Вечер я скоротал в компании с лордом Байроном и его «Манфредом». Пожалуй, никогда раньше стихотворные строчки не производили на меня столь сильного впечатления! История колдуна, пытающегося обрести потерянную любовь, ничем не напоминала поэзию, выходящую из-под пера вампирских скальдов. По большому счету вся кайдарская литература сводилась к длинным и путанным клановым хроникам, трескучим одам в честь вождей и верховных жрецов, а также детализированным историям умерщвления врагов.
Я так и заснул с книгой в руках. Утром явился посыльный от Сандро, сообщивший, что мне-таки назначена встреча с профессором Грефбергом, и что грузовик уже дожидается меня в гараже – вместе с надежным агентом, выданным в сопровождение.
Торопливо шагая вслед за посыльным, я размышлял, кто же это будет? Вероятнее всего, Клаус, кто ж еще. Гараж – тесное пространство, в котором помещалось максимум три автомобиля (остальные, как я знал, парковались в сараях близлежащей заброшенной фермы) – располагался в широкой горловине одной из штолен, подъезд к которой надежно защищали отвесные скальные массивы. Сейчас здесь находился лишь один грузовик, тент которого украшал логотип цементной компании. Шофер курил возле кабины, присев на стопку покрышек и непринужденно беседуя с агентом, назначенным мне в няньки. Сердце мое учащенно забилось – это была Адель.
Глава 6. Череда открытий
Лампа так и плясала под потолком, пока грузовик подскакивал на многочисленных ухабах полузаброшенной дороги, ведущей к аббатству Ульвер. Но вскоре мы уже вырулили на добротное асфальтовое шоссе, коими так славится Кайдария, и плавно покатили в сторону столицы. В фургоне мы с Адель находились вдвоем. О подобном моменте я в последнее время мечтал постоянно, но вот теперь совершенно не знал, что сделать или сказать. Она сидела напротив и внимательно препарировала меня глазами. А может, дело было в ее вечно полуопущенных ресницах, придающих взгляду задумчивое выражение. Я не льстил себе и понимал, что какую-нибудь букашку под каблуком она разглядывала бы точно так же.
– В тебе все же осталось что-то от вампира, – вдруг сказала она с полуулыбкой.
– Вот как? – я напрягся. – Что именно?
– Сложно сказать. Нечто едва уловимое в чертах лица. Какая-то особая тонкость, и в то же время резкость, острота. Это делает тебя особенным.
Комплимент от дамы? Вот неожиданность. Я почувствовал себя неловко и поправил колючий воротник одеяния из мешковины, в которые мы оба успели переодеться.
– Жаль, – наконец заявил я. – Хотелось бы, чтоб от прошлой жизни во мне не осталось ничего.
– Ты был ужасно плохим мальчиком? – с иронией поинтересовалась Адель, выудила из кармана пачку сигарет и закурила. Ресницы опустились еще ниже.
– Вряд ли. Но быть вампиром – само по себе плохо.
– О, это в тебе говорит лишь пламенный пыл новообращенного. Сам факт принадлежности к вампирскому роду еще не делает тебя злодеем. Так же как и принадлежность к роду людскому не превращает в святого.
– Вот как? – удивился я. – Но как же предопределенная природой расовая ненависть? Разве человек не должен по натуре своей ненавидеть вампира, и наоборот?
– А вот это уже остатки кайдарской пропаганды – только вывернутые наизнанку. Межрасовая ненависть – чушь собачья, поверь. Слышал про захарийцев? Это вампиры, которые сражаются на стороне людей. В Америке их тысячи. Кровь скота из мясной лавки вполне сносно заменяет им человеческую. В конце концов, это всего лишь вопрос морали, какую сторону поддерживать. Самое страшное оружие, какое есть в арсенале Кайдарии – это пропаганда. Именно она превращает вампиров в тех существ, кого мы так ненавидим.
– Надо же, никогда не пытался взглянуть на вещи с такой стороны.
– Скучаешь по вкусу крови?
Вопрос прозвучал совершенно буднично – казалось, Адель не слишком волнуется относительно того, какой ответ я дам. Совсем не то, что Клаус. Интересно, она просто скрывает свои эмоции, или ей действительно все равно?
– Тошнит, как вспомню, – честно признался я. И тут же добавил: – Я вообще-то кровь только из пакетов пил… Покупал их на рынке или в аптеке.
– О, если этим ты пытаешься утешить свою совесть, то вынуждена тебя разочаровать. Думаешь, пить кровь из пакетов более гуманно?
– Ну конечно. Мне не приходилось вонзать людям клыки в шею, а эта процедура весьма болезненна, полагаю.
– А откуда, по-твоему, берется кровь в пакетах?
– Ну, – я слегка смутился. – Люди, желающие подзаработать, сдают ее в донорских пунктах, а еще нарушители закона приговариваются к сдаче определенного количества крови, и…
Продолжать я не стал, потому что Адель, окутанная синеватыми клубами дыма, принялась хохотать, а потом заметила с восхищением в голосе:
– Боги, какая наивность! Ты просто сама святая простота. В самом деле веришь в эту чушь?
Смущенный окончательно, я ничего не ответил. Посерьезневшим голосом Адель спросила:
– Про человечьи фермы слышал?
– Нет. То есть… Ну, я слышал, что знать в своих поместьях разводит людей, как скот…
– Человечьи фермы – огромные строения площадью в сотни квадратных метров, в которых из людей выкачивают кровь. День за днем. Каждому человеку отведен небольшой загон, примерно метр на метр. На шее – специальный ошейник с иглой. Три раза в день производится откачка. Спать возможно только стоя, гадить приходится себе под ноги. Туда можно угодить на время, за какую-нибудь мелкую провинность, а можно навсегда. Благо, это самое «всегда» длится очень не долго. Даже самые выносливые не могут протянуть на ферме дольше нескольких месяцев. Кровь, выкачанная из их артерий, фасуется по пакетам и поступает в продажу. Я сама прошла через этот ад. Две недели, Айвар, две недели – за это время я едва не превратилась в животное. На ферме очень быстро теряешь волю к жизни, забываешь себя. Как и все, я сутки напролет стояла в загоне, по щиколотку в собственном дерьме, голая, бледная и тощая, и выла во тьме, как стенающее привидение. Продлись мое наказание чуть дольше – и я бы уже не выбралась.
Адель умолкла, словно смутившись от того, что рассказала мне о столь травмирующем опыте. Я сидел, тупо глядя в пол, раздавленный нахлынувшим чувством вины и не знающий, что сказать. Неужели одно разумное существо способно на столь варварское обхождение с другим? Впрочем, разве это было самым страшным, что происходило в Кайдарии? Увы, нет.
– Я действительно не знал, – слова застревали в горле, бессмысленность всяких извинений была очевидна, но все же нужно было что-то сказать. – Уверен, многие вампиры тоже не в курсе. Пресса ежедневно потчует их байками о том, как социальные службы Кайдарии снабжают людей пищей и лекарствами – причем исключительно по доброте душевной, ибо вампир и человек неравны и по природе своей должны ненавидеть друг друга.
– Говорила же, – Адель горько усмехнулась. – Нет ничего страшнее пропаганды.
Через какое-то время грузовик остановился, и водитель трижды постучал по стенке, отделяющей кабину от внутреннего пространства фургона. Это был условный сигнал, означающий, что нам пора выбираться. Мы с Адель откинули тяжелый брезентовый полог, выпрыгнули наружу и проводили взглядом удаляющийся грузовик – у водителя имелись и иные поручения от Сандро. Естественно, он был снабжен всеми необходимыми лицензиями (тщательно сфальсифицированными), на случай, если бы вампирский патруль пожелал докопаться до водителя-человека.
Со всех сторон нас окружали замшелые стены ветхих кирпичных строений, в ноздри ощутимо бил запах тины и гниющей рыбы. Трущобы портового района? Развешанные тут и там сети красноречиво подтверждали эту догадку. Островерхие крыши, выложенные черепицей, перемежались с плоскими крышами уродливых приземистых пакгаузов.
– Идем, – Адель сжала мой локоть и потащила к чернеющему неподалеку входу в канализационный тоннель. Решетка была выломана, рядом в куче отходов валялась потемневшая табличка с надписью «Ремонтные работы». Мы нырнули в полумрак подземелья, где воздух был еще более беспощаден к ноздрям, нежели снаружи. Адель вынула из кармана электрический фонарик, и впереди нас поползло бледно-желтое пятно, выхватывая из темноты кучи накопленных за долгие годы нечистот.
– Неужели лаборатория располагается в канализации? – удивился я.
Адель лишь повела плечом.
– Под Кроненбургом десятки километров тоннелей, большая часть которых забита и заброшена. Глупо было бы не использовать их в своих целях. Профессор ожидает нас, но, надеюсь, простит небольшую задержку – я хочу сначала кое на что посмотреть. Так, кажется, этот рукав ведет к морю…
Я покорно шагал вслед за своей провожатой, готовый в ее компании облазить хоть все столичные канализации мира. Обстановка не слишком располагала к романтике, но Адель облагораживала ее одним лишь своим присутствием. Вскоре воздух сделался чуть чище, и наших лиц коснулось прохладное дуновение. Впереди показался круг света – выход из тоннеля.
– Ага, вот оно, – Адель выглянула наружу и добавила: – Похоже, мы как раз вовремя.
Я последовал ее примеру и увидел, что метрах в тридцати под нами беснуются морские волны, мерно ударяющие в каменный массив суши, а впереди, насколько хватало глаз, простирается темная гладь Северного моря, покрытая пенистыми барашками. Ясно, когда-то через этот тоннель городские нечистоты сбрасывались прямо в океан – но вовсе не беспредельная ширь водной стихии привлекла внимание Адель. Примерно в паре миль справа от нас виднелся порт, щетинившийся лесом мачт, кранов и башенок. Я увидел высокий причал, по которому в былые времена раз или два мне доводилось прогуливаться. Но, самое главное, увидел также три гигантские, черные, ни с чем не сравнимые громады, под рев восторженной толпы и грохот медных труб отплывающие от пирса. Три самых больших корабля во всем флоте Ее величества – «Абаддон», «Каин» и «Ламия». Крупнейшие суда, когда-либо спущенные на воду. Сегодня основные ударные силы Кайдарской империи отплывали, дабы сокрушить последние на Земле независимые государства людей. У меня аж дух захватило при виде этих многопалубных, оснащенных бесчисленными орудиями махин, грозно рассекающих океанические валы.