Сюзанне Тернер, работавшей в приходской больнице вместе с монахинями, эпидемия позволила доказать свою значимость в качестве медсестры. Когда Сюзанна спросила об одной беременной пациентке, Фрэнсис, мальчик-посыльный, сказал, что она умерла. «Где же она?” – спросила я. – «В задней комнате школы», – ответил Фрэнсис. Итак, мы пошли по коридору, и я сказала: «Фрэнсис, мне кажется, я слышу там какой-то шум». Мы вошли. Она была жива. Монахини вызвали скорую помощь. Женщину доставили в больницу, где она родила ребенка [51].
Анна Милани, сама больная, ухаживала за младшим братом, когда мать велела ей немного поспать.
Мама сказала, что я слишком долго не спала, ухаживая за Гарри. Мне надо отдохнуть. Пока я спала, Гарри умер. За мной пришла мама. Она плакала, держа на руках мою маленькую сестренку. Она сказала, что Гарри открыл глаза – его голова качалась взад-вперед, и он сказал: «Нанина». По-итальянски меня звали Нанина.
Гарри умер с моим именем на устах.
Бальзамировщиков не было, поэтому родители покрыли Гарри льдом. Гробов не было, только ящики, выкрашенные в белый цвет.
Мои родители положили Гарри в такой ящик. Мама хотела, чтобы он был одет в белое – одежда должна быть белой. Поэтому она одела его в маленький белый костюм и положила в ящик. Можно было подумать, что он спит. Мы все немного помолились. Священник подошел и благословил его. Я помню, как мать накрыла его лицо белой тканью, а потом они закрыли коробку. Они положили Гарри в маленькую повозку, запряженную лошадью. Только отцу и дяде разрешили пойти на кладбище. Когда они добрались туда, двое солдат опустили Гарри в яму [52].
Глава десятаяСаван и деревянный ящик
Оказав катастрофическое воздействие на Восточное побережье Америки, «испанка» вернулась на Средний Запад, нападая как на военных, так и на гражданских лиц. Доблестные попытки остановить ее продвижение потерпели неудачу из-за отсутствия достаточного количества медицинского персонала. С таким числом врачей и медсестер в армии «все организационные механизмы в мире не могли компенсировать тот непреложный факт, что не было достаточного количества медсестер, чтобы заботиться обо всех мужчинах, женщинах и детях, которые так отчаянно нуждались в них эти недели» [1].
Когда 11 сентября грипп поразил военно-морскую учебную базу Грейт-Лейкс в Иллинойсе, в сорока восьми км к северу от Чикаго: 2600 моряков заболели в течение недели. Джози Мейбл Браун была среди медсестер, вызванных в Грейт-Лейкс, чтобы бороться с эпидемией. Джози, окончившая школу медсестер всего спустя несколько месяцев после вступления Соединенных Штатов в войну, уже была призвана в армию. В этот период новоиспеченные дипломированные медсестры были обязаны служить. «Я должна была пойти в армию [2], – вспоминала Джози. – У меня не было выбора. Когда мои документы вернулись, там было написано: „Вы теперь служите во флоте. Не уезжайте из Сент-Луиса, не меняйте место проживания, не меняйте номер телефона"» [3].
Фактический призыв Джози был драматичным.
Однажды я была в кинотеатре, и вдруг экран погас. Затем на экране появилось сообщение: «Джози М. Браун, пожалуйста, явитесь в билетную кассу». Я пошла туда, и там был парень из «Вестерн Юнион» с телеграммой из Бюро медицины и хирургии ВМС в Вашингтоне, округ Колумбия. Он сказал: «Вас призывают. У вас достаточно денег, чтобы отправиться в путь? – и спросил: Какое самое раннее время, когда вы можете отправиться на службу?» И я телеграфировала в ответ: «У меня есть деньги.
Я могу заплатить за дорогу». Минут через сорок пять пришел ответ. «Отправляйтесь в Грейт-Лейкс, штат Иллинойс. Ведите строгий учет своих расходов. Не платите больше 1,5 доллара за еду или не оставляйте более 50 центов на чай. Расходы будут возмещены» [4].
Джози села в старый скорый поезд со спальными вагонами, идущий в Чикаго. «Я шла прямо через наш город и увидела светильник в окне, который мама туда поставила. Утром я добралась до Чикаго. Когда кто-то открыл передо мной газету, я увидела: „6000 человек в больнице заболели испанским гриппом в Грейт-Лейкс, штат Иллинойс“. Я сказала: „О, именно туда я и направляюсь. Что такое испанский грипп?“» [5]
Джози вскоре узнала об этом. После прибытия на военно-морскую учебную базу в Грейт-Лейкс ее накормили жареной свининой с яблочным пюре, а затем она впервые отправилась на дежурство. Джози была потрясена зрелищем, которое предстало перед ее взором.
Мой наставник отвел меня в палату, которая якобы вмещала 42 пациента. На кровати лежал умирающий человек, а еще один лежал на полу. Еще один человек лежал на носилках и ждал, когда тот умрет. Мы завернули его в простыню, потому что он перестал дышать. Я не знала, был ли он мертв.
Но мы завернули его в простыню и не оставили ничего, кроме большого пальца на левой ноге с биркой на нем, на котором были указаны звание человека, его ближайшие родственники и родной город. Скорая везет четверых пациентов – нам четверых живых – и заберет четырех мертвых [6].
Морги были переполнены, забиты почти до потолка телами, сложенными друг на друга, хотя гробовщики работали день и ночь. «Находясь там, ты не мог не увидеть большой красный грузовик, груженный гробами и направляющийся к железнодорожной станции, чтобы тела можно было отправить домой» [7].
Мало кто пытался лечить больных.
У нас не было времени их лечить. Мы не измеряли температуру, у нас даже не было времени измерить артериальное давление. Мы давали им немного горячего виски с содовой – вот и все, на что у нас оставалось время. У них были ужасные кровотечения из носа. Иногда кровь просто разливалась по комнате. Ты должен был убраться с дороги, если бы у кого-нибудь из носа текла кровь, иначе бы вымазался в ней с ног до головы [8].
Кто-то бредил, у кого-то были признаки разрыва легкого – тело наполнялось воздухом. Вы трогаете кого-то, а он весь пузырится. Вы бы видели, что их руки были все в пузырях [9].
Дальше все стало еще хуже. «Когда у них отказывали легкие, воздух будто застревал под кожей. Когда мы заворачивали мертвецов в скрученные простыни, их тела потрескивали – ужасный треск, который был похож на звук, когда вы льете молоко на рисовые хлопья» [10]. Работая по шестнадцать часов в сутки, Джози была не более чем посредником между скорой помощью и моргом.
Даже во сне ей казалось, что она слышит, как грузовики въезжают в морг, забирая мертвых. Что же касается числа погибших, то Джози не имела ни малейшего представления об их общем количестве. «Они умирали тысячами. В то время в Грейт-Лейкс находилось 173 000 человек, и 6000 из них лежали в больницах в разгар эпидемии. Наверное, никто не знает, сколько их погибло. Они просто сбились со счета» [11].
Вернувшись в Чикаго, молодой человек по прозвищу Диз солгал о своем возрасте и записался водителем скорой помощи в Красный Крест. Не обращая внимания на отчаянные мольбы отца, юный Диз отправился в учебный центр корпуса скорой помощи Красного Креста на юге Чикаго и вскоре уже учился водить и ремонтировать легковые и грузовые автомобили. Когда Диз сам заболел гриппом, как и многие здоровые молодые люди, страхи его отца оправдались. Юношу отправили домой, где его выходила мать. И Диз выжил, чтобы стать самым успешным аниматором в мире под своим полным именем Уолт Дисней [12].
В то время как тысячи театров по всей стране закрывались, новый водевиль под названием «Братья Маркс» создал шоу. Постановка называлась «Уличная Золушка» (The Street Cinderella) и включала партитуру Гаса Кана и Эгберта Ван Олстайна, но Граучо Маркс мало верил в это предприятие. Как бы оправдываясь, Граучо позже рассказывал, что его брат Чико «нанял шесть танцовщиц из магазина, где все по пять с половиной центов, и дал каждой по десять долларов. Им переплачивали» [13]. «Уличная Золушка» могла бы стать хитом, если бы не испанский грипп. В странных рекомендациях по профилактике гриппа «водевильным театрам разрешалось заполнять залы только на 50 процентов. Зрителям приходилось оставлять места по обе стороны пустыми, чтобы они не дышали друг на друга. Чтобы еще больше обезопасить себя, многие носили хирургические маски, так что даже когда они смеялись, звук был приглушен» [14]. В результате «Уличную Золушку» «можно было бы назвать очередной жертвой гриппа, погибшей в Мичигане из-за плохих отзывов и пустых театров» [15]. По мере того как эпидемия усиливалась, в Городе ветров[27] происходили такие же трагические сцены, как в Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии. Семнадцатого октября 1918 года, известное как «черный четверг», когда 381 человек умер и 1200 заболели. В городе кончились катафалки, и троллейбусы, задрапированные в черное, стали собирать трупы. В еще более отчаянной попытке остановить распространение испанского гриппа похороны были запрещены. Гражданские власти заявили, что
«в Чикаго не будут проводиться публичные похороны ни для одного человека, умершего от какой-либо болезни или по какой-либо причине. Поминки или публичные собрания любого рода не должны проводиться. Никто, кроме взрослых родственников и друзей, числом не более десяти, кроме гробовщика, помощников гробовщика, священника и необходимых водителей, не может присутствовать на похоронах. Тела нельзя вносить ни в церковь или часовню для отпевания» [16].
В то время как главный санитарный врач Чикаго доктор Джон Дилл Робертсон приказал полиции «арестовать тысячи, если это необходимо, чтобы они прекратили чихать на публике!» – было одно маленькое утешение. Преподобный Дж. П. Брашингем из Чикагской комиссии по нравственности отметил, что в октябре уровень преступности в городе снизился на 43 процента. Увы, от безумия не было никакой защиты. Житель Чикаго Питер Марразо, недавно иммигрировавший в США, думал, что его семья обречена, и забаррикадировал жену и четверых детей в своей квартире, крича: «Я вылечу их по-своему!» Потом он перерезал каждому из них горло.