— Ты почувствуешь их раньше, чем услышишь или увидишь, — голос Лина оказался тем самым спасительным звуком, что смог приглушить тревогу степной пустоты. Вот уж не думал, что подумаю так в отношении орка.
— Ты встречался раньше с мёртвыми?
Слуга ветра улыбнулся.
— Смотря кого ты считаешь мертвецом. Я видел горы бездыханных трупов на поле боя, я видел кровавые жертвоприношения, когда душу отдавали нечистым, оставляя лишь плоть, да и души без плоти тоже встречал. Те, кто преследует нас, не живы и не мёртвы, они прокляты.
На слове «преследуют» меня тряхнуло и вернуло в реальность. Мы по-прежнему были единственными на многие мили, единственными живыми. Я предполагал, что Лин знал о нахождении проклятых: ветер нашептал, магия подсказала, третий глаз на голове открылся, да и Шнерд с ним, откуда ещё, — но спрашивать я не хотел.
Меж тем дело близилось к полуночи, до рассвета оставалось около четырёх часов, а напряжение не помогало бодрствовать. За прошедшее время я порядком продрог, ещё и одежда отсырела, с каждой минутой забирая силы. Я уже не пытался прислушиваться, но бренчание топоров всё равно раздражало, хотя раньше я его как будто не замечал, да и топот копыт, ставший заметно мягче, чем днём, всё равно был слишком громким. Если так подумать, мне ещё ни разу не приходилось так долго скакать на лошади, да ещё и посреди ночи, ещё и в холод. Нет, в нашем деле без физической силы не справиться, да и в кузне бывает не продохнуть, и зимы были мне не в новинку. Всё-таки чудная штука — судьба: кто-то мечтает о путешествиях, дремлет ими, но получает только разочарование, а кто-то всю жизнь мечтает о спокойствии, а получает удар в брюхо. Одна нас точно объединяет — для меня приключения тоже разочарование, но хотя бы ожидаемое. Сам не зная причины, я достал маленький клинок и принялся его рассматривать, точнее просто смотреть, думая о доме. Я чётко помнил, как ходил с Хокке за ним в лес, как пытался свалить молодое деревце, как потом мы ели бутерброды после тяжёлой работы, как возвращались домой. Все эти мысли погружали меня в хаотичный сон, и я не устоял.
Сначала меня как будто превратили в облако — нечто бестелесное и едва парящее. Ни тела, ни себя я не ощущал — просто плыл в каком-то жидком киселе, причём протухшем. Субстанция была странного цвета, который нельзя было увидеть, но можно было однозначно опознать как неприятный, даже загнивающий. Она была вязкой и сковывала движения, но при этом куда-то планомерно двигалась. Я почувствовал себя в ней бельмом на глазу. Да, жижа меня не отталкивала, но и не принимала — она хотела меня поглотить, проникнуть во все щели, задушить, утянуть на самое дно. Рядом со мной слабо бурлили какие-то комки, я едва ощущал их вибрацию, и плавало белое пятно. Последнее, что я распознал — его цвет, дальше вонь стала настолько невыносимой, что пришлось пробудиться. Шнерд знает, сколько я проспал, но душный запах оказался вполне реальным — это была смесь моего пота и соплей, натёкших в платок. Я встряхнулся и машинально дал команду лошади ускориться. Лин молниеносно последовал моему примеру, от удивления я почти подскочил. Орк многозначительно посмотрел на меня, а потом сложил ладони с серебряной монетой посередине и зашептал в них. Он не смотрел ни на дорогу, ни на коня, всё тело служителя ветра напряглось, взгляд был направлен в одну точку — пустоту, его пальцы и тело не то чернели, не то таяли в темноте, но при этом очертания его фигуры словно светились. Слабо, но заметно. До меня едва доносился его голос, топот копыт мешал опознать речь.
— Хшшшш-пшшшшш-иссссс…
Голова трещала, пока я не застыл от ужаса.
Топот был не от наших коней.
Оцепенение и паралич тут же одолели тело, руки окоченели, а колени затряслись. Ступни больше не могли находиться в стременах и выпали. Меня нагнал абсолютный животный ужас. Тот, кто посмеет назвать или даже просто сравнить это со страхом, глубокий идиот. Меня окутывал могильный холод — смесь мха, смерти и безжизненного дыхания, они опутывали меня, не позволяя и шевельнуться. Я не мог закрыть глаз, даже моргнуть — меня трясло от того, что я мог увидеть, отвлёкшись хоть на секунду. К горлу подкатился ком, а к глазам слёзы, живот опустел — меня стало рвать изнутри, рассудок помутнился — я больше не видел тумана, только бестелесные руки, тянущиеся к лошадям. Я хотел было поднять ноги, чтобы они не дотянулись до меня, но не смог — меня насквозь пробило истошным криком.
— ИИИИИИИИИИХХХХХ-АААААААА!
Это разрывалась их лошадь, гул тут же стремительно удалялся прочь. Мы оторвались.
— Не смей спать! — Лин вцепился в меня и затормошил как куклу. — Они скоро соберутся обратно! Мы должны продержаться до рассвета! Слышишь меня⁈
Его голос эхом отзывался в моей голове. Все эти твари были реальны.
— Да очнись ты! — он всыпал мне одну за другой несколько пощёчин, но не помогло. Я всё ещё чувствовал их и понимал, что они там. Да, сейчас мы оторвались, но даже несмотря на расстояние и едва телесную оболочку, они, Шнерд подери, БЫЛИ ТАМ.
Я в полузабвении вернул ноги в стремена и попытался шевелить мышцами.
— Так лучше, мастер Кузнец. — Лин отпрянул. — Нам пара часов до рассвета. Мы должны успеть.
Я повернулся к орку. Мои глаза по-прежнему не моргали, я не чувствовал собственной крови внутри, её выжали. Мне едва удалось сглотнуть напёрсток воздуха. Дальше расслабило сведённые мышцы — я с болью выдохнул.
— Ты… сможешь задержать их… на подольше? — слова приходилось выдавливать.
— Больше нет, — Лин сказал это с какой-то горечью в голосе. Только сейчас я заметил тонкую струю крови на краю его рта. — Часть я уже пустил по ложному следу, некоторые попали в ловушки, но не все. Моих сил больше не хватит, чтобы их сдержать. — Надо признать, держался он героически, но был ощутимо истощён. Повторюсь: не проведи я с ним всё это время, принял бы за призрака или такого же проклятого.
— Сколько же их?
— Полчища. Несчётное множество. Здесь души не только Олотта, но и тех, кто пошёл против Древнего леса, а потом был повержен и проклят им. Я ведь не сказал, как они погибли?
Я мотнул головой, судороги почти унялись, контроль над телом был восстановлен.
— Они скитались без цели и желаний до скончания лет и полегли в этой степи, лишившись своих тел и служа лишь проклятью, а потом восстали, не найдя на другой стороне пристанища. Кого-то испепелило сразу, некоторые же, кто владел силой элементов, сначала потеряли лишь душу и только потом оставили лишь оболочку былой жизни. — Орк слегка задыхался и говорил сильно эмоциональнее обычного. — Я не думал, что пробудятся все разом.
Что-то явно шло не по плану — он не мог не предвидеть этой ситуации, и нам всё равно сели на хвост.
— Будь готов сражаться, они скоро восстановятся.
Я кивнул и проверил свои топоры, те заледенели от сырости и холода и неприятно отозвались в руках. Дрожь в теле не унималась: то ли от страха, то ли от холода, а скорее всего и от того, и от другого. Кожа орков в разы плотнее людской, а вот мы созданы голыми бесшёрстными крысами, не способными выживать без дополнительных приспособлений вроде одежды. Мы продолжали скакать, и каждый шаг лошади отдавался в моём теле, будто я был её частью. Я боялся прислушиваться к окружающим звукам, сознание крепко удерживало невыносимое губительное воспоминание о преследователях-призраках. Туман не рассеивался, а небо не светлело, лишь сильнее затягиваясь тучами. Ориентация во времени была утеряна, а местность по-прежнему была до ужаса однообразной. Меня не покидала мысль, что проклятые были повсюду, просто далеко не все из них могли до нас дотянуться. Не думал, что так подумаю, но хорошо, что они погибли вблизи Олотта или леса. И ведь Шнерд их дери, я ведь жил на краю этого самого леса столько лет! Ходил по степи и не раз бывал на развалинах, и хоть бы слово или даже слух о мертвецах, не говоря о том, что за столько лет они себя не выдали. На всякий случай я проверил клинок и прижал его поближе к телу. Прислушавшись ещё раз, я снова оцепенел, но тут же взял себя в руки: я слышал замогильные стоны лошадей в отдалении. Они вернулись и были в гневе, отчаяние подступало к нам по мере их приближения. Я снова почувствовал затхлый запах, снова попал в омут леденящего воздуха, который проникал к самым костям. Мы скакали, увеличивая темп, но всё было без толку — мертвецы всё равно нагоняли. Я не оборачивался, Лин тоже. Просто смотрели вперёд. Сейчас главной задачей было удержать остатки самообладания и не передать волнение лошади. Каждая минута была мучительна: мы понимали, что они всё ближе, но не могли ничего сделать для разрыва дистанции. Я заставлял себя не смотреть назад до тех пор, пока, наконец, не услышал храп их лошадей. Видимо, погоня только разогревала их кровавую жажду. Наконец, я обернулся, нужно было оценить свои шансы, схватить нужное оружие и понять, насколько всё по-настоящему паршиво.
Что это было? — Поначалу я принял их за сгустки серой дорожной пыли, пока не понял, что она заменяла им кожу и была тоньше паутины. В их глазах и ртах кишела чёрная бездна — подозреваю, что они кричали, но едва сохранившиеся связки выдавали только редкие изнурительные стоны. Их пальцы и тела держались зажато и голодно, словно они готовились прыгнуть и разорвать нас в мясо. Они даже не смотрели, нет, поглощали нас взглядами. Орк был прав — то были не мертвецы и не души, а именно проклятые, одна оболочка, движимая то ли несправедливой скорбной смертью, то ли карой за зверские деяния. Они были похожи на сгустки уныния, водоворотом, уносящим в зыбучий песок. Их безразличие и малоподвижность ужасали и вселяли первобытный паралич. Ни у одного существа или даже предмета мне не приходилось наблюдать такого — они были натурально истлевшими и развеянными в прах трупами, которых нечто необъяснимое заставляло идти к цели, делая это совершенно неестесственно. Их кони были той же природы — обездоленные и отчаянные. Судя по всему, их души проклятие тоже заодно заточило и обрекло на миллении скитаний в этой степи, остался только голос — столь же пронзительный, сколь переполненный болью. Мне показалось, будто в их глазницах зажглась искорка, но то отказалось секундным пом