Впоследствии выяснилось, что никто из них на самом деле не болел испанским гриппом [17].
На Аляске губернатор Томас Риггс-младший узнал о пандемии, свирепствовавшей «снаружи», и ввел строгие карантинные правила. Въезд на Аляску был ограничен, американские маршалы[28] находились в портах, в устьях рек и на дорогах, школы, церкви, театры и бильярдные были закрыты [18]. В Фэрбанксе карантинные станции охранялись маршалами, а гражданские лица регулярно проходили медицинские осмотры, причем тем, кто проходил их, выдавались нарукавные повязки. Пограничный город Шактулик, расположенный в глуши, придерживался более традиционного подхода. Блюстителям порядка платили по четыре оленя в месяц, а нарушивших карантин штрафовали, отнимая дрова, которые должны были доставить в общину, «распилить, расколоть и сложить в кучу» [19].
Несмотря на эти предосторожности, испанский грипп прорвался сквозь кордоны, растянувшиеся вдоль побережья Аляски, вглубь страны. Половина белого населения Нома заболела гриппом, и одной из первых жертв стал начальник службы образования Уолтер Шилдс. Туземное население было практически уничтожено [20]. Испанский грипп убил 176 человек из 30021 эскимосского племени инупиатов [21]. По словам арктического исследователя Вильялмура Стефанссона, инупиаты отреагировали на новость об испанском гриппе паникой и пришли в движение, распространяя болезнь. Целые семьи, слишком больные, чтобы поддерживать огонь, замерзали насмерть. Когда одну группу коренных жителей Аляски доставили в больницу, они думали, что их приговорили к смертной казни, и повесились. Сам Стефанссон пережил тяжелую утрату во время эпидемии, потеряв пятерых своих проводников, в том числе легендарного погонщика собак – Расколовшего Ветер [22].
В отчаянной попытке сдержать вспышку эпидемии губернатор Риггс приказал местным жителям Аляски оставаться в своих домах и избегать публичных собраний, что противоречило их традиционным ценностям. Инупиаты были общительными и щедрыми, а их культура предполагала общинный образ жизни. Изоляция была для них формой смерти при жизни. Они также считались фаталистами, реагируя на эпидемию совершенно иначе, чем белые поселенцы. Один школьный учитель писал:
«Они отказались помочь себе и предпочли сидеть на полу и ждать смерти. Я делал для них все: снабжал припасами и водой, колол дрова, делал стружку, разводил костры, готовил еду, доставлял ее им и даже был гробовщиком и водителем катафалка. Очевидно, туземцы не испытывали никакого уважения к своим мертвецам, а скорее боялись их. Часто мне приходилось спасать трупы от собак, которые начинали их пожирать» [23].
По всей Аляске одна деревня за другой заболевала гриппом. Слишком больные, чтобы охотиться, многие местные жители Аляски убивали и съедали своих ездовых собак, в то время как в Гамильтоне собаки начали есть людей. Учитывая изолированный характер отдаленных аляскинских общин, высокая скорость распространения испанского гриппа кажется необъяснимой. В этот момент, до перемирия, Аляска не могла винить в эпидемии вернувшихся солдат или масштабные общественные собрания.
К сожалению, объяснение кроется в одной службе, которая обещала, что она будет работать в любых условиях: почтовой службе. И, как и Почта США, «испанка» всегда добивалась своего, даже там, где другие терпели неудачу.
К северу от границы первый задокументированный случай испанского гриппа среди гражданского населения Канады был зарегистрирован в Викториавилле 8 сентября 1918 года [24].
В течение месяца болезнь охватила всю страну от побережья до побережья. К концу 1918 года 50 000 канадцев умерли от испанского гриппа [25].
«Испанка» пробралась в Виннипег, столицу Манитобы, 30 сентября 1918 года, направляясь на запад на военном поезде с больными солдатами. Через четыре дня после прибытия в Виннипег погибли двое солдат и местный железнодорожник – первая жертва среди гражданского населения. Гражданские власти надеялись, что грипп скоро пройдет. Но 12 октября The Manitoba Free Press сообщила своим читателям, что «все школы, церкви, театры, танцевальные залы и другие общественные места в Виннипеге и пригородах будут закрыты на неопределенный срок сегодня в полночь в качестве меры, направленной против распространения эпидемии испанского гриппа, 12 новых случаев которого были зарегистрированы в городе вчера» [26]. Несмотря на эти доблестные усилия отцов города, испанский грипп свирепствовал в Виннипеге и его пригородах, и к 31 октября было зарегистрировано 2162 случая заболевания. Точно так же, как и в Соединенных Штатах, медицинские вмешательства были обречены на провал из-за нехватки врачей и квалифицированных медсестер. В прериях, в маленьких городках Манитобы, Саскачеване и Альберте, люди пытались изолироваться, но это не остановило неумолимого продвижения «испанки» по Канаде. Инфекция проникла в отдаленный аванпост торговой Компании Гудзонова залива в Норвей-Хаус, Кееватин, 4 декабря 1918 года благодаря собачьей упряжке, доставившей пакет с почтой из Кроу-Лейка, который уже был заражен [27]. Этот регион Канады и в лучшие времена отличался суровыми условиями. Местные жители влачили жалкое существование охотников-собирателей, питаясь добытой в лесу пищей, в то время как основные продукты питания, такие как мука, чай и сахар, продавались в обмен на меха из магазинов Компании Гудзонова залива. У них было мало припасов, и когда начался испанский грипп, семьи голодали в разгар зимы. Гарри Эверетт, выросший в Беренс-Ривер, Манитоба, живо вспоминал об испанском гриппе в своих мемуарах:
«Мое первое воспоминание – это то, как я лежу в гамаке, похожем на качели, и вижу кровати по всей комнате, и одну женщину, которая достает из-под блузки свою маленькую сумочку и отдает ее моему отцу. Это было во время эпидемии испанского гриппа. Мой отец был единственным, кто не болел и был здоров в течение нескольких дней, обходя разные дома, чтобы убедиться, что у них достаточно дров, чтобы поддерживать огонь, и забирать тела, которые были в доме… Они сказали, что если бы больные, которые умерли, остались в доме, где было тепло, то все обошлось бы. Они вышли слишком рано, замерзли, и у них случился рецидив» [28].
Отчаявшись найти пищу для своих семей, многие выздоравливающие жертвы слишком рано отказывались от постельного режима, и у них развивалась вторичная пневмония. Еще одним осложнением было то, что многие из них уже переболели туберкулезом, который в то время свирепствовал среди коренного населения Канады.
Преподобный Генри Гордон описал существовавшие условия, при которых испанский грипп поразил миссию Гренфелла в Картрайте, Лабрадор.
Он обрушился на это место, подобно циклону, через два дня после того, как ушел почтовый пароход. После обеда я отправился осматривать дома и был просто потрясен тем, что обнаружил. Целые семьи лежали полумертвые на кухонных полах, неспособные даже покормить себя или поддерживать огонь… Я думаю, что там было только четыре человека, которые были здоровы. Чувство глубокой обиды на бездушие властей, которые прислали нам болезнь на почтовом пароходе, а затем оставили нас на произвол судьбы. Беспомощность бедняков поражала в самое сердце. Это было ужасно, люди плакали, дети умирали повсюду [29].
Замерзшая земля северной зимы сделала невозможным захоронение жертв испанского гриппа. И местные жители придумали хитроумные способы держать тела подальше от голодных собак. Некоторые трупы завернули в простыни и поместили на крышах, создавая призрачные саваны, пока их не похоронят весной [30]. В Норвей-Хаусе тела складывали, как дрова в хижине, пока их не хоронили. Один очевидец вспоминал:
«Там было так много людей, что они не могут похоронить их всех по отдельности. их просто собрали и похоронили в ящике. Они просто бросили тела в ящик, я не знаю, сколько их там было. И у них были большие подъемные краны, и они собирали эти тела вместе, и там было много людей и детей. это было ужасное время, трудное время, чтобы собрать всех людей и похоронить их. Хотя некоторые из этих людей до поры до времени оставались в хижине, у них было недостаточно досок для гробов, и они просто закапывали их в мешках» [31].
Приходские регистры христианской миссии в Норвей-Хаусе свидетельствуют о том, что во время эпидемии 1918–1919 годов на 1000 человек населения приходилось около 183 смертей, что в семь раз больше, чем за два десятилетия до и после этого периода. Примерно пятая часть взрослого населения старше двадцати лет погибла во время этой эпидемии [32]. Натаниэль Кескекапов, старейшина племени кри, даже не родившийся в то время, был хорошо осведомлен об эпидемии – эти знания он унаследовал от своих предшественников. Опрошенный исследователями примерно в 2002 году, в возрасте семидесяти двух лет, Натаниэль сказал: «На южной стороне грипп бушевал очень сильно, и кто-то ходил туда, а затем упал, точно подстреленный. Даже дети, они, примерно 10-летние, просто падали и умирали. Вот так. Они не беспокоили никого, просто падали прямо на землю» [33].
Тем временем, вернувшись в Соединенные Штаты, «испанка» мчалась на запад, собирая по пути свою кровавую жатву. В Кэмп-Фанстоне, где в феврале 1918 года произошла первая вспышка гриппа, в октябре началась вторая, когда 29-я полевая артиллерия была опустошена новой эпидемией – 14 000 заболевших и 861 умерший к концу месяца [34].
Первый лейтенант Элизабет Хардинг к тому времени была опытной старшей медсестрой, которая уже имела дело с более чем «800 случаями эпидемического паротита, кори, оспы, дифтерии и всех мыслимых инфекционных заболеваний» [35]. Когда Хардинг в октябре 1918 года покинула Форт-Райли, чтобы поступить на службу к начальнику медицинского управления, началась вторая волна гриппа.
В день моего отъезда там было более 5000 пациентов. В Кэмп-Фанстоне были открыты казармы для размещения больных. Несколько медсестер умерли, я не уверена, сколько их было, но мне кажется, что по меньшей мере шестнадцать. Медсестры, дежурившие в Форт-Райли, держались очень хорошо, но медсестры, которых срочно вызвали в больницу, сильно пострадали и прибыли больными [36].