Хроники избранных Хранителей. Том 1
Карта мира
Посвящение: моей семье и близким
Благодарности: Ш. Г. А. и Р. А. К. за терпеливые первые прочтения и поддержку
Глава 1Фестиваль Цветов
— Да чтоб тебя! — Марвин громко выругался, отпрыгивая от середины дороги. — Здесь вообще кто-нибудь убирается⁈
Неприятный комочек медленно сполз с ботинка и упал обратно на землю. Мысленно покрыв Селву с ног до головы похожей консистенцией ещё пару сотен раз, молодой человек начал нетерпеливо вытирать обувь об траву. «Сегодня чёртов праздник. За что платят этому идиоту⁈» — недоумевал он внутри себя, параллельно оглядываясь, нет ли рядом таких же непредвиденных обстоятельств. Не то чтобы тот был слишком агрессивным или малоприятным человеком, просто, как и все члены его семьи, он был с детства приучен к порядку и не любил, когда люди не выполняли свои обязанности должным образом. Строгость к другим была следствием строгости к себе. Таким уж он был воспитан и, скорее всего, родился.
Разобравшись с недоразумением и убедившись, что похожих в ближайшее время не предвидится, он, наконец, выдохнул. Редко можно было застать Марвина Кузнеца в столь непринуждённом состоянии: обычно сосредоточенный и занятый своим делом, сейчас он просто оглядывался по сторонам, — слегка измазанная и запотевшая рубашка, свободные брюки, грубое телосложение и крупные кости, особенно отчётливо выраженные на лице, широкий лоб с первыми едва заметными морщинами, низко посаженные чёрные, будто сажа, брови в цвет растрёпанной шевелюры и тяжёлый, как материалы, с которыми он работает, серый взгляд. Эта фигура явно не вписывалась в мирное спокойное поле, зато отлично сливалась с неотёсанными камнями. Несмотря на внешнюю шершавость, напрасно было полагать, что этот суровый во всех отношениях человек замечал только холод железа. Внимание к деталям — это основа искусства любого мастера, даже если его призвание лежит в кузне среди жара и диких изделий.
Солнце сейчас было во второй половине зенита. Это когда ещё середина дня, но уже начинаешь чувствовать, что вечер приближается. В общем, практически самое интересное время суток. Рабочий день методично подходит к концу, скоро настанет время досуга, вечерних фонарей, прогулок, посиделок у камина. А сегодня вообще фестиваль цветов, значит, можно будет увидеть чуть больше чуда.
Где-то за дорогой и деревьями слышался смех детей, дополнявший возникшие на листве блики. Вообще, всё сейчас подозрительно гармонировало: песчаная дорога витиевато огибала кусты и уходила глубже в тёмно-изумрудный лес, словно отделяя его от небольшой опушки, которая была сплошь усыпана лавандовыми росяными лилиями. Марвин оглянулся и посмотрел на её: нежные цветы казались несколько потускневшими под солнечным светом, но вот аромат в полной мере передавал их мистическую силу, наполняя голову сладким запахом со слабым привкусом древесной сердцевины. Поговаривали, что эти цветы — слёзы одного из Великих, и поэтому они так редко встречались в природе. Кто знает, возможно, отчасти из-за близости к росяным лилиям и была основана деревня Марвина.
«Однако, пора», — подумал Кузнец и, выйдя из полуденного транса, зашагал дальше. До конца дня нужно было закончить работу и успеть к началу торжества, чтобы увидеть всё с первых рядов.
Он обогнул кусты и зашагал быстрее, погружаясь всё глубже в лес. Тёмные стволы и густая листва тепло окутали его со всех сторон и открыли спрятанную от внешнего мира жизнь небольшого поселения. Деревянные хижины, обитые мхом и окружённые аккуратными изгородями, стояли то тут, то там, сливаясь с окружающим миром. Он видел эти дома с самого рождения. Строго говоря, только такие дома он и видел.
Дети резвились рядом с пастушьим псом, который явно заскучал во время сна скота, а мамы деловито переговаривались в стороне. Вот сын пекаря показался с новой партией пирожков и устремился к чаще. И чем дальше шёл Марвин, тем больше людей встречал, оно и неудивительно: приготовление к фестивалю шло полным ходом. И хоть официально центральной площади или улицы в деревне не было, была эта песчаная дорога и древо глубоко внутри леса. Туда все и стремились.
Не обращая внимания на суету, Кузнец свернул к дому с каменной пристройкой.
— Селва, Шнерд тебя дери!
Невысокий тёмноволосый мужчина средних лет повернулся, услышав знакомый голос.
— Будь добр убрать с дороги козьи помои! — фыкнул Марвин и вошёл в кузницу, оставив недовольного Селву дуться и смиряться с судьбой.
В комнате пахло железом, жарой и потом. Казалось, годы идут, а она не меняется. Узкие окна на стенах пропускали достаточный минимум солнечного света, но выпускали явно недостаточно запаха, поэтому иногда Марвин и Хокке оставляли дверь открытой. Хокке был для Марвин кем-то вроде опекуна, хотя за все свои заслуги уже давно был радушно принят более пожилыми членами семьи как её неотъемлемая часть. Иногда было ощущение, что он до сих пор смущался этому факту.
Более крупные инструменты были разложены и развешаны в дальнем углу, недалеко от печи и наковальни, в противоположной стороне кузницы находился стол с огромным количеством ящиков, хранивших принадлежности для более тонкой работы. Рядом же находились массивные полки со смесями разных цветов. Из-за красивой легенды о слезах Великого, а может, из-за случайного стечения обстоятельств недалеко от деревеньки можно было найти множество редких растений, которые использовались для изготовления амулетов, оберегов и придания силы оружию. Насколько было известно Марвину, его семья занималась ремеслом уже парочку столетий точно, но даже бабушка Элла оставляла многие вопросы без ответа.
Несмотря на высокий спрос и редкость растений, поселению так и не удалось разрастись. Вероятно потому, что здесь нечего было развивать и нечему было развиваться. Всё шло своим чередом по издревле установленному порядку.
— Марвин, это ты? Я уже начал переживать, — Хокке выглянул из-за ведущей в дом двери. — Передал амулет старейшине?
— Да, едва успел перед его уходом. Старик почти отругал меня за слишком поздний приход: праздник на носу, а мы без даров! — улыбнулся мужчина, надевая фартук и перчатки. — Но на его месте я бы так не ёрничал, в конце концов, мы никогда не нарушали своих обещаний.
— Будь снисходительнее, — мягко ответил мужчина, его лицо уже отдавало поздней зрелостью и оттого выглядело ещё более умиротворённым, хоть и по-прежнему озорным, — он всегда ставил традиции превыше всего.
— Да я понимаю, но можно ж было без лишних нравоучений, — Марвин принялся раздувать огонь из углей, — вот скажи мне честно, мы хоть когда-нибудь в чём-нибудь провинились? Не сдали работу к сроку, не выполнили заказ торговца или, может, поздно спохватились о цветении?
— Твоя молодость — это твой узник и твоя сила. Как и его старость, и моя зрелость, и бабушкина юность, — Хокке подмигнул, снимая молот с потолка, — постарайся воспринимать это так.
Хоть Марвин и думал было возразить, но решил этого не делать. Споры с Хокке редко приносили пользу, он был слишком спокоен и не пытался достичь истины в дискуссиях, как будто она совсем его не волновала.
— Ты уже сделал основу под рукоять? Если так, с утра она уже должна была пропитаться эликсиром, — Марвин взял небольшой кусок дерева и принялся формировать из него лезвие, параллельно следя за огнём.
— Ага, ну и запросы, конечно, у современных мамочек. Раньше дети тренировались на чём-то более безопасном, чем железо древнего леса, хотя бы на простых палках или, в крайнем случае, стрелах.
— И всё же они из города рыцарей. Знатный род, все дела. Готов поспорить, этого парня ждёт большое будущее, продуманное задолго до его рождения, — он методично бил молотом, обрамляя железное дерево в форму оружия, — кажется, это называют судьбой?
— Пусть думают, что хотят. На мой взгляд, никто, кроме тебя, не примет лучшее для тебя решение. Хотя, я могу быть слишком консервативен, — Хокке подошёл к большому тёмному чану и приоткрыл его крышку, вдыхая приятный аромат ели и шишек, — а желание заплатившего клиента — закон. Тебе ещё долго? Не хочу передержать рукоять.
Марвин поднял небольшой обожжённый кусок, покрутил его и вложил в небольшую выемку на наковальне. Его любимый этап изготовления оружия. Безусловно, были разные мастера, стили и школы, особо суровые воины предпочитали неотёсанные и грубые изделия, вроде булав, дубин, палец, дополнительно зазубренных чеканов, сабель и мечей. Чем больше лезвий — тем опаснее рана, рассуждали они. Однако для Марвина всё это казалось вопиющей дикостью. Такое оружие быстрее изнашивалось, было более цепким и едва ли облегчало процесс вынимания из врага. Иными словами, оно прекрасно подходило для бойни ради крови, не более того. К тому же такой стиль совершенно не подходил под благородные порождения древнего леса и его железного древа, из которого ковались здешние клинки. Наделённые природной силой и лёгкостью, они становились изящными осами в руках нападавших и в полной мере позволяли раскрыть военное искусство как сочетание тактики, силы и самоотверженности. Марвину приходилось держать в руках стальной меч. Слишком холодный, слишком плотный и слишком бездушный. В бою он не мог дать ничего, кроме очевидных глазу свойств. Железное же древо позволяло превратить даже искорку элементальной энергии в непредсказуемый вихрь испепеляющих атак, для этого даже не нужно быть мастером. Он знал об этом. Хоть сам и никогда не видел. Уверен он был в одном — оружие не может жить без души, а душа, коль уж она решилась использовать оружие, должна им закаляться.
Марвин примерился, слегка подвигал меч, чтобы тот припал плотнее к выемке, и принялся оттачивать его, методично водя небольшим молотом по наклону оружия. Чем дальше от сердцевины шла работа, тем меньше становился инструмент в руках кузнеца. Центр должен закаляться, как самые старые корни железных деревьев, внешняя форма быть твёрдой, как стволы, углы и узоры — изящные, как ветви, а удары — лёгкие, как листья.