Иногда грубость и бессердечие действуют лучше любого утешения. Оранжевая мгновенно перестала плакать, зло взглянула наверх и принялась вытирать мокрое лицо салфетками.
— Ну вот, так-то лучше. Господа, я прямо поражен, что вы друг о друге этого не знали и ни разу об этом не заговорили! С одной стороны, это делает вам честь, ибо свидетельствует о том, что вы своих злодеяний все-таки стесняетесь и в них раскаиваетесь. Крайне похвально! С другой стороны, что ж вы такие нелюбопытные-то? Думали, не будет нужды раскрываться? Нет, будет. Вернее, уже есть. А хотите услышать кое-что занимательное про вашего борца за справедливость в желтых одеждах?
— Уймись, а? — Красный стал подниматься, сжимая кулаки.
— О, господин Красный! Вступился за лидера! Прекрасно вас характеризует. Но вот репутации вашей не спасает, нет. Господин Красный, друзья мои, осужден на смертную казнь за убийство семи человек. Он, господа, решил вместе со старым другом совершить вооруженное ограбление. И напоролись наши герои на отважного отца семейства, который попытался защитить жену и детей. Но господин Красный с напарником — они ребята тренированные, крепкие, сами видите. Что им какой-то клерк, смелый, да неумелый. Так что они безжалостно угробили всех. И отца, и мать, и детей. Самому младшему, кстати, было всего три месяца. Господин Красный утверждал, что не понимал, что делал, был, мол, в состоянии аффекта, но суд этим как-то не впечатлился. Да и психиатры подтвердили полную вменяемость нашего героя. Тем более, что сочувствовать господину Красному было очень нелегко после представленных судмедэкспертизой фотографий младенца в кровавых пеленках. Не для слабонервных, знаете ли. Вон и госпожа Зеленая так же считает, да?
Зеленая, зажав рот рукой, ринулась в душевую.
— Напарника господина Красного убили в перестрелке, а он попал в руки правосудия, залитый кровью, своей и чужой. Поэтому выбор цвета для него был очевиден, правда? Ну, и кто теперь откажется нажать красную кнопку, а, дамы? За убийство трехмесячного грудничка.
Бледный и потный Красный посмотрел на женщин. Ни одна из них не повернула головы в его сторону.
— Впрочем, наши дамы вовсе не уступают господам в изобретательности и хладнокровии, с которыми они лишали жизни ни в чем не повинных людей. Но я не буду более злоупотреблять вашим вниманием. Если возникнет такое желание, то советую рассказать друг другу абсолютно всё, чтобы таким образом уравнять шансы при следующем голосовании, а засим — позвольте попрощаться на время, впереди тяжелая неделя, не менее тяжелый выбор, так что набирайтесь сил — и информации. Ибо информация друг о друге — вот, что вам теперь нужнее всего для принятия решения. А там уже сами выбирайте, кто уйдет в лучший из миров первым, а кто последует туда несколько позже. Удачи, друзья!
Несколько секунд молчания, а затем голос господина инструктора возник вновь, заставив Сергея вздрогнуть от неожиданности.
— Да, совсем забыл сказать! Если вы все же решите не нажимать кнопки — чего я вам крайне не советую делать — то я свою угрозу выполню, не сомневайтесь. Будете умирать от голода, завидуя тем, кого пристрелили. Всего доброго!
И отключился теперь уже насовсем.
Зеленая вернулась из душевой. Оранжевая вновь начала подвывать, на этот раз тоненько и еле слышно. Вот только в тишине это звучало оглушительно.
— Ну, что будем делать? — нарушил молчание Желтый. Никто ему не ответил. Все смотрели в сторону и, похоже, каждый думал о чем-то своем.
— У нас есть несколько вариантов выхода, — поддержала его Желтая. — Надо только действовать всем вместе.
— Вместе?! — неожиданно взорвался Красный. — То есть, теперь, когда я в ваших глазах детоубийца, зверь и монстр, вы будете действовать вместе, считая себя невинными жертвами, и оставаясь чистенькими друг перед другом? Будете молчать о том, что натворили? За что вас приговорили к самому беспощадному наказанию? Значит, только из-за того, что наплел вам этот клоун инструктор, вы сейчас меня и Оранжевую заранее приговорили к казни на следующей неделе? А вот хрен вам! Я вас раньше собственными руками передавлю, понятно? Прежде, чем что-то там решать «сообща», прямо сейчас садимся и рассказываем, кого и за что. Чтобы все были в равных условиях. Кто первый? Ну?
«А ведь господин инструктор, хитрая бестия, именно этого и добивался! — подумал Сергей. — Чтобы мы все перессорились, не смогли договориться, а значит — не смогли и найти выхода из этой ситуации».
Он по-прежнему чувствовал некое отупение, вроде анестезии. Видимо, защитная реакция организма.
— Давай я, — с места поднялся Голубой. — Вот только, — он обвел взглядом присутствующих. — Если кто-то думает, что после меня он сможет не рассказывать о том, что натворил, то этот человек глубоко ошибается. Все вы расскажете, даже если вам сейчас кажется, что сможете что-то утаить. Я помогу Красному давить таких хранителей тайн — и без всяких кнопочек. А я это умею, поверьте. Потом разберемся. Если все замараны, так все должны быть и в равном положении.
ГОЛУБОЙ
Карту им выдали старую, пятилетней давности. А если учесть, как эти козлы строят свои селения, то картой можно было только подтереться: ничего она не объясняла, только путала, потому что там, где пять лет назад была улица, теперь стояли дома, а центральная дорога, раньше прорезавшая село напрямую, теперь извивалась причудливыми изгибами. Резких поворотов за угол Лейтенант очень не любил. Ох, как не любил. Так что двигались медленно и осторожно. А еще было очень утомительно постоянно ждать, что вот сейчас по тебе с верхнего этажа полоснут из пулемета. В общем, весь на нервах. Не терпел он этих городских боев, а с другой стороны, кто их любит-то?
Их поймали на очень простой прием, даже обидно было. Когда в село вполз весь взвод, растянувшись по обеим сторонам центральной улицы, по ним одновременно открыли огонь и спереди, и сзади. Половина ребят даже понять не успела, что произошло, так и рухнули в пыль в нелепых своих разгрузках поверх бронежилетов, от пуль не спасавших.
Остальные ринулись искать укрытие, но понятно было, что как раз на это боевики и рассчитывали, поэтому в переулках оставшихся добивали снайперы, заранее засевшие на удобных позициях и развлекавшиеся, как в тире.
Лейтенант чуть не плакал от обиды и бессилия. А больше всего — от злобы на самого себя, так глупо загнавшего взвод в ловушку и угробившего столько чудных ребят. Попав под перекрестный огонь, взвод моментально смешался, рассыпался, хоть и были его бойцы обучены хорошо, но, как говорится, против лома нет приема. Лейтенант и еще несколько десантников ринулись искать укрытие в одном из домов, выбив дверь и не обращая внимания на визг женщин, жавшихся в углу пустой комнаты. Сработал автоматизм: он и еще двое заняли позиции у оконных проемов, выбив стекла прикладами, еще один боец взял под прицел дверь. Сержант с радистом проверили выход на задний двор, перекрыли и этот подход к зданию. На секунду можно перевести дух. Посмотрел на свою команду. Если считать вместе с ним, их осталось шестеро.
Через улицу, в доме напротив, забаррикадировалась другая часть его взвода. На проезжей части лежали трупы бойцов. Много. Горло перехватило, изнутри поднималась неконтролируемая ярость. В последнее время у него совсем плохо стало с нервами, срывался при малейшей непонятке. Вместо того, чтобы выяснить и устранить причину, орал на подчиненных, а это было непрофессионально. И это он, который всегда гордился своим хладнокровием, тем, что не терял головы в самых трудных обстоятельствах.
Устал, видно.
Но теперь было не до того.
Надо было как-то выбираться из этой ситуации.
— Связь? — коротко спросил Лейтенант.
— Нету, — так же коротко ответил радист.
Лейтенант обернулся. В корпусе рации зияли две пробоины от пуль. Железная коробка спасла радиста — ему только пробило левое плечо, которое сейчас торопливо перевязывал Сержант.
— Ничего страшного, командир, — Сержант наматывал бинт по-мужски, толстым слоем. — Сейчас наши прочухают, что мы на связь не вышли и пришлют подмогу. Надо только продержаться.
«Оптимист! — подумал Лейтенант. — Пока они подмогу пришлют, нас тут перестреляют как в тире!» Но вслух ничего не сказал, только согласно кивнул.
На той стороне улицы началось какое-то движение.
Из дома, где засели остатки его взвода, открылась беспорядочная стрельба по фигуркам, слаженно перебегавшим переулок. Но фигурки действовали быстро и четко: не обращая внимания на упавшего товарища, подбежали к двери, попав в мертвую для стрельбы зону. Один из этих нападавших с силой ударил по двери ногой, распахнув ее, другой тут же выпустил в проем гранату из базуки. В доме полыхнуло, оглушительно грохнуло, из окна вырвались огонь и дым, и боевики мгновенно ворвались внутрь. Там покричали, раздалось несколько одиночных выстрелов и все стихло.
Потом из окна второго этажа вылетело тело, безвольно шлепнулось о мостовую. А в проем высунулся черный человек, гортанно крича и показывая в вытянутой руке что-то круглое и красное. Лейтенант не хотел думать, что это. Знал, но думать про это не хотел. Черный выпустил в небо несколько очередей из автомата, и, не торопясь, скрылся внутри комнаты.
— Ну, все, — пробормотал кто-то рядом с Лейтенантом. — Конец нам.
— Я тебе дам «конец»! — крикнул сзади Сержант. — Еще ни одного патрона не истратил, а туда же — «конец». У тебя огневая мощь и выучка, так что до конца еще далеко, понял? А будешь паниковать, я тебе конец раньше устрою!
И тут же заорал радостно:
— Смотри, командир! Я ж тебе говорил!
Над селом, оглушительно тарахтя, низко прошла двойка вертолетов, горячо обдав запахом сожженного керосина. Из дома напротив открыли по ним стрельбу, после чего машины сделали неторопливый разворот, зашли со стороны въезда в село еще раз, основательно проутюжили улицу и оба дома из крупнокалиберного пулемета. Лейтенант понял, что сейчас и им достанется — летчики же не знали, что тут свои! Он и его команда попадали на пол, по-детски руками прикрывшись от тяжелых пуль, выбивавших крошку из стен. Бедолага-радист страшно закричал от боли, в раздробленной ноге. А вертолеты ушли в сторону.