хочу, чтобы вы узнали об этом мире побольше, вот и все. И поняли, почему Мария со мной, а не с вами.
Она хмыкнула.
— Это ее личное дело.
Развернулась и отправилась на крыльцо «Интуриста».
— Придет, — уверенно сказал Адам. А я разозлилась. Вот что он все время лезет к людям?
— Что, понравилась? Только уж извини, без денег у тебя с ней нет шансов, она не из таких.
Он засмеялся.
— Опять ревнуешь?
— С ума сошел? С какой стати?
Он развернулся ко мне.
— Сколько ей лет? 18 уже есть? А теперь посмотри, как она выглядит — на все 25.
Я разозлилась еще пуще.
— Ну, вот мне двадцать пять. Ну, хорошо, скоро двадцать шесть. Это, по-твоему, старуха? Да я только жить начала, понял!
— Во ты глупая! — он погладил меня по щеке. Это было настолько неожиданно, что я инстинктивно отдернулась от его ладони, но сразу перестала злиться.
— Она в свои восемнадцать выглядит на двадцать пять. Роскошно выглядит, очень хорошо, ухоженно выглядит. Но при этом в восемнадцать выглядит именно так — как двадцатипятилетняя проститутка. Как ты можешь себя с ней сравнивать? Тебе двадцать шесть — но ты и выглядишь на двадцать шесть. И не просто на двадцать шесть, а на двадцать шесть молодой красивой женщины. Так что лучше? Выглядеть в восемнадцать на двадцать пять или в двадцать шесть на двадцать шесть?
Комплимент, конечно, сомнительный, что и говорить. Но я как-то сразу успокоилась и перестала ревновать. А ведь ревновала, оказывается. Это что ж со мной происходит? Я и дальше буду так переживать из-за каждой смазливой мордашки? Так я быстро в свои двадцать шесть буду выглядеть на пятьдесят.
Секунду, что значит «и дальше»? Я собралась всю жизнь за ним мотаться? И вообще, он мне кто? Муж? С какой стати я его ревную-то?
Да с той, что влюблена в него по уши. Пора хотя бы самой себе признаться. И держать себя в руках, чтобы не задушить его своей любовью, не оттолкнуть. Хотя, пойди, пойми их. Что я знаю о любви? У меня и парня-то никогда не было. С ума сойти. Дожить до весьма солидного возраста и ни разу не побывать ни с кем «в отношениях». Когда-то я презирала ровесниц, крутивших свои глупые романы. А сейчас я им отчаянно завидовала. Они хотя бы знали, что делать в таких ситуациях.
— А почему ты мне не сказал, что у тебя завтра пикник?
— Потому что никакого пикника у меня завтра нет.
Я опешила.
— А как же…
— А так. Пришла в голову идея, что надо что-то сделать, чтобы вы не кинулись друг другу глаза выцарапывать. Вот и брякнул первое, что пришло в голову.
Вот выдумщик!
— Теперь, хочешь, не хочешь, а надо организовать некое публичное мероприятие. Иначе некрасиво выйдет.
Дома ждал еще один сюрприз.
Марта повела Лию на какой-то кружок (надо же, у них появились деньги и время на кружки!), и в доме стояла тишина. Только когда за нами с Адамом захлопнулась дверь, раздался какой-то шорох, что-то брякнуло у матери в комнате, и она выглянула оттуда, прикрываясь дверью.
— А-а-а, это вы! — и сразу юркнула обратно. Там опять что-то загремело и зашуршало, а потом в салон вышел Марк с виноватой физиономией. За ним с таким же выражением выскочила мать, спешно что-то застегивая. Надо же! Вот шустрые! Ну, чтоб на здоровье им было!
— Тут это… — Марк почесал бороду, подбирая слова. Адам весело смотрел на него, приготовившись слушать оправдательную речь. А я просто подошла к маме, обняла ее и увела на кухню, не дожидаясь пока Марк, наконец, составит фразу.
Усадила маму на табурет, села за стол напротив, тряхнула головой заговорщически:
— Ну? Как?
Она вздохнула и вдруг расплылась такой широкой улыбкой, какой я у нее давным-давно не видела:
— Как-как? Хорошо, вот как! Знаешь, сколько времени у меня ничего такого не было? Я уж думала, что забыла, как это делается! Оказалось, помню!
Какое счастье, что у меня такая молодая и такая озорная мама! Лишь бы ей было хорошо, сколько можно жизнь свою на нас гробить?! Должна же быть и у нее своя радость, правда? Какие же мы с Мартой засранки — все только о себе, да о себе. А мамочка наша — ей всего сор