Пули высекали искры слева и справа от нас, одна чиркнула меня по плечу, но не задела ни важных артерий, ни костей. Внезапно перед нами в дверном проеме возникла черная на фоне светлеющего леса фигура. Я не сразу сообразил, кто это.
– А ну-ка с дороги, – произнес знакомый голос, и я наконец опознал Грегори. В руках он решительно сжимал свой ракетомет «Бельфегор-ЗС», напоминающий массивное бревно. Глаза парня были безумно вытаращены, однако губы решительно сжимались в тонкую линию, как створки раковины. Мы с Клаусом обогнули его слева и справа, оказавшись на свежем воздухе. Солнечный диск лениво вставал над вечно хмурым лесом, предвещая наступление нового дня. Ночь бесконечных ужасов подходила к концу.
Грегори надавил двумя пальцами на тугую пусковую кнопку. Сноп раскаленного воздуха и густого дыма ударил из задней части пушки, и ракеты отправились в полет, издавая режущее слух шипение.
Я едва успел схватить Грегори за шиворот и оттащить в сторону, под защиту бетонной стены – он явно не сознавал, какой опасности подвергается, поражая столь близкую мишень.
На то, чтобы заткнуть уши, времени уже не оставалось. Раздавшийся мгновение спустя взрыв, подобный грохоту обрушившихся небес, всколыхнул землю у нас под ногами, а из дверного проема хлынул тугой поток пламени, как из жерла вулкана. Мы с Грегори растянулись на холодной, покрытой росой траве справа от входа, Клаус бухнулся слева, закрывая голову руками. Остальные успели добежать до самых зарослей, но многие из них тоже попадали с ног.
В ушах еще долго звенела оркестровая медь. Мы кое-как поднялись, помогая друг другу, и с опаской заглянули в бункер. Толстые стены выдержали, хоть и были обожжены до черноты, а вот от паука почти ничего не осталось, лишь дымящиеся ошметки, оплетенные обугленными проводами и проволокой. Товарищи подбежали к нам и принялись обнимать наперебой. Судя по лицам, они что-то радостно выкрикивали, но для меня все звуки тонули в мучительном протяжном звоне, который, впрочем, понемногу уже начал утихать. Заметив поблизости Адель, я проорал ей в ухо:
– Ты говорила, что нам остается только рассчитывать на чудо? – тут я взъерошил волосы на макушке Грегори. – Вот оно, наше чудо!
Парень заслуженно сделался героем дня – моя схватка с Мордраксом, не имевшая живых свидетелей, явно бледнела на фоне его меткого (и своевременного) выстрела из ракетомета. Пока мы двигались к грузовикам, все так и увивались вокруг Грегори, а он шагал посреди восторженных собратьев как гладиатор, покидающий арену славы. Но потом кто-то помянул Сандро, и все восторги постепенно стихли, ибо вожак Сопротивления не шагал сейчас рядом с нами. Думаю, многие сразу же начали мысленно строить самые безрадостные прогнозы относительно будущего всей нашей организации, но вслух никто ничего не произнес.
Едва мы расселись по местам, грузовики спешно стронулись и «Логово нетопыря» быстро скрылось за стеной деревьев. Но это был еще не финал – Герцог откинул полог и извлек из кармана нечто, показавшееся мне миниатюрной рацией. Оглянувшись на нас, он с чувством произнес:
– Сандро хотел не просто сорвать планы барона Мордракса, но уничтожить сам этот гнойник, вспухший в недрах земли. Пусть же грохот взрывов станет погребальным салютом нашему лидеру.
В руке он, конечно, сжимал детонатор. Тонкий, с аккуратным маникюром палец Герцога щелкнул тумблером, и у нас под ногами зарокотал гром, постепенно набирая силу, затряслись, заходили ходуном окрестные деревья, с них посыпалась последняя не облетевшая листва, ветки и сучья. Над лесом неспешно, вальяжно вздулся огненный гриб мощного взрыва, поднявшийся, казалось, до самых небес. Волна жаркого воздуха дохнула нам в лица, несмотря на плотную полосу растительности, отделявшую нас от эпицентра. Очевидно, мои собратья во время спуска минировали каждый пройденный этаж, чтобы потом единым нажатием кнопки обрушить эти чертоги ужаса, погребя под завалами всех их нечестивых обитателей.
Остаток пути мы провели в полном молчании. Уверен, мысли моих товарищей были посвящены исключительно Сандро, да и я непрестанно задавался одним и тем гложущим вопросом: что, если его конец был концом для всех нас?..
Глава 9. Падение
Едва грузовики добрались до аббатства, как ветер пригнал с востока рыхлые белесые тучи, из которых на холодную землю посыпались мелкие сухие снежинки. Руины с выщербленными полуобвалившимися стенами и остатками тонких башен напоминали темную корону, венчающую лысую верхушку холма. Теперь они стремительно белели, покрываясь снегом. Дозорные успели заранее сообщить о нашем приближении, так что когда мы спустились в катакомбы навстречу вывалила целая галдящая толпа. Воздух наполнили восторженные вопли, которые быстро стихли, едва только людям стало ясно, что с нами нет Сандро. Одурманенный крайним изнеможением, я с трудом сознавал происходящее. Схватка с Мордраксом истощила меня физически и морально, единственное, чего я желал – это добраться до своей комнатенки и бессильно растянуться на постели, давая отдых перетруженным мышцам. Клаус шепнул, что в совещательной комнате прямо сейчас состоится собрание по поводу выбора нового главы, но я решил, что необходимости в моем присутствии нет.
Добравшись до постели, я упал на нее, не снимая ботинок, и погрузился в сон – будто камнем рухнул с обрыва в черную воду. Очнулся, наверное, через пару часов. С трудом передвигая ноги, посетил столовую и туалет. Следовало бы заглянуть и в санчасть, поскольку множество мелких ран на моем теле продолжали упрямо кровоточить, но я не пошел. Вместо этого возвратился в свою комнату и апатично упал на кровать. На сей раз отключился не сразу – долго лежал, глядя в потолок, мысленно бултыхаясь в вязкой трясине из болезненных воспоминаний, зыбких надежд и дурных предчувствий. Впервые в жизни мне довелось принять участие в масштабной военной операции, и теперь, подведя черту под своими ощущениями, я твердо решил, что убивать мне не по душе. За последние дни я убил многих и многих, в основном защищая свою или чужую жизнь, но какой-то тяжелый ком словно бы рос в моей душе с каждым новым убийством, угрожая разрастись до циклопических размеров и погрести меня под собой. Неужели все солдаты ощущают это в своей душе? Как с этим справлялся мой отец? Сколько жизней ему вообще довелось отнять? Он ведь был подлинным героем на поле брани – а я теперь почти не видел разницы между героем и убийцей. Герой для одной стороны конфликта – чудовище для другой. Сколь блага ни была бы цель, в жертву которой приносится мыслящее существо, ей неизменно сопутствуют боль, грязь, унижение и смерть. Нет, я не был рожден для героизма. Неужели же когда-то в детстве я в самом деле рукоплескал герцогу Глемму, идущему по следу невинных людей во время ежегодной кровавой охоты? Значит, я тоже был чудовищем, и липкие следы этой скверны навеки пребудут во мне, как последствия некоей тяжелой болезни, беспощадно уродующей зараженный организм.
Но если я смог побороть ее симптомы, значит ли это, что и любой другой сможет?
Так я и заснул – блуждая в бесконечном лабиринте самобичевания, чувства вины и отчаяния. Ночью (на часы я не смотрел, но время явно было позднее) дверь в мою комнату тихо скрипнула, и, с трудом разлепив глаза, я увидел на пороге Адель. Она зажгла лампу и заперла за собой дверь, потом в молчании разделась и мы занялись любовью, все так же безмолвно. Я успел немного отдохнуть, но все равно ощущал себя бесполезным бревном, а раны продолжали болеть и местами даже кровоточить. Мое грязное тело покрывала запекшаяся корка крови, она же вроде бы успела принять душ. Зачем вообще она пришла, было непонятно – ни в ней, ни в себе я сейчас не чувствовал потребности в физической близости, но едва представив, как она уходит и оставляет меня одного, вдруг испытал сильнейший ужас, и еще плотнее прижался к ее разгоряченному телу. Мы заснули в обнимку, боясь разжать объятия и остаться один на один с темнотой.
Позже я снова проснулся – Адель сидела на краю кровати и плакала. Быть может, она проливала слезы по Сандро, или просто увидела страшный сон? Сев рядом, я обнял ее за плечи.
– Когда я была ребенком, – чуть слышно произнесла Адель, – мы с сестрой принадлежали старой вампирше, которая жила одна в огромных хоромах в двух шагах от Императорского театра. Бывал там когда-нибудь? Белое, массивное здание с тонкими колоннами, по вечерам богато озаренное призрачными огнями электрической иллюминации… Мы знали там все ходы и выходы. Посреди ночи, когда давались представления, мы с сестрой забирались под самую крышу и видели оттуда почти весь зал и сцену. Алый бархат кресел, тускло мерцающий лакированный паркет… Мы были зачарованы представлениями, каждое из которых на какое-то время погружало нас в сказку. Все это так контрастировало с серостью и убогостью наших будней, что я всякий раз начинала реветь, когда приходила пора возвращаться. Там, дома, в воздухе вечно висел неприятный кисловатый душок, который я, кажется, иногда ощущаю в ноздрях до сих пор. Глядя на балерин, бледных и жилистых, кружащих в танце по сцене подобно призрачным мотылькам, я и сама мечтала стать танцовщицей. Сестра была старше и смотрела на вещи куда прагматичнее – она объясняла мне, что выступать на сцене могут только вампирши, ну а нам суждено навеки остаться рабами и постоянно страдать от малокровия. Ей нравилось говорить мне эти ужасные, жестокие вещи, нравилось наблюдать, как я захлебываюсь слезами и посылаю проклятия небесам, сотворившим столь несправедливый мир. Иногда… иногда мне хотелось кинуться на нее с кулаками, убить ее, растерзать на части – лишь бы она перестала измываться надо мной, лишь бы перестала смеяться, когда я, глядя на сцену, неумело пыталась повторять какие-то танцевальные движения… Только позже я поняла, что сестра страдала ничуть не меньше моего, но дурные примеры вампирского общества делали нас обеих жестокими… Жестокость, свойственная ей, была психологической, ну а я была больше склонна к физическому насилию.