Меж тем тенистый коридор окончательно расступился, открыв взор на редкое и удивительное творение природы — лощину неидеальной овальной формы. Маленький ручеёк, бравший своё начало где-то в глубине леса, здесь распадался на две части, обвивавшие старое раскидистое дерево, которое почти целиком закрывало небосвод над лощиной. Там, где его крона заканчивалась, лиственную пелену перенимали соседние деревья, формируя природный потолок по почти всей низине. По самым близким к земле ветвям были развешаны праздничные фонари, часть из них была щедро распределена по всей лощине. По кругу почти от всех её краёв к центру, немного не доходя до ручья, тянулись ряды ступеней из железного дерева, на которых рассаживались селяне. Пусть со временем оно всё больше напоминало мягкую землю, нежели твёрдый металл, своих свойств отнюдь не утратило. К Древу тянулся единственный навесной мост, который тоже заботливо украсили разноцветными лентами. От всех ярких красок и света фонарей сама вода, казалось, превращалась в жидкое золото, хотя даже этот металл в лучшие моменты не мог сверкать столь живо и ярко. Но поистине главным здесь был не он, и даже не Древо, а хаотично и совершенно непринуждённо прораставшие то тут то там лавандовые росяные лилии. Множество росяных лилий. Их отстранённо-лиловый цвет контрастировал и дополнял обжигающие фонари, а застывшие капельки волшебно сверкали на лепестках. Цветы звучали медово-хлебными ароматами с привкусом щепотки соли, что спасало их от губительной приторности. Марвин невольно усмехнулся: сколько раз он встречал этот праздник, и каждый он словно опять оказывался всего лишь мальчишкой в ожидании чуда. Будто не прошло уже больше 20 лет. Будто он всё ещё верит в сказки и вот-вот из леса выпрыгнет семихвостый олень или стадо багровых кабанов. И всё же хороший кузнец в разы лучше и полезнее незадачливого воина, да и работёнка будет понадёжнее, чем сражаться за очередного герцога или королевство, а того и лучше — простаивать сутками в карауле, вылавливая Шнерд-знает-какого любовника непорочной принцессы. Увольте. Моё дело отбивать клинки, а не разбираться, куда их дальше воткнут.
Бабушка Элла самозабвенно двинулась к первым рядам. Её облик так подходил под окружающую обстановку, что создавалось ощущение, будто она принадлежит этому миру, а не тому — пресно-деревенскому. Хотя зачем врать — даже дома одно её присутствие могло воодушевить. Уже у самого ручья её фигура встретилась с другой, такой же невысокой и не менее опытной. Старейшина Йир уже не один десяток лет стоял во главе поселения. Кажется, когда Марвин только родился, тот уже был глубоко в летах. Его белоснежные волосы сливались с такого же цвета пушистой бородой. При первом взгляде легко можно было бы спутать с каким-то лесным духом, но то ли природная неуклюжесть, то ли возрастная неповоротливость делали его более человечным. И пусть он казался абсолютно безобидным, в споры с ним вступать никто не любил. Видимо, тяжкие долгие годы управления деревней на окраине Древнего Леса давали знать о себе: характер старика не терпел споров и пререканий, да и сложно было это делать, учитывая его положение. Седовласый пройдоха был не так прост — единственный маг на поселение как-никак. Не то чтобы он был особенно сильным, но учитывая всё более плачевное состояние их численности, умей он просто переносить воду без вёдер — его бы уже глубоко ценили. Марвин нехотя спустился вниз по вековым ступеням. Надо же отдавать дань традициям, даже если считаешь их невыносимо придирчивыми.
— Марвин, мальчик мой, молодец, что пришёл, — голос старика звучал как скрипучая дверь.
— Рад, что вы так же бодры, как с утра.
— Ваше семейство как всегда самое первое. Я бы удивился, приди Элла хотя бы на четверть часа позже. Помню, в былые времена она с первыми лучами заката взашей загоняла сюда твою маму с дедом.
Бабушка смиренно улыбнулась.
— Не могу упустить возможность перекинуться словечком с верным другом. Теперь всё дела да дела, и минутки на беседу не выделяешь.
— Что ж, для того праздники и нужны, чтобы собирать людей вместе. Жаль, они не каждый день, — это откапывание семейных ценностей всегда было невероятно ностальгическим и скучным. — Впрочем, зачем о грустном, погода сегодня шепчет… Элла, Марвин-дружище, вы простите меня, нужно готовиться, а я и так слегка припозднился, — Йир откланялся и пошёл к корням древа. И к лучшему, в тишине и без лишних разговоров праздник становится заметно веселее.
Кузнец вернулся к ступеням и сел на одну из них. Раз делать пока было нечего, а бабушка с Хокке благополучно общались с соседями, грех было не вздремнуть хотя бы на четверть часа. Всё-таки изнурительная жара вкупе с физическим трудом даёт о себе знать. Марвин закинул руки за голову и посмотрел наверх: ни неба, ни облаков, только крона раскидистого древа, редкие птицы, кое-где гнёзда, шум разговоров, надвигающаяся влага, огни ламп и ленты. Мир застыл. «И что не понравилось старику в моём клинке? Материалы гармонируют, руна универсальная — идеально под первые тренировки. Ну а что под воздух и ветер хуже подходит — бред. Не бывает универсальных орудий. И какие-то там граммы силу не перекроют, даже ребёнку. Маразм какой-то. — Марвин глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Из материалов универсальна только росяная лилия, и то клинка из неё не сделать, только напитать. Хек — невысокая местечковая ель, как раз под ребёнка. Дуб и кедр — под землю, ива и лиственница — под воду, сосна или обыкновенная ель — под огонь, клён и тополь — под воздух. Есть ещё вязы, липы, пихты, кустарниковые, даже каштан можно под лекарей приспособить, но универсального нет. Смиритесь. А размешивать древесину или, чего хуже, делать сплав для ребёнка — увольте, коли жизнь дорога. Сначала решаете судьбу, потом получаете клинок. 'Подо всё» — не ответ, а дилетантство. Нет, может академические крысы и изучали свойства древнего леса, и, бесспорно, находили в нём особые свойства, писали фолианты на тему супа из железной древесины, но на практике не пробовали. А если и да, то едва ли выживали. Лес создан таким, какой он есть, без примесей и смешения. И создан он таким не академиками, не Великими и даже не Шнердом будь он неладен. Да даже если и ими, что-то нечасто к нам захаживают уважаемые господа, что уж говорить про августейших академиков. На то они и свитковые крысы, что все таланты только на бумаге. А эти рыцари? — Тоже мне эксперты пошли: какой материал надо, какой не надо, какой лучше, где не трогать, — живут за гористыми степями в своих крепостях и только и знают что воевать да биться. Хотя дело денежное, что говорить, коли они династиями плодятся и детей с пелёнок на камни в стойку ставят. У этих наоборот: сплошное невежество, мускулы, ноль этики. Что сработало удачно в бою — на то и спрос. Вот взять пару лет назад: у одной мамаши дитё трёх лет прыснул водой, когда играл с кедровым ножом, — и мы до прошлой зимы повально на них заказы получали. Хотя ещё не факт, что малыш просто не испустил срам. И всё же люди туда идут в поисках золочёных и славы. И ладно бы идут, ведь не возвращаются, — Марвин снова вздохнул, освежающий воздух мягко проник внутрь, — и ни вестей, ни новостей, ни гостей. Только торгаши эти.
Хотя… что их винить. Даже мы не суёмся дальше древа, что уж говорить о другом мире, для которого мы — точка на зелёном пятне карты. Лес древний и беспощадный. Насколько? — Шнерд его знает, мы ж не суёмся, только сказки передаём, и проверять эти сказки, честно говоря, нет никакого желания. Особенно после историй про мёртвых солдат, изувеченные тела и потерю сил от неправильного обращения с оружием из железного дерева. Шнерд с ними со сказками, но если этот лес способен людей молниями рассекать, лучше в него не соваться. Пусть в нём и спрятаны несметные богатства, мне неважно, оставлю их пикси, друидам, эльфам и всем остальным тварям из тех же сказок. Вымышленные клады — вымышленным созданиям. Из реального там только опасность и смерть, хоть в этом мы все сходимся во мнениях'.
Голоса вокруг становились всё громче, а жара заметно отступила, оставляя только приятное тепло. Марвин прислушался, не открывая глаз. Вот женщины деловито обсуждают свои пряжи, одна из них, кажется, училась у его бабушки и до сих пор дарит ей свитера в качестве благодарности. В отдалении мужчины спорят, какая крепость лучше: Никад или Элато. Обе в относительной близости, обе славятся своими воинами, разве что по слухам уклад жизни там разный, а в остальном — одна мишура. Дети радуются, что смогут позже пойти спать и во что-то играют. Старики сдержанно смеются, спасибо бабушкиному пиву. Хокке, судя по всему, тоже задремал и даже похрапывал, но на фоне других голосов это не звучало раздражающе, Марвин бы и не заметил, не сиди он столь близко. Шум-таки вынудил его открыть глаза, всё равно скоро просыпаться. Вокруг всё было в точности как он и представлял.
Дети кричат, мужчины спорят, женщины — про пряжу. А вот и та, с чепчиком, которая училась у бабушки. Волосы светлые, глаза большие и по традиции голубые, улыбка приятная, хороша, одним словом. Можно было бы пообщаться после фестиваля, если дядя её ещё не приметил. Ещё ребёнком она была такой себе, а сейчас подросла и вошла в период ранней цветущей юности. В такую и влюбиться бы не грех, да только не кузнечное дело это: ну где стоит он со своим железом, травами и молотком и она со своим романтизмом и кружевной пряжей. Так, на раз приятно и интересно, надолго — надоест. А такие непременно остаются надолго, потому что не отстают. Взять дочь трактирщика до замужества: тоже красавица, а изводила будущего супруга и до, и после женитьбы. Сначала поэзией и розовыми облаками, сейчас бытом и капризами, а спит по опыту прошедших лет в итоге с мельником. Откуда Марвин это узнал? — От дяди Хокке, не уточняя источника знания.
Толпа принялась мерно рассаживаться по свободным местам: закат завершался, наступало время ночи. Бабушка Элла появилась тихо и незаметно, сев рядом с внуком, дядя проснулся сам как по крику петуха, отряхнулся, осмотрел присутствующих и направил взгляд к древу.