– Считайте, что долг оплачен, – продолжил он. – Схватка ваша, в самом деле, была нечестной. Теперь же вы в более-менее равных условиях.
Сказав это, птицеподобный демон исчез за краем крыши, как растворившаяся тень. Видимо, доспех был подогнан на славу – ни одна деталь не лязгнула.
Перекатившись, я поднялся, опираясь на свой длинный меч как на клюку. Глемм тоже был уже на ногах, но стоял покачиваясь, прикрывая рану рукой. Из-под латной рукавицы толчками хлестала кровь. Неповоротливый моргенштерн валялся у его ног.
– Проклятый предатель… – сипло выдохнул Глемм. – Я знал… Знал, что нельзя доверять этой бледнолицей обезьяне. Хочет украсть мой триумф…. Кхе… Думает, что если он трахает эту полуживую мумию Кармиллу, то ему все позволено.
Свободной рукой он сорвал шлем и отбросил его в сторону. Шлем запрыгал по крыше и загремел, как ночной горшок. Бледное, морщинистое лицо Глемма было искажено болью, пот струился по лбу и щекам, облепленным растрепанными слипшимися волосами. До чего же он был стар!
– Едва не задохнулся в этом ведре, – посетовал герцог, с трудом нагибаясь и поднимая моргенштерн. – Ну, ничего не попишешь, правила не запрещают Охотникам сражаться друг с другом. Я ведь тоже… Кхе… Начал свою карьеру с того, что прирезал старого маркграфа Хейнрика Томмока по кличке Чистильщик. До чего славный был боец – в годы молодости, по крайней мере. Но вряд ли вам интересно выслушивать истории о былых деньках, правда? Вы же понимаете, что не покинете эту арену живым? Даже если одолеете меня, с остальными вам не совладать. Быть может, Юнцт собственноручно вас и прикончит – доверять этому типу нельзя.
– Защищайтесь, – бросил я в ответ, с трудом отдышавшись.
Меня все еще немного покачивало, крыша, казалось, ходит ходуном под ногами, как палуба корабля. Глемм мелко кивнул и принял защитную стойку. Я сделал быстрый выпад, едва его не обезоружив, а потом нанес серию слабых, но стремительных ударов. Герцог понемногу терял силы и едва успевал ворочать громоздкой булавой. Внезапно он наступил на край собственного плаща, споткнулся и рухнул на спину. Длинный стальной болт еще дюймов на пять показался из раны. Подняться Глемм уже не мог, зубы, оскаленные в муке, были плотно стиснуты, из орлиного носа потоком текла влага, узкие мерцающие красным глаза наполнились слезами. Струйки крови расползались вокруг него по крыше, как юркие змейки.
Приблизившись, я некоторое время рассматривал поверженного кумира, поражаясь тому, сколь жалок он был. Убить его сейчас было бы милосердием. Может, и такой поворот он тоже предвидел, этот выдающийся стратег, гений зла? Быть может, он искал достойного соперника – не жертву – чтобы с оружием в руках пасть на поле боя? Впрочем, для вампира не могло быть чести в том, чтобы погибнуть от руки человека. Я отпихнул в сторону его оружие и высоко занес над головой меч…
Но опустить его не успел. В ночи протяжно загрохотал гром, и одна из зрительских трибун, до отказа забитая вампирами, внезапно исчезла во вспышке ревущего пламени и взметнувшихся в воздух клубов пыли. Я так и застыл с поднятым оружием. Здание, на крыше которого были обустроены зрительские места, до неприличия медленно сложилось на манер карточного домика, неловко задетого чьими-то пальцами, а потом исчезло за завесой пыли и дыма. По крыше рядом со мной застучали камешки, разбросанные взрывом. Потом опять раскатисто громыхнуло – на этот раз подорвалась трибуна, расположенная слева, по ту сторону полуразваленных черных хибар. Яростное пламя восстало до самых звезд.
Как минимум две-три сотни вампиров в единый миг расстались с жизнью, и, хотя никакой симпатии я к ним не питал, но все равно поежился от страха.
Из сумрачных аллей послышались крики и пальба, на площадь со всех сторон так и повалили бойцы в знакомой униформе. Сопротивление! Они уже запрудили площадку перед разрушенным храмом, в котором скрывались мои друзья. На глазах у меня навернулись слезы. Похоже, всех нас ожидало чудесное спасение в последний момент!
Охотники, оценив резкую перемену сил, кинулись прочь – и даже фон Брокк так и не опустил топор, занесенный над вконец обессилившим Фроки. Толстяк в панике улепетывал, переваливаясь с боку на бок, и я расхохотался, глядя на то, с каким трудом дается ему бег. Потом злорадно взглянул на герцога, распростертого у моих ног. С трудом приподнявшись на локте, он тоже наблюдал за картиной, что разворачивалась внизу. Его изможденное лицо казалось бесцветной восковой маской.
– Что скажете, Глемм? – поинтересовался я, крепче сжимая эфес фламберга. – Похоже, теперь преимущество на нашей стороне.
Он устало взглянул мне в глаза.
– Думаете, что-то поменяется к лучшему, если власть захватят люди? – проговорил он. – Вы идеалист, Киз. Я знаю вампиров, подобных вам. И ваш отец был таким же. Но вы ведь до сих пор не в курсе, каков был его финал? Нет, он вовсе не пал в боях за Джорджтаун. Его судили полевым трибуналом и расстреляли. А знаете за что? Он отказался участвовать в зачистке деревни, в которой остались одни лишь женщины и дети. Их в итоге все равно перебили, конечно, так что единственное, чего добился старина Рори – это лечь с ними в одну могилу. Но мне удалось замять инцидент, чтобы происшествие не нанесло ущерба военной карьере его сына – вашей карьере. По моему настоянию Шварцберга-старшего записали в ряды пропавших без вести.
Пораженный, я молчал. Руки мои невольно опустились, острие фламберга беспомощно ткнулось в нагрудную пластину Глемма, украшенную гравировкой в виде нетопыря с оскаленной клыкастой пастью. До чего же приятно было узнать, что и в моем отце было что-то человеческое!
Внизу вновь загрохотали выстрелы. Медленно, как во сне, я повернул голову и увидел, как с другой стороны площади показался большой отряд вампиров, вооруженных до зубов. Завязалась перестрелка. Бойцы искали укрытия в уцелевших зданиях и из окон поливали врагов пулями. В суматохе я потерял из виду друзей – теперь внизу царил сущий ад, и я наблюдал за всем этим с высоты, подобно некоему бесплотному духу. Внезапно один из повстанцев привлек мое внимание. Он стоял ко мне спиной в тени статуи, но в его движениях, в манере держать оружие чудилось нечто знакомое. Потом он обернулся, и, казалось, взгляд его единственного глаза устремился прямо на меня. Челюсть моя поползла вниз. Однако мгновение спустя узор схватки переменился и человек затерялся в рядах боевых товарищей.
– Видите, торжествовать вам пока рано, – усмехнулся Глемм. Голос его делался все глуше, кровь продолжала сочиться из угла рта, ручьем сбегая по морщинистой шее. – А теперь послушайте, что я скажу, Киз. Да, вы идеалист. Веруете, будто сбросив вампиров с вершины пищевой цепочки сделаете мир лучше, справедливее… Что за юношеский бред! Ночной народ владеет людьми по праву крови – хотя я не хуже вас осведомлен, что с фактической точки зрения вампиризм есть всего лишь заразная болезнь. Да, для высших иерархов это вовсе не тайна… Знаем мы и то, что история Кайдарии по большей части является выдумкой, сочиненной два столетия назад… Но какова была сила этой выдумки, что с годами она заменила собой правду! Поверьте, и до того, как вампиры захватили власть над большей частью цивилизованного мира, страницы человеческой истории были сплошь залиты кровью! Насилие, рабство, пытки, геноцид целых народов, кровавые жертвоприношения – думаете, все это изобрели мы? Как бы не так! И эти вещи не исчезнут, даже если истребить всех вампиров на свете. Самой Кайдарии как государственному образованию тоже ничто не угрожает. Об этом не принято распространяться, но большая часть имперских служащих – это люди, послушники, занимающие низшую ступень в иерархии кланов. Если Ночного народа не станет, в их руках останется все – деньги, оружие… власть! Думаете, они захотят изменить систему, которая подняла их выше остальных смертных? А само Сопротивление? Разве они – паладины в сияющих доспехах? Нет, по большей части это истинное отребье с социального дна, убийцы, грабители, настоящее племя головорезов! Уверены ли вы, что эти существа смогут построить новое, более справедливое общество?
Я молчал. В голову невольно лезли неприятные воспоминания – и грабитель Зак, наверняка прирезавший не одного бедолагу в подворотнях гетто, и отец Кеттельхут, опасный фанатик, готовый без раздумий обречь на смерть любого, кого сам назначит еретиком… И еще вспомнил машинистку из замка Карн. Последний взгляд ее фиалковых глаз был полон мольбы, но я ничего не сделал, чтобы ее защитить. Несчастную вампиршу пытали, насиловали, а потом разорвали на части подобно голодным зверям будущие члены Сопротивления… И даже благородный Сандро ни в чем их не обвинил, наоборот, посчитал поведение этих людей вполне оправданным.
На душе вдруг стало мерзко, во рту ощутился горький привкус желчи. Я взглянул на герцога и в его взгляде прочитал едва ли не сочувствие.
– Мы действительно отличаемся, – сплюнув черный комок, проговорил он. – Мы сильнее вас, лучше видим в темноте, обладаем иммунитетом ко множеству болезней. Серебро вызывает в нас ужасающую аллергическую реакцию, а после долгого пребывания на солнце наша кожа краснеет и жутко зудит. Но это – единственные отличия между нами. То, что вы ненавидите в вампирах больше всего, свойственно и самим людям. Кхех… Ненавидеть нас – все равно, что ненавидеть собственное отражение. Ну, вот и все, что я хотел сказать. А теперь можете меня прикончить.
Я резко отвернулся, в ярости раздувая ноздри. В речах Глемма было пугающе много правды, но я не желал мириться с ней. Вновь окинул взглядом площадь, превратившуюся в поле боя. Вампиры и их прислужники явно теснили повстанцев, все новые и новые трупы падали на почерневшую мостовую, щедро заливая кровью древние камни. И хотя на сердце у меня было тяжело не столько от этого мрачного зрелища, сколько от сказанных Глеммом слов, я прямо взглянул ему в глаза и произнес:
– Я не стану вас убивать. Не стану, чтобы доказать вам: между нами есть и другая разница. Мы, люди, не пьем кровь и не пожираем младенцев. Мы не превращаем убийство в аттракцион. И даже если история человечества действительно настолько черна, как вы утверждаете, я верю, что мы постепенно развиваемся, меняемся к лучшему. Что касается вампиров… Вы как будто упивает