«… и тогда я заорал ему прямо в морду…» — Йольм всё разглагольствовал сам с собой. Всё пустой трёп.
Я перевернулся на другой бок и поймал себя на мысли, что давненько не оказывался на добротной человеческой кровати. Все эти высокие материи, типа Великих, Элементалов, магов, Хранителей, служителей, проклятых и далее — казались мусором на фоне действительно вечных вещей, вроде тайны сна. Вечные вещи.
Хотелось избежать этих мыслей, но не удалось. Единственным по-настоящему вечным был только Он. Один, великий и всемогущественный. Одному Ему известно, зачем Он создал этот мир со всеми его промежуточными властными субстанциями. Думать о Нём было крайне тревожно и неприятно, поэтому Марвин пропускал эти полудрёмные мысли и сразу проваливался в сон. Сейчас он словно находился между мирами: его тело было неподвижно, а сознание чисто, то есть, он спал, но в то же время не мог прекратить поток сознания о создателе. Бабушка Элла всегда одухотворённо рассказывала о Нём в детстве. Мол, от него пошли все чудеса и жизнь на земле. Но кем Он был? — В кромешной тьме дрёмы перед Марвином кружились белые бесформенные спирали: он пытался придать Ему форму, но не мог. Все попытки сводились к чему-то размытому и неясному, без понятных очертаний, обыкновенные золотисто-белые овалы. И всё же было крайне интересно узнать, кем Он был. Бесформенные спирали и пятна продолжали мерцать в кромешной тьме.
С самого начала времён с Ним не было никакой связи. Ни шаманы, ни прорицатели не могли дотянуться до его обители, а Великие… как будто вовсе забыли о вечном и не пытались понять Его целей.
Наконец, картинка сменилась, Марвин оказался на поляне рядом с родной деревней. Поблизости паслись козы с маленькими козлятами. Один из них оказался так близко, что его невольно захотелось погладить. Интересно, что станет с этим малышом, когда он подрастёт? Станет ли он вожаком или просто ужином? Будет ли у него потомство или он решит уйти в отшельники? А если будет потомство, что станет с ними? Марвин не был сентиментален и не занимал мыслей скотом, вопрос возник скорее из любопытства.
— Еду принеслиии! — одна из деревенских окрикнула стадо и указала на тележку с капустой — куда более лакомой, чем трава, и козы послушно двинулись прочь. Марвин внутри себя усмехнулся нелепости ситуации, всё-таки до чего забавные создания.
Кузнец снова оказался в кромешной тьме. Он ощущал себя её частью, проваливался, будто та была водой, но не чувствовал ни влаги, ни воздуха. Пространство вокруг него было полым, бескрайним и всепоглощающим. Где-то глубоко внутри ему захотелось вернуться к козам. От этих мыслей его бросило в лёгкий озноб, исходивший откуда-то извне, и картинка снова изменилась. Теперь Марвин ощущал себя в графитовой серости, пусть и едва, но ощутимой и определённо конечной. Неподалёку от него едва заметно мерцало множество разноцветных шариков: одни переливались разными цветами радуги, другие едва меняли цвет, третьи вообще оставались неизменными. Особенно сильно выделялись два более крупных шара и один золотисто-белый, подобный спиралям из прошлой «бездны». Внезапно подул тот же смрад, что и в прошлую ночь, когда он задремал на скаку. От неожиданности кузнеца чуть не стошнило, и он на секунду отвлёкся.
— Марвин…
Далёкий голос.
— Марвин…
Чуть ближе.
— Марвин…
Совсем близко.
— МАРВИН!
Пелена была прорвана.
Я с трудом разлепил как будто застывшие веки. Вокруг был полумрак, на кровати стоял поднос с какой-то едой. Тело не слушалось и ныло, свет нигде не горел, но отчего-то всё же исходил. Я повернул голову в сторону окна и обнаружил его полуоткрытым. Пока глаза привыкали, я не сразу понял, что там сидел Йольм с остатками своего ужина. Через несколько мгновений я понял, что меня звал именно он — рот пикси был полуоткрыт и едва выговаривал полушёпотом: «Марвин, посмотри». Коротышка выглядел побледневшим то ли от света ночи, то ли от ужаса. Я тут же сорвался с постели, рука пронзительно заныла. Преодолевая остатки сна, я приблизился к окну, которое нам строго-настрого запретили открывать.
Их были полчища.
Посреди сумрачного мира по ту сторону дня, во мраке, сгустившемся за пределами почти заснувшего города, на холме, что отделял степи от земель крепости, я видел рой, нет, клоаку из тёмных бестелесных фигур, толпившихся на самом его верху. Проклятые то обретали плоть и форму, то снова становились бесформенными призраками. Глубоко внутри себя я понимал, что они не могут пройти дальше из-за какой-то преграды, но к своему удивлению и отчаянию я также чувствовал. И второе подсказывало: она не вечна. Я повернулся на Йольма и по его лицу увидел к своему ужасу, что он это знает. И они это знают.
Глава 4Сказание древней крепости
Прошло около двух дней с ухода войск. Вокруг замка по-прежнему оставались разбитые лагеря, кое-где бродили заплутавшие оруженосцы, оставшиеся рыцари и лошади. Привычные пейзажи размыло грязью, слякотью и режущей вонью. Долина, обычно ветреная, благоухающая и зелёная, сейчас выглядела душной и сонной: ранним утром всё затянулось туманом и не торопилось рассеиваться.
Замок в последние недели стал непривычно подвижным. Жизнь сильно изменилась после недавнего бунта Хранителей, которые сначала наложили табу на использование сил, а потом скоропостижно были убиты. По мнению части членов ордена они повели себя как глупцы, воспрепятствовав прогрессу, другие же возмутились беспределу, из-за которого, возможно, единственные мерила этого мира погибли, едва выставив ультиматум. По официальной версии их убили фанатики, возмущённые тем, что их силы стали нестабильны и, как следствие, неконтролируемы. Споры между Элементалами, Великими и Хранителями продолжались уже какое-то время, но в этом уголке мира про них знали крайне немного. В основном бытовало два мнения: первое — что нынешние почтенные Хранители стали слишком старомодны и тщеславны, а потому отрицали любые новации в магии. Небезосновательная точка зрения, к слову. Они выступали против обучения вне орденов, использования сил среди простолюдинов, а также ограничивали создание межвидовых браков. Второе же мнение было благосклоннее: оно хоть и не отрицало порой излишне консервативного взгляда набольших Хранителей, но всё же поддерживало их в последнем запрете — экспериментов над магией. Именно это противоречие в итоге и привело сначала к табу, а потом и к тому хаосу, что происходит сейчас.
Сначала элементальные стихии стали плохо контролироваться, после же смерти Хранителей силы Великих и Элементалов потеряли баланс, и те на время ушли в тень, пока новые Хранители не просветлятся. Обыватели же после стольких лет споров «наверху» взбунтовались этому беспорядку, и часть населения посчитала, что все высшие силы — это отмирающая сущность, от которой нужно избавиться, и потому направили весь свой гнев на Хранителей за неимением альтернатив. Действительно, Великие и так сейчас были в тени, а Элементалов едва ли волновали житейские проблемы, новые же Хранители могли принести очередные запреты и нестабильность. Опасаясь за своё будущее, правители объединённых земель под предводительством Герцога в срочном порядке прислали войска для нападения на Древний лес. Часть из них обосновалась рядом с замком, другие же отряды двигались с северо-восточной стороны. И вот два дня назад началось наступление.
Поскольку о природе выбора и подготовки Хранителей было известно не так много (откровенно говоря, просто не успели найти соответствующие свитки с записями, ведь событие это было крайне редким), а Древний лес считался источником первородной силы, маги тоже присоединились к походу — лес хотели если не сжечь до пепла, то вырубить и выкорчевать.
Меж тем пришло время утреннего собрания — по ступеням замка засеменили шаги и зазвучали шорохи мантий. Захватывая свитки, поправляя одеяния, оглядываясь и с надеждой поглядывая окна, к первому лучу рассветного солнца все уже сидели в главном зале в ожидании сообщения. Пытаясь скрыть напряжение, все обсуждали разорение Олотта, которое прошло накануне вечером. То тут то там возникали споры.
— А что им было делать? Тупые деревенщины сами вышли с бойней.
— Они же мирные жители!
— Сегодня вырезали их, а дальше кого? Нас? Этот шнердов военный беспредел ни к чему хорошему не приведёт! Вот помяните мои слова, мы столкнёмся с ужасом куда страшнее, чем непослушная магия. — Трясущийся старик в синей мантии угрожаще махал пальцем. — Я уже не говорю о том, что сам факт уничтожения Хранителей — это путь в один конец!
— Их старческий маразм привёл нас всех к страданиям, — спокойно отвечал более молодой темноволосый маг с короткой острой бородой, — или вы забыли, как мы боялись колдовать, поскольку не знали, во что обернётся любое наше заклинание? Или о том, как младенцы случайно поджигали дома? Или о том, как люди взрывались из-за вскипевшей крови? Я уже не говорю о разломе гор гномов. И это всё ещё до введения ими табу. Мне напомнить, что стало после?
Старик поморщился.
— Сейчас мы хотя бы в относительной безопасности. Да, энергии хаотичны, но их обуздание — вопрос времени и практики. Последние Хранители своим примером наглядно доказали, что вверять баланс четырём созданиям — дурная и отжившая себя практика.
В зале поднялся гул.
— Господа, прошу вас успокоиться. Мы состоим в ордене, а не в базарной общине. — Слово взял Колеодо, действующий глава. — Дил, мы уже это обсуждали: вопросы политики и устройства мира нас не касаются. Мы не устанавливаем новые порядки и не смещаем старые, мы поддерживаем то, что имеем. Остальные же вопросы касаются только правителей и высших сил. — Седой, но плотный и очень живой маг посмотрел на молодого из-под очков. Тот смиренно опустил глаза в ответ. — Внешние проблемы ведут к разногласиям внутри замка и разрушают, хоть вас и не касаются. Вы можете иметь собственную оценку событий, но не позволяйте ей привести к ссоре с вашими товарищами. — Глава повернулся к трясущемуся старику в синей мантии. — Почтенный Дшер, мне тоже жаль загубленных невинных душ, но у нас нет сил поминать каждую из них. Он отведёт их, куда следует, и без нашей скорби. — Пожилой маг сухо моргнул в ответ и тоже опустил глаза.