Медицинские исследователи сражались с гриппом на протяжении всего 1918 года, чтобы найти лекарство от болезни, которую они с трудом могли определить, и в некоторых случаях сами врачи становились ее жертвами. Одним из таких был майор Г. Грэм Гибсон из Королевского медицинского корпуса, умерший в феврале 1919 года в больнице № 2 в Абвиле вместе с двумя коллегами. Майор Гибсон был назван в некрологах «мучеником науки». Работая бок о бок с майором Боуменом из Медицинского корпуса канадской армии и капитаном Коннором из Медицинского корпуса австралийской армии, майор Гибсон завершил
открытие того, что, весьма вероятно, действительно является возбудителем этой эпидемии гриппа. Предварительная заметка об этом микробе была опубликована этими врачами 14 декабря 1918 года в The British Medical Journal, и поэтому работа майора Грэма Гибсона имеет приоритет над более поздними публикациями. В то время, однако, доказательства открытия не были полными. Теперь, как мы понимаем, расследование завершено, и смерть майора Гибсона отчасти подтверждает это. Его рвение и энтузиазм заставили его работать так усердно, что он в конце концов стал жертвой очень патогенных штаммов микроба, с которым он экспериментировал. Он сам заразился гриппом, а за ним последовала пневмония [23].
Сэр Уолтер Морли Флетчер, секретарь Совета по медицинским исследованиям, был потрясен смертью Гибсона и его коллег, поскольку они «все были сбиты с толку этой ужасной болезнью» [24]. Гибсон и его команда были не единственными жертвами. Дальнейшая переписка с Флетчером показывает, что многие исследователи были поражены гриппом, расширив список препятствий для разработки вакцины [25].
Исследование происхождения «испанки» не обошлось без странных моментов. Однажды обезьяна, которую собирались использовать в качестве подопытного животного, сбежала из лаборатории. По словам Флетчера, все было так.
На следующий день ее видели в Нью-Скотленд-Ярде, где она, по-видимому, собиралась явиться в полицию. Преследуемая полицейским, она перешла Уайтхолл, и ее переехал автобус. Когда люди попытались поднять мертвое тело, обезьяна ожила и побежала вверх по фасаду Министерства внутренних дел к великому удовольствию большой толпы. В тот же вечер животное нашли на самом верху здания Министерства внутренних дел, мертвым, но не обесчещенным [26].
Уолтер Флетчер пережил эпидемию испанского гриппа, хотя к 1916 году его здоровье уже было подорвано двусторонней пневмонией и плевритом. Типичный пример того, как врач становится тяжелым пациентом: Флетчер подорвал свое здоровье самоотверженным трудом и никогда полностью не оправился после операции по дренированию легких. Инфекция в месте раны в конечном итоге убила его в возрасте шестидесяти трех лет.
На протяжении всей эпидемии испанского гриппа преданность Флетчера борьбе с этой болезнью была абсолютной. «В конце лета и осенью того же года началась страшная эпидемия черного гриппа [26], – писала жена Флетчера Мэйзи. – Сам Уолтер, к счастью, спасся, но его это ужасно беспокоило, и с тех пор он начал настоящую атаку на болезнь» [27]. Это должно было стать делом всей жизни Флетчера, «атакой» на грипп, «которая должна была включать всю работу, проделанную над собачьей чумой, и началом создания полевых лабораторий в Милл-Хилле, где тридцать лет спустя должна была быть построена огромная лаборатория Совета медицинских исследований» [28].
Для некоторых людей испанский грипп оставил после себя лишь боль, так что они не могли жить с последствиями, даже когда пандемия закончилась. Доктор Джеймс Нивен, главный санитарный врач Манчестера, сделал многое, чтобы сдержать первую волну гриппа, когда она обрушилась на город в июне 1918 года. Его практические меры и рекомендации городским властям спасли много жизней. Но отцы-основатели Манчестера проигнорировали совет Нивена запретить празднование перемирия, в результате чего смертность резко возросла после массовых собраний 11 ноября. В последующие годы Нивен все больше впадал в уныние, несмотря на свою выдающуюся профессиональную репутацию и достижения. Двадцать восьмого сентября 1925 года Нивен отправился на остров Мэн и поселился в гостинице. Два дня спустя его тело было обнаружено в гавани Онкан. У Нивена случилась передозировка, и его тело оказалось в море.
У других, однако, это была более счастливая история. Вера Бриттен, служившая медсестрой во Франции и Лондоне, после войны вернулась к учебе в Оксфордском университете и написала о своих переживаниях в «Заветах юности», одних из самых ярких мемуаров Первой мировой войны. Уэйну, армейскому служащему, который записал в своем дневнике воспоминания об испанском гриппе во время службы во Франции, также удалось получить диплом. В конце концов осенью 1918 года Уэйн вернулся домой в Англию, чтобы воссоединиться с молодой женщиной, которая, если и не была его возлюбленной, то, по-видимому, ждала его. В пятницу, 31 января 1919 года, он записал, что ему наконец-то удалось окончить Кембриджский университет: «Дипломы были вручены в здании совета в два часа дня: я надел форму, и мы втроем взошли на постамент, держа Джоуи за руку. («Джоуи» был вице-канцлером сэром Артуром Эвереттом Шипли, и рукопожатие отсылает к древней кембриджской традиции жать руку обладателя Креста Виктории при присуждении ученой степени.) [29]
А как же американский корабль «Левиафан», который привез больных гриппом новобранцев во Францию? После заключения перемирия судно было выведено из эксплуатации. У него была еще одна претензия на славу, так как на борту в качестве рулевого с 27 ноября 1918 по февраль 1919 года служил будущая кинозвезда Хамфри Богарт [30]. После полного переоборудования «Левиафан» вернулся к гражданской жизни в качестве американского пассажирского судна, и его военная служба сделала его более популярным, чем в пышные довоенные дни. Он процветал во время сухого закона, когда стоял на якоре в нейтральных водах за пределами юрисдикции США, чтобы продавать «лекарственный алкоголь» всем, кто подплывал к судну. Но в конце концов именно Великая депрессия, а не немецкие подводные лодки привела к его гибели.
Слишком дорогой в эксплуатации американский эсминец «Левиафан» совершил свой последний рейс 14 февраля 1938 года на верфь в Розите (Шотландия), где его разобрали на металлолом. От корабля теперь ничего не осталось, кроме воспоминаний тех, кто служил на нем, и этого торжественного обращения.
Мы созерцаем величие твоей громады и с изумлением и благоговением взираем на твою величину и мощь, которые превосходят все, что мы могли представить [31].
В Филадельфии жизнь Колумбы Вольц и ее подруги Кэтрин быстро вернулась на круги своя. Вскоре они снова играли в свои старые игры и катались на роликах по парку. «Все казалось таким чудесным. Я знала, что мои дяди вернутся домой из армейских лагерей и они не заболели. Все в нашей семье выздоровели от гриппа, и больше никто из моих знакомых не болел. Мы все были очень-очень счастливы. Война закончилась, и грипп практически прошел. Мир и здоровье вернулись в город» [32].
Но Анна Милани никогда не забывала о потере своего младшего брата Гарри: «Я все время думаю о нем. Мои братья и сестры – нас сейчас восемь человек – говорят о гриппе, о том, как мы все болели, что пережили. Мы говорим о Гарри» [33].
Для Мэри Маккарти принять потерю родителей и комфортную семейную жизнь представителей среднего класса оказалось намного труднее. Мэри вспомнила, как они с братьями навещали могилу ее родителей.
«Это было обычное воскресное занятие, включавшее долгие поездки на трамвае, бесконечные прогулки пешком или ожидание, носившее особенно утомительный пролетарский характер американских городских развлечений. Две могилки, которые остались от наших родителей, ассоциировались в нашем сознании с пушечными ядрами Гражданской войны и памятниками погибшим солдатам. Мы флегматично смотрели на них, ожидая чего-то, но эти две травяные ««кровати» с их надгробиями не вызывали никаких чувств» [34].
Оглядываясь назад, Мэри считала, что испанский грипп изменил ход ее жизни. Если бы ее родители были живы, полагала Мэри, ее собственная жизнь была бы гораздо более обычной: брак с ирландским адвокатом, игры в гольф и членство в католическом книжном клубе [35]. Как бы то ни было, неоднозначный автор The Group стал интеллектуальной главой и опорой The Partisan Review и The NewYork Review of Books. Прагматизм Мэри сильно отличался от прагматизма Уильяма Макселла, который стал ее редактором в The New Yorker. Уильям вспоминал о горьком чувстве утраты, когда его мать и новорожденный брат умерли от этой болезни: «С тех пор было много печали, которая раньше была нам незнакома, глубокой печали, которая никогда не уходила. Мы не в безопасности. Никто не в безопасности. Ужасные вещи могут случиться с каждым в любое время» [36].
Глава двадцать первая«Вирусная археология»
Рядовой Гарри Андердаун, английский солдат, умерший в госпитале № 24 в феврале 1917 года, теперь покоится в мире под простым белым надгробием на военном кладбище в Этапле, блаженно не осознавая своего статуса потенциального «нулевого пациента» [1]. В то время как тело Гарри лежит нетронутым, тела многих других жертв могут хранить тайну смертельного вируса, предоставляя больше информации об этиологии испанского гриппа и причинах его появления. Это необходимо узнать, чтобы предотвратить угрозу будущих пандемий. Исследования проводятся в течение последних семидесяти лет, сначала шведским студентом-медиком Йоханом В. Хультином, затем Джеффри Таубенбергером из Института патологии Вооруженных сил в Вашингтоне, округ Колумбия, и профессором Джоном Оксфордом из Медицинской школы Королевской лондонской больницы. Эти люди и их команды искали ответы в сохранившихся телах жертв гриппа. Но только когда вирус принял новую и неожиданную форму, убив трехлетнего ребенка в Гонконге в 1997 году, исследования гриппа приобрели новую актуальность.