— Так, хорошо…
— Да чего хорошего… — Я в лёгкой досаде махнул рукой.
— Как минимум, неравнодушие. — Наставник стал неожиданно серьёзным.
До меня вдруг неожиданно дошло, что Эфай хоть и выглядит как свой деревенский парень, в реальности может оказаться шнерд-знает-кем. Как минимум, из-за его способностей тифона, а, как максимум, из-за его прошлого как слуги. Хоть он и выглядел мягким и принимающим на фоне других, это не отменяло его способностей. Я сглотнул.
— Любой элемент даруется нам исходя из нашего выбора. Этот выбор должен быть жизнеопределяющим и формирующим характер, а не между пивом и сидром, если что. Так вот, в случае воды одни из ценностей — это принятие и сочувствие. Поэтому нередко магические способности нисходят до фанатиков, готовых резать и бичевать себя во имя какой-то сущности. Или до слабохарактерных идиотов, не обладающих чувством самоценности, и потому жертвующих собой. Правда в том, что хоть они и становятся носителями силы, владеть ей они не способны. Для этого нужно иметь внутренний стержень наравне с уважением к другим. Вода — это про гармонию своих ценностей с чужими, а не про слепую жертву.
— У меня есть стержень. И я не жертвую слепо.
— Не сомневаюсь.
— Тогда в чём проблема?
— В принятии, пожалуй. Ты не разрешаешь себе ошибаться, другим, как следствие, тоже.
— Не обессудь, но не многовато ли философии? С воздухом как-то без этого обошлись.
— Я ж наставник всё-таки, должен объяснить тебе причину и следствие, — он тепло улыбнулся, — сила воздуха исходит из принятия хаоса мира, поэтому слепое, уж извини, следование указаниям Лина и эффективно. Он на данный момент твой единственный проводник к такой магии, ты это осознаёшь и, хоть и можешь быть с ним не согласен, повторяешь ровно то, что он говорит. Думаю, ветер дался тебе после понимания принципа: «Делай, что требуется — и будет, что будет». В моём случае, уж извини, придётся сразу показать инициативу. А инициатива идёт бок-о-бок с собственными ошибками. Вернее, с ошибками, которые исходят исключительно из собственных решений.
— Лучше сделать сразу правильно. Или мне что, игнорировать весь накопленный опыт магов воды? — Я злился.
— В данном случае, первый правильный шаг — это сделать на своё усмотрение. Давай ближе к делу. Расслабься и прислушайся, чего тебе хочется?
Я даже закрыл глаза для лучшего эффекта. Чего хотелось?… Руки уже давно чесались, просили нормальной физической нагрузки — ремесло вынуждало. А в текущем режиме к наковальне меня никто не пускал, приходилось перекантовываться отжиманиями в свободное время, чтобы мышцы не ныли по привычным движениям. Я размахнулся и сделал пару больших оборотов руками, при этом ладони сжал в кулаки, чтобы поднапрячься и не шарашить совсем уж расхлябанно. В лицо тут же попало несколько капель. Да, метод оказался действенным — вода с места сдвинулась, разве что разлетелась во все стороны. Эфай выглядел довольным.
— Вот, пошло дело. О чём ты подумал?
— О том, что руки чешутся. Сто лет молот не держал.
Наставник задумался.
— А расскажи-ка мне про свою жизнь до того, как стал Хранителем.
— Ты каждого так выспрашиваешь? Некоторые вещи бывают личными, к слову.
— Выспрашиваю по ситуации. Личного мне не надо, рассказывай, что хочешь. Я переспрошу, если понадобится.
Я замялся, но потом вспомнил свою сельскую школу. Это, конечно, не академия какая-нибудь, но читать-писать там нас всё-таки учили. Как-никак, рядом находился орден магов, совсем уж безграмотными нам исторически было нельзя, да и для торговли с приезжими считать надо было уметь. Так вот, в школе у нас была похожая практика: вставай при других детях и рассказывай о себе, примерно так я себя сейчас и чувствовал, только спустя тридцать с лишним лет. Начал я издалека: мать умерла, отца не помню, воспитывала бабушка с тёмным прошлым и Хокке, который наёмный колдун, как оказалось. Детство помню плохо, говорят, был нюней и хлюпиком, воспитывали оттого в строгости, но справедливости. Я протестовал. Потом появился характер, упёртый, как у барана, по словам «семьи». Обучался с трудом, постоянно спорил с Хокке, как лучше делать работу. К наковальне поставили меня рано. Сначала как мальчика на побегушках, уже потом как подмастерье. Первые заказы я делал лет в четырнадцать-пятнадцать, небольшие, но с душой, свои. Со старшим продолжал спорить — я всегда считал, что сам знаю, как правильнее и лучше. Да, прислушивался к нему, когда считал нужным, но делать продолжал по-своему. Я долго рассказывал о конкретных примерах, над которыми мы с Хокке спорили: об эликсирах, о высоте удара, о материалах, о наклоне молота и прочем. Сейчас же моё отношение к этим конфликтам поменялось. Когда я стал Хранителем и вышел за пределы привычной жизни, понял, что жил в вакууме, в отличие от Хокке, который внешний мир, как выяснилось, нормально так повидал. А вот я в этой реальности был чужим и не ориентировался, и дело не только в географии или новой роли, дело ещё и в восприятии, в новых ситуациях и характерах, которые раньше мне не встречались. Постепенно осваиваюсь, конечно, но чувство зависимости от других не проходит. В одиночку я по-прежнему беззащитен.
— Вот такая своеобразная исповедь. — Я закончил. Вышло даже удивительно душевно. Эфай кивнул.
— Мне кажется, сейчас тебе нужен немного другой учитель, не я. Но не расслабляйся, это ненадолго. Дай-ка пару минут.
Тифон, было, вышел из залы, но за секунду «до» остановился, сделал оборот головой и ногой, и вся разлитая вода собралась в единый шар и вылетела вслед за ним. Внутри себя я подметил, что повороты головы выглядят как интересный элемент заклинания. Всё-таки тифоны очень крутые. Вернулся он уже не один, а вместе с Голхом. Тот был одет по-прежнему парадно и, видимо, прибит к нам гвоздями королём на весь визит. С собой они несли детские секиры. Детские, поскольку деревянные и неострые.
— Я снова тут, Марвин. Ближайшие тренировки проведёт Голх, он в прошлом был кузнецом, уверен, вы подружитесь. — И тут же вышел.
Гном выглядел на моём фоне, мягко говоря, слабовато. Чуть меньше чем в два раза ниже меня, в возрасте, полноватый. Хотя, должен признать, держался он крепко, впрочем, как и любой «боевой» гном. Он, не мешкая, бросил мне две секиры и крикнул: «Защищайся». Я, было, рассмеялся, но, едва руки удобно взяли оружие, Голх уже побежал на меня и двумя мощными ударами сбоку чуть выше моих колен сбил меня на пол. Крик вырвался машинально.
— Медленно. Давай ещё разок. Только теперь подставь секиру у ноги.
Я еле встал и сделал, как он сказал. Своим ударом он снова сбил меня с ног. Оружие сломалось в щепки, моя рука не выстояла, а за ней посыпалось и всё тело. До ног удар не долетел, благо, гном меня пощадил в этот раз.
— Что за акт одностороннего избиения⁈
— Смотрю, как держишь удар, малец. Мне сказали, ты кузнец, а значит, кое-что должен уметь. Присмотрись ко мне — я бью по тебе, как молотом по наковальне.
— Молот так-то тяжелее, чем эти… игрушки.
— Это детали. Молот, как и эти деревяшки, — это продолжение твоих рук. Рубил бы я сверху — разрезал бы тебя на две части. Желаешь проверить?
— Нет, если возможно. — Ноги болели нещадно.
— Договорились, — он окинул взглядом камень, оставшийся после Лина, — подойди к камню. — Я послушался, а он достал из-за пазухи потрёпанный молот и передал мне. — Тысяча ударов на каждую руку.
— Это почти два часа!
— Знаю. Не мешкай.
Пока я выполнял это упражнение, несколько раз успел себе поклясться, что больше никогда не буду сетовать на судьбу. Особенно на то, что у меня чешутся руки. Да, тысяча ударов на каждую руку — не самая высокая нагрузка, я бил по наковальне сотни раз и работал на ней часами. Но сейчас было именно скучно. Присутствовали только удары, и больше ничего. Обычно я присматривался к изделию, проверял его, делал что-то ещё, отходил, приходил, а сейчас — только бил. Хокке в своё время тоже проводил такое упражнение, только почти сразу меня поправлял или останавливал, целью было — отточить технику и выносливость. Сейчас замысел мне был неясен. На восьмисотых ударах мне всё так осточертело, что я осмелился отойти от заученных поставленных наклонов и начал делать так, чтобы было, в первую очередь, удобно и безболезненно. Сейчас мне не нужно было думать ни о чём, кроме постоянного битья в одну точку, так почему бы не отбросить остальные условности. Со второй рукой этот переход произошёл намного быстрее. Когда я закончил, Голх вручил мне второй молот и сказал бить поочерёдно опять тысячу раз, но теперь суммарно. Вытянул я это с большим трудом, едва не порвав связки. Зато мой новый мучитель одобрительно кивнул. Меж тем, прошло около двух с половиной часов. Благо, в перерывах мне давали выпить пару глотков воды. Последним упражнением было проделать те же самые тысячу ударов, но уже секирами. По привычке я бил с такой же мощью, будто у меня было по молоту в каждой руке, отчего сначала удары отдавали в руки с особой болью, но я, откровенно говоря, уже так устал и не хотел перестраивать привычный ритм, что просто напряг мышцы посильнее и продолжил в том же духе. В конце упражнения Голх опять одобрительно кивнул.
— Я тренируюсь так дважды в день: утром и вечером. После перерыва продолжишь.
Во второй половине дня из меня выжали последние соки. Никто из других Хранителей не выглядел так плохо, как я. Даже Йольм, которого воротило от одного вида еды. Его не тошнило, только когда он закрывал глаза и сворачивался в комок. Вечерняя тренировка оказалась ещё более изнуряющей: теперь я отрабатывал боковые удары, которыми Голх «поприветствовал» меня в самом начале. Руки больше не чесались, зато в голове стоял немой вопрос: а когда, собственно, начнётся магия воды… Гном пока был против, но взамен пообещал сводить меня в гильдию кузнецов, по совместительству, крупнейшую кузню в горах. Единственное условие: я должен был сбить его с ног, при этом сломав защиту в виде деревянной секиры. Было любопытно, тем более что Голх был моим единственным пропуском внутрь, ну, либо нагло просить напрямую короля, что вряд ли получится. Бить сразу не хотелось, чувствовал, что не был готов. Я изводил себя уже не столько по приказу, сколько из азарта. Когда заканчивался счёт, я продолжал уже на время. Это были снова часы работы. Да, именно работы. Не просто тренировки. Я воспринимал то, что делал, как новую обязательную частью своего нового ремесла — Хранителя. Делались небольшие перерывы, чтобы попить воды, потянуться или передохнуть. За несколько минут до конца я всё же решил опробовать свои способности — так сказать, на силе привычки. Голх терпеливо выставил секиры по обе стороны от своих ног и разрешил мне чередовать удары. Удар должен был быть строго одной рукой и строго деревянным оружием. Палкой, если точнее. Мои шансы и без того были низкими, а уж сейчас совсем упали. В залу в какой-то момент заполз Йольм. Дверь ему помог открыть Эфай. Гордый пикси сказал, что сам дойдёт до меня и никакая помощь ему не нужна, но про дверь в этом заявлении не было ни слова, так что тифон вызвался в сопровождающие.