В Крайстчерче молодой Стэн Сеймур был одним из первых, кто помогал окружающим, когда испанский грипп поразил зажиточный район города под названием Фендалтон. Стэн сопровождал мать во время визитов к больным, таскал продукты и убирал их дома. Через несколько дней даже самые богатые дома начали вонять гниющей едой и переполненными ночными горшками. «Я помню, как моя мать закатала длинные рукава своего платья и с мрачным видом принялась за работу, чтобы убрать грязь и беспорядок…» – вспоминал Стэн [7].
А запах был хуже, чем все остальные, вместе взятые. «В домах, где кто-то умер, а тело до сих пор не вынесли, стоял совсем другой запах, не такой, как от гниющей еды и ночных горшков, но вполне отчетливый» [8].
Новозеландские врачи и медсестры, чьи ряды уже поредели из-за войны, изо всех сил пытались справиться с пандемией. Одной из самых выдающихся была доктор Маргарет Крукшенк, всего лишь вторая женщина, окончившая медицинскую школу Отаго в 1897 году, первая, кто зарегистрировался в качестве врача, и первая, кто осуществлял общую практику. Она училась также в Медицинской школе в Эдинбурге и Дублине [9]. Когда коллега доктора Крукшенк – доктор Барклай вызвался идти добровольцем в медицинский корпус, она взяла на себя единоличное руководство их практикой и пользовалась автомобилем доктора Барклая. Доктор Крукшенк работала без устали во время эпидемии, и когда ее водитель заболел гриппом, она использовала велосипед для поездок по городу, а лошадь – для поездок за город [10].
Доктор Дэвид Ллойд Клэй из Веллингтона уже пережил одну эпидемию гриппа, и первоначально у него не было никаких опасений, когда новая вспышка поразила Веллингтон в 1918 году. Будучи студентом-медиком в Манчестерском лазарете во время эпидемии русского гриппа 1889–1890 годов, когда в Англии и Уэльсе умерло 8800 человек, доктор Клэй считал, что хорошо знает своего врага. «В основном умирали очень пожилые люди, а осложнения были редки», – сказал он о своих британских пациентах. Но доктор Клэй с растущим беспокойством наблюдал, как новый штамм вируса гриппа проявляет тревожащие черты.
Этот грипп 1918 года клинически казался совершенно другим… На ранних стадиях заболевания пациент проявлял признаки дистресса. Серьезные и тревожные симптомы появились через 24–36 часов. Головная боль была очень сильной. Бред был временами тихим, временами яростным, временами почти маниакальным. У пациентов были мучительные боли в груди. Распространенным выражением среди них было: «Доктор, они вынули мои внутренности!» Люди кричали от боли, особенно в самых тяжелых случаях. Температура поднималась примерно до 40 °C, а когда кашель усиливался, начиналось кровотечение из носа, легких и иногда из прямой кишки [11].
Доктор Клэй был очень перегружен работой во время эпидемии. На четвертый день после появления испанского гриппа в Веллингтоне он проработал 22 часа без перерыва, посетив 152 дома и проехав 240 км. У него было много работы, в среднем по два больных в каждом доме [12].
Юный Артур Кормак увидел, как его родной город преобразился за несколько дней после празднования перемирия в Горе.
Центр города выглядел призрачно. Больше половины предприятий было закрыто, а те, что работали, тоже можно было бы закрыть, потому что вокруг не было ни души, кроме бойскаутов, собиравшихся на вечернюю службу. Скауты проделали удивительную работу, доставляя пищу в дома больных. Эта еда была приготовлена в кулинарно-техническом блоке позади средней школы Гора мисс Мачутчисон и миссис Пиджин. Они и их помощники оказали услугу, важность которой просто невозможно было выразить словами [13].
Эта услуга была очень нужна. Одна дама вспомнила такой случай.
Это сохранялось в моей памяти на протяжении всех лет, его мне рассказал маленький мальчик, который, почувствовав приступ голода, пошел просить еды у мясника. Затем он спросил мясника, как его приготовить. Мясник спросил, почему бы его матери не приготовить это блюдо. Мальчик ответил, что его родители уже два дня спят в постели. Мясник проводил ребенка до дома и обнаружил, что они уснули навсегда [14].
В Крайстчерче Стэн Сеймур, который помогал своей матери ухаживать за больными гриппом, сам стал жертвой болезни.
У меня был очень сильный жар и сильная потливость. Пижама и постельное белье промокли насквозь. Мама сказала, что мою пижаму можно было выжимать. Я помню, как она обтирала меня губкой, чтобы уменьшить жар. Бред был еще одним отличительным симптомом. Мне никогда не снились такие сны ни до, ни после: они были ужасающими, кружащимися, неуправляемыми кошмарами с кошмарными фантазиями.
У меня появились огромные опухоли под мышками, такие большие, что я не мог держать руки по бокам, и большие пурпурно-черные пятна на бедрах. Для любого образованного человека это было похоже на симптомы средневековой Черной смерти. Некоторые люди в то время говорили, что это был всего лишь грипп, но это больше походило на чуму.
У Стэна были собственные теории относительно происхождения этой загадочной и смертельной болезни, ощущения, которые перекликаются с чувствами жертв из Европы, Южной Африки и Соединенных Штатов: «Я все еще считаю, что это как-то связано с Первой мировой войной, со всеми этими трупами, гниющими под открытым небом на ничейной земле…» [15]
Сид Мюрхед из Оамару, Южный остров, вспомнил, как его отец вернулся домой с работы раньше обычного, возбужденный, с высокой температурой.
Мать немедленно уложила его спать в передней комнате, предназначенной для гостей или особых случаев, с несколькими полотенцами, тазом и контейнером с формалином (раствор формальдегида), используемого в качестве дезинфицирующего средства. Папа сказал, что не может ни есть, ни пить – у него пропал голос, но мама настояла, чтобы он съел тарелку каши. С помощью карандаша, бумаги и жестов папа объяснил, что у него есть бутылка виски, которая стоит в буфете как раз на такой случай, и, если она добавит немного в кашу, он ее съест. С невинным видом мама вылила в кашу полбутылки чистого виски. Папа быстро съел всю тарелку и очень скоро вспотел. Он вспотел так сильно, что пришлось несколько раз менять постельное белье. Он бредил, его бессвязную речь трудно было воспринять из-за севшего голоса. Но он стал быстро выздоравливать, и потом всегда утверждал, что именно виски и его шоковое воздействие привели к этому чудесному выздоровлению [16].
Лора Маккилкин, официантка отеля «Эмпайр», «очень сильно заболела гриппом».
Это случилось неожиданно, однажды вечером, после того как я приняла ванну. Я легла в постель и оставила окно широко открытым. Разные люди в отеле кричали: ««Лора, иди сюда, тебя зовут», но я осталась под одеялом, свежий воздух обдувал меня всю ночь.
На следующее утро мистер Кен, фармацевт и врач, прошли через отель, обрызгивая всех формалином. Я сказала им, что вижу игральные карты по всему потолку. Мой язык распух. Мистер Кен принес мне лекарство – хинин. Они хотели перевезти меня в здание Зимнего шоу, но я сказала им, чтобы они оставили меня в покое.
Потом они сказали, что я почернела, и решили, что мне конец. Еще несколько человек погибли; жену босса, горничную, бармена и буфетчицу вынесли на носилках. Но я выжила. Я уехала домой на неделю, чтобы повидаться с матерью, и в Вайрарапе все было так же плохо [17].
Для перегруженных работой врачей и медсестер жуткие сцены происходящего время от времени перемежались сценами с оттенком черной комедии. В больнице Крайстчерча медсестра Уинифред Мафф лечила молодоженов, которые были госпитализированы после того, как упали в обморок на скачках в Аддингтоне.
Жену отвезли обратно в гостиницу, но никто не знал, где она находится. Мужа положили в мою палату. Он был в бреду, то распевая гимны, то ругаясь. Он вышел, когда никто не видел, и в ночной рубашке побежал к отелю ««Риккартон». Носильщики поехали за ним на тачке, потому что другого транспорта не было. Он умер в тот же день [18].
Другой бредящий пациент, богатый фермер, сказал медсестре Мафф: «Не останавливайте меня! Мне нужно проехать двадцать миль за ночным горшком. У моего человека есть лошадь, которая ждет меня» [19].
Эти события, возможно, не казались забавными в то время, но как только медсестры ушли на перерыв и обменялись историями, «мы увидели смешную сторону вещей», например доктора, который пришел с липким стетоскопом. Он осматривал старую даму и слушал ее легкие, но, когда встал, стетоскоп остался на теле больной. «Патока, – сказала она, – очень полезна при простуде!» [20] Дороти Хобен из Веллингтона, медсестра из добровольческого отряда во временном госпитале, созданном при бывшей Торндонской нормальной школе, вспоминала: «Однажды ночью санитары привезли толстую старую женщину, которая весила, должно быть, не меньше шестнадцати стонов[50] (100 кг) и была невероятно грязной. Мы думали, что на ней черные чулки, пока не обнаружили, что это грязь! Она была очень-очень больна. По крайней мере, бедная старая душа умерла чистой» [21].
В некоторых случаях новозеландская эпидемия испанского гриппа неожиданно пробуждала в людях хорошее. Пегги Кларк из Те Авамуту вспоминала:
«В самый разгар кризиса появился человек, назвавшийся врачом, который умело и самоотверженно работал с жертвами гриппа. Много лет спустя папа получил письмо из палмерстон-нортского суда с просьбой предоставить информацию об этом «докторе». Оказалось, что он бежал из тюрьмы Вайкерия в 1918 году и не имел медицинской профессии. Очевидно, он снова попал в беду. Папа с удовольствием написал в ответ, что восхищен работой этого человека во время эпидемии» [22].
В некоторых случаях безумие казалось единственным разумным ответом на продолжающийся ужас. Джин Форрестер, урожденная Куой, из Окленда, была членом Сент-Джонской бригады скорой помощи и работала в больнице скорой помощи, созданной в Мемориально