Хроники Корума — страница 17 из 19

Итак, подошло к концу сказание о Дубе и Баране.

За море отправились гонцы, неся вести для всех: верховный король вернулся к своему народу. Они плыли на запад к королю Фиахаду из Таха-на-Мананнан (теперь Корум знал, что земли эти были так названы в честь рода Илбрека), они плыли на север, чтобы донести новость до Таха-на-Тир-нам-Бео. Они поведали ее Таха-на-Ану и королю Даффину из Таха-на-Гвиддеу Гаранхир. И где бы гонцы ни встречали племена мабденов, то рассказывали им, что верховный король обитает ныне в Кер Махлоде, что Амергин обдумывает вопрос о войне против фой миоре и что он созывает представителей всех родов и племен, дабы обсудить планы последней великой битвы, исход которой и решит, кто будет править островами Запада.

В кузницах ревели пылающие горны, и оттуда доносился непрестанный звон металла: под руководством величайшего из кузнецов, Гованона, там ковали и закаливали топоры и копья.

В домах мабденов царили радость и надежда. Они ждали, что решат Корум Серебряная Рука и Амергин, главный друид, — где состоится битва и когда она начнется.

А остальные слушали Илбрека, который, усевшись на траве, рассказывал легенды, слышанные от своего отца. Многие считали его величайшим из героев сидов и помнили, как он участвовал в девяти битвах и какие совершал подвиги. Затаив дыхание, они слушали эти повествования (часть из которых знали) и с радостью убеждались, что героизм, который, казалось, существовал только в песнях бардов, был на самом деле.

И только когда они видели Корума, бледного и мрачного, с опущенной головой, словно он прислушивался к какому-то голосу и никак не мог его уловить, они понимали смысл трагедии, заключенный в этих сказаниях о великих сердцах, замерших на службе своему народу.

В такие времена люди Кер Махлода были задумчивы, и в такие времена они осознавали величие жертвы, которую ради них принес вадхагский принц по имени Корум Серебряная Рука.

*

Так кончается Пятая Книга о приключениях Корума, Принца в Алом Плаще.

МЕЧ И КОНЬ
_{© И. Полоцк, перевод, 2002.}

Часть первая,
В КОТОРОЙ СОБИРАЮТСЯ АРМИИ И ОБСУЖДАЮТСЯ ПЛАНЫ СРАЖЕНИЯ С ФОЙ МИОРЕ И ВЗЯТИЯ КЕР ЛЛУДАУ СИДОВ ПРОСЯТ СОВЕТА И С БЛАГОДАРНОСТЬЮ ПРИНИМАЮТ ЕГО, НО, КАК ЭТО ЧАСТО БЫВАЕТ,СОВЕТ ПРИВОДИТ К НОВЫМ ТРУДНОСТЯМ

ГЛАВА ПЕРВАЯПРИШЛА ПОРА ВЕЛИКИХ ДЕЯНИЙ

И пришли они в Кер Махлод, пришли все. Высокие воины в лучших одеждах, с надежным оружием гарцевали на могучих конях. И не было сомнений в их силе и величии. Местность вокруг Кер Махлода расцвела яркими цветами: шатры из тяжелого шелка и боевые стяги, золото браслетов, серебро пряжек, блестящий металл шлемов, жемчужные инкрустации тяжелых кубков и драгоценности, что хранились в походных укладках. Это было крупнейшее собрание мабденов, куда прибыли все до одного — люди Запада, пасынки солнца, чьи братья на востоке гибли в бесплодных сражениях с фой миоре.

В центре лагеря высился шатер куда больше всех остальных. Цвета морской воды, он ничем не был украшен, и у входа не колыхались стяги, потому что одного его размера было достаточно, чтобы понять, что в нем обитает Илбрек, Мананнан, сын Лира, который в давних битвах с фой миоре проявил себя величайшим героем сидов. У коновязи близ шатра стоял огромный вороной жеребец, он единственный мог нести на себе гиганта, и видно было, что конь этот умен и силен — настоящий конь сида. Хотя Илбрека от всей души принимали в Кер Махлоде, он не мог найти помещения достаточно высокого, чтобы уместиться, и ему пришлось поставить свой шатер среди собравшихся воинов.

За полем, усеянном шатрами, палатками и вигвамами, тянулся зеленый лес с раскидистыми деревьями; пологие склоны холмов заросли дикими цветами и кустарниками, чьи соцветия сверкали, как драгоценные камни, в лучах солнца; к западу лежала синяя гладь океана, покрытая белыми барашками, и на гребнях волн качались серые чайки. У близлежащих берегов теснились приставшие суда. Они приходили из Гвиддеу Гаранхира и из Тир-нам-Бео — корабли разных очертаний и разного предназначения, военные и торговые, морские и речные. Но все, что могло держаться на воде, сейчас было использовано для одной цели — доставить племена мабденов на большой сбор.

*

Корум стоял рядом с карликом Гованоном на зубчатых стенах Кер Махлода. Гованон считался карликом лишь по меркам сидов, хотя на деле он был куда выше Корума. Сегодня он вышел без своего блестящего шлема; его нечесаная черная грива падала на плечи, сливаясь с бородой, так что определить, где начинается одно и кончается другое, не представлялось возможным. На нем были простая рубашка из синей ткани с красной вышивкой по воротнику и у обшлагов, стянутая широким кожаным поясом, плотные короткие штаны, а щиколотки и голени перетягивали ремешки сандалий. В мощной, покрытой шрамами руке он держал рог с медом, из которого время от времени отпивал, другая рука лежала на рукоятке верного обоюдоострого боевого топора, одного из последних в арсенале Оружия Света, оружия сидов, специально выкованного в другой реальности для борьбы с фой миоре. Карлик сид с удовлетворением смотрел на шатры мабденов.

— Они все прибывают, — сказал он. — Отличные воины.

— Но несколько неопытные в той войне, которую нам придется вести, — уточнил Корум.

Он смотрел, как поле пересекает колонна северных мабденов. Они были высокие и суровые, в алых накидках, под которыми покрывались испариной, в рогатых, крылатых или простых круглых шлемах; бороды у них были большей частью рыжими — солдаты из Тир-нам-Бео, вооруженные широкими мечами и круглыми щитами, презирали все остальное оружие, кроме ножей, что висели на нагрудных перевязях. Их смуглые лица, покрытые или боевой раскраской, или татуировкой, подчеркивали их и без того свирепый вид. Из всех оставшихся в живых мабденов они были единственными, кто продолжал жить в основном войной, ибо существовали в своих суровых, отрезанных от мира землях, откуда презирали слабости мабденской цивилизации. Чем-то они напоминали Коруму древних мабденов, мабденов графа Крэ, который в свое время преследовал его в том краю ущелий и гор, и Корум было удивился своей готовности служить потомкам этого жестокого звероподобного народа. Но, вспомнив Ралину, он понял, почему делает то, что должен делать.

Отвернувшись, Корум стал рассматривать крыши города-крепости Кер Махлода. Разнежившись в солнечном тепле, он прислонился к зубцам стены. Прошло больше месяца с той ночи, когда принц стоял на краю провала у замка Оуйн, бросая вызов арфисту Дагде, который, в чем Корум не сомневался, обитал в развалинах. Медбх с трудом успокоила его, заставив забыть ночные кошмары; теперь он считал, что все страхи объяснялись усталостью и пережитыми опасностями: Корум нуждался лишь в отдыхе, вместе с которым придет и успокоение.

На ступенях, ведущих к стене, появился Джери-а-Конел. Он был в привычной мятой шляпе, а на левом плече удобно устроился маленький крылатый черно-белый кот. Джери приветствовал друга обычной веселой улыбкой.

— Я только что вернулся с залива. Пришли еще корабли — из Дну. Как я слышал, последние. Ждать больше некого.

— Есть еще воины? — спросил Корум.

— Не так много, они доставили главным образом меховую одежду — всю, что успели сшить в Дну.

— Отлично, — Гованон склонил огромную голову. — По крайней мере, будем как следует одеты, когда пойдем через морозные земли фой миоре.

Стянув шляпу, Джери вытер взмокший лоб.

— Трудно представить, что сравнительно недалеко от нас мир скован жутким холодом, — он снова нахлобучил шляпу и, вытащив из-за отворота куртки какую-то веточку, стал задумчиво жевать ее. — Вот, значит, она, вся сила мабденов, — подойдя к друзьям, он посмотрел со стены. — Несколько тысяч.

— Против пяти, — едва ли не с вызовом напомнил Гованон.

— Пяти богов, — Джери сурово взглянул на него. — Не стоит падать духом, но мы не должны забывать и о силе наших врагов. Кроме того, есть и Гэйнор, и гулеги, и люди сосен, и псы Кереноса, и… — помолчав, с легкой ноткой сожаления Джери тихо добавил — И Калатин.

Гованон улыбнулся.

— Да, — признал он. — Но мы уже научились справляться со всеми этими опасностями. Они уже больше не представляют такой угрозы. Люди сосен боятся огня. Гэйнор боится Корума. Что же до гулегов, то у нас есть рог сидов. Он же дает власть и над псами. Что касается Калатина…

— Он смертен, — сказал Корум. — Его можно уничтожить. И займусь этим я сам. Он обладает властью над тобой, Гованон. Но кто знает, может, она уже ослабла.

— Но сами фой миоре не боятся никого и ничего, — заметил Джери-а-Конел. — И об этом мы должны помнить.

— В этой плоскости они боятся лишь одного, — сказал Гованон Спутнику Героев. — Крэг Дона. И об этом мы тоже должны помнить.

— Они об этом не забывают. И не подойдут к Крэг Дону.

Кузнец Гованон свел черные лохматые брови.

— А может, и подойдут, — произнес он.

— Мы должны думать не о Крэг Доне, а о Кер Ллуде, — сказал друзьям Корум. — Ибо именно его придется штурмовать. Как только Кер Ллуд будет взят, сразу же поднимется боевой дух. Этот подвиг придаст силы нашим воинам и поможет им раз и навсегда покончить с фой миоре.

— Великие деяния нам в самом деле необходимы, — согласился Гованон. — Но нужны и умные мысли.

— И союзники, — с чувством добавил Джери, — такие союзники, как ты, добрый Гованон, и золотой Илбрек. Побольше друзей-сидов.

— Думаю, что, кроме нас двоих, сидов больше не осталось, — пробормотал Гованон.

— Уж не тебе высказывать такие мрачные мысли, друг мой Джери! — Корум хлопнул серебряной рукой своего спутника по плечу. — Почему у тебя такое настроение? Мы сильны как никогда прежде!

Джери пожал плечами.

— Может, я не понимаю мабденов. Они так радуются всем новоприбывшим, словно забыли о предстоящих опасностях. Словно они собираются на дружескую прогулку с фой миоре, а не на смертный бой, который решит судьбу их мира!

— Так что, им надо горевать? — удивился Гованон.

— Нет…

— Они должны готовиться к смерти или к поражению?

— Конечно, нет…

— Так что, им исполнять друг для друга погребальные песни или петь и веселиться? Неужели они должны ходить с унылыми лицами и глазами, полными слез?

Джери не мог не улыбнуться.

— Скорее всего, ты прав, страшный карлик. Просто дело в том, что я слишком много видел. Участвовал во многих сражениях. Но никогда прежде не встречал людей, которые так легкомысленно готовятся к смерти.

— Думаю, таков образ мышления мабденов, — сказал Корум и посмотрел на Гованона. Тот расплылся в улыбке, — который они переняли от сидов.

— А кто сказал, что они готовятся к своей смерти, а не к гибели фой миоре? — добавил Гованон.

Джери склонил голову.

— Принимаю. Твои слова вдохновляют меня. Просто все это странно, а странности всегда как-то мешают мне.

Корум и сам был удивлен, видя своего всегда веселого друга в таком мрачноватом настроении. Он попытался улыбнуться.

— Брось, Джери, такое упадническое настроение тебе не подходят. Ведь обычно насупленным ходит Корум, а Джери сияет улыбкой…

Джери вздохнул.

— Да, — грустно сказал он. — Надеюсь, наши дела в это непростое время не будут забыты.

И, отойдя от друзей, он пошел вдоль стены, пока не остановился, глядя куда-то перед собой. Он ясно дал понять, что не хочет продолжения разговора.

Гованон посмотрел на солнце.

— Скоро полдень. Я пообещал помочь советом кузнецам Таха-на-Ану. У них возникли проблемы с подбором и весом молотов, которые мы с ними выковали. Надеюсь, что вечером еще поговорим с тобой, Корум, когда соберемся обсудить наши планы.

Корум вскинул в знак приветствия серебряную руку. Гованон, спустившись по ступеням, пошел по узкой улочке, что вела к главным воротам.

Ему захотелось присоединиться к Джери, но, без сомнения, Джери пока не нуждался в чьем-либо обществе. Помедлив, Корум тоже спустился вниз и отправился на поиски Медбх, ибо внезапно испытал острую необходимость получить утешение от любимой женщины.

Пока Корум шел к королевскому залу, ему пришло в голову, что, может быть, он стал слишком зависим от этой девушки. Порой принцу казалось, что он нуждается в ней, как любой мужчина нуждается в выпивке или наркотике. И хотя Медбх всегда была готова искренне ответить, казалось, что он нечестен, предъявляя ей такие требования. Разыскивая девушку, Корум ясно понял, где посеяны семена той трагедии отношений, что установились между ними. Корум пожал плечами. Не стоит подкармливать и взращивать эти семена. Их надо уничтожить. И пусть даже основная цель его бытия предопределена, есть некоторые аспекты его личной жизни, которые он может контролировать.

— Конечно, так и должно быть, — пробормотал он себе под нос.

Женщина, проходившая мимо, посмотрела на него, решив, что слова принца адресованы ей. Она несла охапку древков для копий.

— Милорд?

— Я вижу, готовитесь вы отменно, — смутившись, сказал Корум.

— Да, милорд. Мы все трудимся, чтобы разбить фой миоре, — она приподняла свой груз повыше. — Спасибо вам, милорд…

— Да, — кивнул Корум, помявшись. — Отлично. Что ж, доброго вам утра.

— И вам доброго утра, милорд, — развеселилась она.

Опустив голову и крепко сжав губы, Корум пошел дальше, пока не добрался до зала короля Маннаха, отца Медбх.

Но ее самой здесь не было.

— Она в оружейной, принц Корум, вместе со своими женщинами, — сообщил слуга.

Миновав коридор, принц оказался в широком помещении с высоким потолком, украшенном старыми боевыми флагами, древним оружием и доспехами. Несколько женщин учились управляться с луком, копьями, мечами и пращой.

Тут была и Медбх. Она вращала над головой пращу, целясь в мишень в дальнем конце арсенала. Медбх была знаменита своим умением владеть пращой и татлумом, этим странным оружием из мозгов павших врагов: оно, как полагали, обладало убийственной силой. Когда появился Корум, Медбх метнула татлум, который попал в самый центр мишени, и тонкая бронза загудела, а сама мишень, на канате свисающая с потолка, стала вращаться, отбрасывая блики факелов.

— Привет, — сказал Корум, и его голос эхом отразился от стен, — Медбх Длинная Рука!

Она повернулась, обрадованная, что он стал свидетелем ее мастерства.

— Привет тебе, принц Корум, — она бросила пращу, кинулась к нему и, повиснув у него на шее, внимательно вгляделась в его лицо. — Ты грустен, любовь моя? Что за мысли беспокоят тебя? Какие-то новости о фой миоре?

— Нет, — Корум прижал ее к себе, понимая, что все остальные женщины смотрят на них. — Просто мне захотелось увидеть тебя, — тихо сказал он.

Медбх нежно улыбнулась ему:

— Я польщена вниманием принца сидов.

Этот набор слов, подчеркивавший разницу их крови и воспитания, еще больше омрачил его настроение. Он в упор посмотрел на нее, и во взгляде его не было тепла. Узнав это выражение, Медбх удивилась и, отпрянув, опустила руки и отошла на шаг. Он понял, что не достиг цели своего визита, ибо она в свою очередь обеспокоилась. Корум сам оттолкнул ее. Но не она ли первой своими словами отстранилась от него? И хотя ее улыбка была полна нежности, ответ Медбх резанул его. Отвернувшись, он сдержанно произнес:

— Теперь моя потребность удовлетворена. Пойду навещу Илбрека.

Он хотел, чтобы Медбх попросила его остаться, но понимал, что она этого не сделает, как бы ему этого ни хотелось. Не проронив больше ни слова, он вышел.

Мысленно он выругал Джери-а-Конела, мрачность которого окрасила весь день. Он ждал от него лучшего настроения.

Тем не менее, он понимал, что возлагает на Джери слишком большие надежды и Джери начинает сопротивляться — пусть иногда и недолго; понимал он также и то, что слишком полагается на силу других и меньше всего на себя. Какое он имеет право требовать стойкости от других, если сам полон слабостей?

— Я должен быть Вечным Воителем, — пробормотал Корум, заходя в свою комнату, которую теперь делил с Медбх, — но порой понимаю, что лишь вечно жалею себя.

Рухнув ничком на постель, Корум стал обдумывать свойства своего характера, но в конце концов улыбнулся, и плохое настроение стало покидать его.

— Ясно, что бездеятельность плохо сказывается на мне, — сказал он, — и развивает худшие черты личности. Цель моего существования — быть воином. Может быть, мне стоит заниматься делами и оставить все эти вопросы тем, кто лучше умеет думать, — он засмеялся, преисполнившись терпимости к своим слабостям, и решил, что дольше о них думать не стоит.

Поднявшись с кровати, Корум пошел искать Илбрека.

ГЛАВА ВТОРАЯВСКИНУТ КРАСНЫЙ МЕЧ

Переступая через растяжки и обходя легкие конструкции походных жилищ, Корум пересек все поле и добрался до шатра Илбрека. Оказавшись наконец в виду огромного павильона из шелка цвета морской воды, по которому бежала легкая рябь от порывов ветра, Корум крикнул:

— Илбрек! Ты у себя, сын Мананнана?

Ответом был ритмичный скрежет. Сначала его было трудно опознать, но, улыбнувшись, Корум повысил голос:

— Илбрек! Я слышу, ты готовишься к битве. Могу я войти?

Скрежет прервался, и ему ответил веселый гулкий голос юного гиганта:

— Добро пожаловать, Корум. Заходи.

Корум отбросил полог. Единственным источником света в шатре было солнце, пробивавшееся сквозь шелк, и создавалось впечатление, что пространство заполнено синей морской водой, хотя обстановка не походила на владения Илбрека под волнами. Илбрек сидел на высоком сундуке, держа на коленях свой огромный меч Мститель. В другой руке у него было известняковое точило, которым он острил лезвие. Золотистые волосы, заплетенные в косы, падали ему на грудь, и на этот раз бородка тоже была приведена в порядок. На нем была простая зеленая безрукавка, а голени перетянуты ремешками сандалий. В одном из углов лежали его доспехи — кираса из бронзы с литым рельефом стилизованного огромного солнца, в круге которого плыли корабли и плескались рыбы, шлем был украшен теми же мотивами. На руках, покрытых легким загаром, выше и ниже локтей звенели тяжелые браслеты, их литье соответствовало литью нагрудника. Илбрек, сын величайшего из героев сидов, был полных шестнадцати футов ростом и отлично сложен.

Улыбнувшись Коруму, Илбрек принялся снова точить меч.

— Ты что-то мрачноват, друг мой.

Корум прошел в тот угол, где лежал шлем Илбрека, и здоровой рукой провел по отлично выделанной бронзе.

— Может, предчувствую свою судьбу, — сказал он.

— Но вы же бессмертны, не так ли, принц Корум?

Корум повернулся, услышав новый голос, звучавший даже моложе, чем у Илбрека.

В шатер вошел юноша, которому исполнилось не больше четырнадцати лет. Корум узнал в нем младшего сына короля Фиахада, его все звали молодым Феаном. Он напоминал отца, но по сравнению с грузным Фиахадом был куда более гибок, и если черты лица у короля были грубоваты, то у принца тонкие и изящные. Волосы у него были рыжие, как у Фиахада, и в глазах постоянно светился такой же насмешливый огонек. Он улыбнулся Коруму, и тот, как всегда, подумал, что нет на свете зрелища лучше, чем юный воин, который уже доказал, что в собравшемся тут обществе он один из умнейших и талантливейших рыцарей.

— Может и да, молодой Феан, — засмеялся Корум. — Но эта мысль как-то не утешает меня.

Молодой Феан на мгновение посерьезнел. Он сбросил легкий плащ из оранжевого шелка и снял простой металлический шлем. Он был весь в поту, а значит, юноша истово тренировался с оружием.

— Это я могу понять, принц Корум, — он отвесил легкий поклон Илбреку, который не скрывал, что рад видеть его. — Приветствую тебя, господин сид.

— И я приветствую тебя, молодой Феан. Чем могу быть тебе полезен?

— Пока ничем, спасибо. Я зашел просто поговорить, — помедлив, молодой человек снова водрузил шлем на голову. — Но вижу, что помешал вам.

— Ни в коем случае, — возразил Корум. — Как, по-твоему, смотрятся наши люди?

— Хорошие бойцы. Ни одного слабака. Но, думаю, их маловато, — сказал молодой Феан.

— Я согласен и с тем, и с другим, — подал голос Илбрек. — Сидя здесь, я как раз обдумывал эту проблему.

— Я тоже обсуждал ее, — сказал Корум.

Наступило долгое молчание.

— Но нам неоткуда набрать новых бойцов, — сказал молодой Феан и посмотрел на Корума, надеясь, что тот возразит ему.

— Неоткуда, — согласился Корум.

Он заметил, что Илбрек, нахмурившись, промолчал.

— Слышал я об одном месте, — сказал гигант-сид. — Давным-давно, когда я был моложе, чем молодой Феан. Место, где можно найти союзников сидов. Но кроме того, я слышал, что там опасно, даже для сида, и что союзники эти ненадежные. Попозже я посоветуюсь с Гованоном и узнаю, может, он помнит побольше.

— Союзники? — засмеялся молодой Феан. — Сверхъестественный народ? Да нам нужны любые союзники, пусть и непостоянные.

— Поговорю с Гованоном, — повторил Илбрек, снова принимаясь за свой меч.

Молодой Феан собрался уходить.

— Тогда я промолчу, — сказал он. — Надеюсь, сегодня вечером увижу вас на празднестве.

Когда юноша вышел, Корум вопросительно посмотрел на Илбрека, но тот, делая вид, что всецело поглощен мечом, избегал взгляда принца.

Корум с силой растер лицо.

— Припоминаю времена, когда я лишь улыбнулся бы при одной мысли, что в этом мире могут действовать магические силы, — сказал он.

Илбрек рассеянно кивнул, словно не расслышав слов Корума.

— Но сейчас мне приходится рассчитывать на них, — с иронией признался Корум. — И волей-неволей верить в волшебство. Я потерял веру в логику и силу здравого смысла.

Илбрек поднял голову.

— Может, твоя логика была ущербна, а здравый смысл ограничен, друг мой Корум? — тихо сказал он.

— Может, — вздохнул Корум и вслед за молодым Феаном собрался откинуть полог. Но вдруг резко остановился, склонил голову набок и внимательно прислушался. — Ты слышишь эти звуки?

Илбрек тоже прислушался.

— В лагере много разных звуков.

— Мне кажется, я слышу музыку арфы.

Илбрек замотал головой.

— Трубы… где-то вдалеке. Но не арфа, — нахмурившись, он снова стал вслушиваться. — Кажется, в самом деле еле слышны струны арфы… Впрочем, нет, — он засмеялся. — Это ты уговорил меня, Корум.

Но Корум знал, что несколько мгновений он слышал арфу Дагды, и его снова охватило беспокойство. Он больше ничего не сказал Илбреку, но когда вышел из его шатра и двинулся по полю, то услышал далекий голос, звавший его:

— Корум! Корум!

Принц повернулся. За его спиной отдыхала группа воинов в юбках-килтах; они передавали из рук в руки бутылку и что-то обсуждали. А за ними Корум увидел Медбх, бежавшую по траве. Это ее голос он слышал.

Медбх миновала расположившихся на траве воинов и остановилась в футе от Корума. Помедлив, она протянула руку и коснулась его плеча.

— Я искала тебя в нашей комнате, — тихо сказала девушка, — но ты уже ушел. Мы не должны ссориться, Корум.

Настроение у него тут же улучшилось, он рассмеялся и обнял ее, не обращая внимания на соседей, все взоры которых теперь были обращены на эту пару.

— Мы больше не будем ссориться, Медбх, — сказал Корум. — Это я виноват.

— Никто не виноват. И ничто. Разве что судьба…

Медбх поцеловала его. Губы у нее были теплыми и мягкими. Корум забыл все свои страхи.

— Какой великой силой обладает женщина, — сказал он. — Я только что говорил с Илбреком о магии, но, оказывается, самое величайшее волшебство кроется в поцелуе женщины.

Она сделала вид, что удивилась.

— Ты становишься сентиментальным, сир сид, — и снова он мгновенно почувствовал, что Медбх отдалилась от него. Она рассмеялась и опять поцеловала его. — Почти таким же, как я!

Рука об руку они прошли через лагерь, приветствуя тех, кого знали, и тех, кто знал их.

На самом краю лагеря стояло несколько кузниц. Горны ревели, когда меха раздували пламя все выше и выше. Молоты гремели о наковальни. Огромный, залитый потом мужчина в кожаном переднике, бросая в огонь металлические полосы, извлекал их оттуда раскаленными добела, и они шипели на воздухе. В центре всего этого царил Гованон, тоже в длинном кожаном переднике, с могучим молотом в одной руке и щипцами в другой; он был поглощен разговором с чернобородым мабденом, в котором Корум узнал старшего кузнеца Хисака, прозванного Солнцевор, ибо говорили, что он украл кусочек солнца, который и помогает ему делать такое сияющее оружие. В ближайшем горне и сейчас лежала узкая полоса металла. В ходе разговора Гованон и Хисак неотрывно наблюдали за ней, и было ясно, что речь идет именно об этой полосе металла.

Корум и Медбх не стали отвлекать их, а, пристроившись рядом, смотрели и слушали.

— Еще шесть ударов сердца, — услышали они слова Хисака, — и будет готово.

Гованон улыбнулся.

— Шесть с четвертью, можешь мне поверить, Хисак.

— Я тебе верю, сид. Я уже привык уважать твою мудрость и твое умение.

Гованон протянул клещи к огню. Со странной нежностью он подхватил кусок металла и осторожно извлек его, внимательно осматривая сверху донизу.

— В порядке, — сказал он.

Хисак тоже пригляделся к добела раскаленному железу и кивнул:

— В порядке.

Улыбка Гованона выражала удовольствие. Повернувшись вполоборота, он заметил Корума.

— Ага, вот и принц Корум. Ты явился в самый подходящий момент. Смотри! — он высоко вскинул металлическую полосу. Теперь она рдела красным — цветом свежей крови. — Смотри, Корум! Что ты видишь?

— Я вижу клинок меча.

— Ты видишь прекраснейший меч, когда-либо рожденный в землях мабденов. Мы неделю ковали его. Меч сделали мы с Хисаком. Это символ древнего союза мабденов и сидов. Ну не прекрасен ли он?

— Очень красив.

Гованон несколько раз помахал в воздухе красным мечом, и металл загудел.

— Его надо еще как следует закалить, но он почти готов. Ему еще предстоит получить имя, но этим ты займешься сам.

— Я сам?

— Конечно! — Гованон весело рассмеялся. — Конечно! Это твой меч, Корум. Эго с ним ты поведешь мабденов в битву.

— Это мне? — окончательно растерялся Корум.

— Наш дар тебе. Сегодня вечером после праздника мы вернемся сюда, и твой меч будет готов. Он будет тебе хорошим другом, этот меч, но он даст тебе всю силу лишь после того, как ты назовешь его.

— Это великая честь для меня, Гованон, — сказал Корум. — Я и не предполагал…

Огромный карлик сунул клинок в чан с водой, и он зашипел.

— Половину его сделал сид, половину — мабден. Меч для тебя, Корум, — то, что надо.

— В самом деле, — согласился принц. Он был глубоко тронут словами кузнеца. — Ты в самом деле прав, Гованон. — Повернувшись, он смущенно посмотрел на улыбающегося Хисака. — Я благодарю тебя, Хисак. Спасибо вам обоим.

И тут Гованон сказал тихо и как-то загадочно:

— Хисак совсем не напрасно назван Солнцевором. Тут есть и звучащая песня, и знак, который предстоит наложить.

Уважая эти ритуалы, хотя втайне считая, что они не имеют значения, Корум с почтением кивнул. Он не сомневался, что ему оказана высокая честь, но никак не мог понять ее истинную природу.

— Я еще раз благодарю вас, — серьезно сказал он. — У меня нет слов, потому что язык слишком беден, чтобы передать те чувства, которые я хотел бы выразить.

— Обойдемся без слов, пока не придет время окрестить меч, — хрипло, но разборчиво произнес до сих пор молчавший Хисак.

— Я шел к тебе, Гованон, посоветоваться по другому поводу, — сказал Корум. — Илбрек недавно упомянул о каких-то возможных союзниках. Интересно, что ты думаешь об этом?

Гованон пожал плечами.

— Я уже говорил, что никого не могу припомнить.

— Значит, оставим эту тему, пока Илбрек не найдет время рассказать вам обо всем, — сказала Медбх, дергая Корума за рукав. — Увидимся вечером на празднестве, друзья мои. Мы пойдем отдыхать.

И она повела задумавшегося Корума обратно к стенам Кер Махлода.

ГЛАВА ТРЕТЬЯПРАЗДНЕСТВО

Огромный зал Кер Махлода был заполнен до отказа. Появись тут незнакомец, ему бы и в голову не пришло, что участники праздника готовятся к последней отчаянной битве против почти непобедимых врагов — тут в самом деле царил неподдельный праздничный дух. Стоящие четырехугольником длинные дубовые столы образовали пустое пространство, в центре которого сидел златовласый гигант Илбрек, поставив перед собой тарелку с приборами. За столами, лицом друг к другу, восседали благородные мабдены, а на самом почетном месте — их верховный король, стройный исхудавший Амергин в мантии из серебряных нитей, в дубовой короне, украшенной листьями падуба; прямо напротив него сидел Корум с вышитой повязкой на пустой глазнице и серебряной кистью руки. По обе стороны от Амергина сидели короли, рядом с ними — королевы и принцы, а дальше — принцессы и рыцари со своими дамами. Справа от Корума расположилась Медбх, а слева Гованон, около Медбх сидел Джери-а-Конел, а рядом с Гованоном — кузнец Хисак Солнцевор, помогавший ковать пока еще безымянный меч. Плотный шелк и меха, одежды из замши и клетчатые пледы, украшения из красного золота и светлого серебра, полированный металл и закаленная бронза, изумруды, рубины и сапфиры — все играло и переливалось красками в зале, ярко освещенном факелами из промасленных связок тростника. Пахло дымом и ароматами еды — на столы подавались целые туши, запеченные на кухне и разрезанные на четыре части. В одном из углов устроились музыканты с арфами, трубами и барабанами, наигрывая приятные мелодии, которые мешались с гулом голосов; голоса тоже были веселыми, в зале царили смех и оживление. Все с аппетитом вкушали пищу — все, кроме Корума, которому, хотя он и был в хорошем настроении, есть почему-то не хотелось. От случая к случаю перебрасываясь словом с Гованоном или Джери-а-Конелом, отпивая из золотого рога, он оглядывал собравшихся, узнавая знаменитых героев и героинь мабденов. Вместе с пятью королями — королем Маннахом, королем Фиахадом, королем Даффином, королем Хонуном из Таха-на-Ану и королем Гахбесом из Таха-на-Тирнам-Бео — здесь было много людей, овеянных славой и уже воспетых в балладах соплеменников. Среди них были Фиона и Келин, дочери покойного великого короля Милгана Белого, — светловолосые и загорелые, почти что близняшки, в костюмах одинакового покроя и цвета, если не считать, что у одной отделка была красно-синей, а у другой сине-красной. Девушки-воительницы с глазами цвета меда, с рассыпавшимися по плечам волосами флиртовали со своими рыцарями. Поодаль стоял тот, кого звали Герой Ветви, Падрак из Крэг-ат-Лит, почти такой же огромный и широкоплечий, как Гованон, с зелеными блестящими глазами и ярко-красным ртом; его оружием в бою становилось целое дерево, он оглушал и вышибал им врага из седла. Герой Ветви почти не улыбался, ибо скорбел по своему другу Айану Власорукому, которого, будучи пьяным, убил во время шуточной стычки. За соседним столом сидел молодой Феан — он ел, пил и, как взрослый, ухаживал за девушкой, дочерью благородного мабдена, та хихикала при каждом его слове, приглаживала рыжие волосы Феана и скармливала ему кусочки мяса и фруктов. Неподалеку расположились и другие пять королей, братья Эрэлски, еще недавно решительно отказывавшиеся иметь дело с народом Таха-на-Ану, так как испытывали лютую ненависть к королю Хонуну, своему дяде, который, как они считали, был убийцей их отца. Годами они сидели в горах, изредка совершая набеги на его земли или пытаясь поднять против него армию. Но теперь братья дали клятву забыть все раздоры, пока не будет покончено с фой миоре. Все они были похожи друг на друга, кроме самого младшего, черноволосого и не с таким мрачным выражением лица, как у братьев; короли носили остроконечные шлемы, украшенные изображением совы, герба рода Эрэлски, — крупные суровые мужчины, сдержанно улыбавшиеся, так как все вокруг было ново для них. Далее сидел Моркиан Две Улыбки. Из-за шрама, располосовавшего лицо, левый уголок губ мабдена был подтянут наверх, а правый опущен, но Моркианом Две Улыбки его звали не из-за этого. Говорили, что только врагам Моркиана доводилось видеть обе улыбки воина — первая означала, что он собирается убить их, а вторая — что они уже умирают. Моркиан блистал одеянием из темно-синей кожи и элегантным головным убором, тоже кожаным; черная борода была аккуратно расчесана, кончики усов вздернуты, а коротко подстриженные волосы скрыты под шапкой. Перегнувшись через двух друзей, с Моркианом разговаривал Кернин Драный. Он имел вид бродяги, но был известен своей странной привычкой дарить большие денежные суммы родственникам тех, кого отправлял в мир иной. В бою Кернин являлся сущим исчадием ада, но, убив кого-то, терзался угрызениями совести и, найдя вдову убитого или его семью, щедро одаривал их. Темные волосы и борода воина были неухожены, он носил кожаную куртку в заплатах, простой железный шлем, но сейчас длинное скорбное лицо светилось радостью: Кернин делился с Моркианом воспоминаниями о какой-то битве, в которой они дрались по разные стороны. Тут же был и Гриньон Бычий Наездник; он обнимал за объемистую талию Шеонан Топор-девицу, еще одну женщину, известную своими выдающимися способностями в боевых искусствах. Гриньон приобрел это прозвище тогда, когда, потеряв в битве коня, оружие и получив едва ли не смертельное ранение, он ворвался в гущу противников на диком быке. Расправляясь с огромным куском говядины с помощью длинного острого ножа, сидел Оссан Шорник, названный так за умение обрабатывать кожу. Куртка и шляпа мастера были из прекрасно выделанной тисненой кожи, расписанной цветочным орнаментом. Двигался он легко, как юноша, хотя был уже в годах; Оссан улыбался, запихивая в рот куски мяса, и по его рыжеватой бороде тек жир. Он сидел вполоборота к рыцарю, рассказывающему веселые истории всем, кто мог услышать его. Тут было много и других известных мабденов: Фене Безногий, Утер из Грустной Долины, Пуйл Спинолом, Шемейн Длинный и Шемейн Коротышка, Рыжий Лис Мейан, старый Дилан, Ронан Бледный и Клар с Дальнего Запада. Корум встречал их всех, когда они прибывали в Кер Махлод, и знал, что многие из них погибнут, когда сойдутся в бою с фой миоре.

Прозвучал чистый сильный голос Амергина, обращенный к Коруму:

— Итак, Корум Серебряная Рука, доволен ли ты воинством, которое поведешь на битву?

— Меня смущает лишь то, — вежливо ответил Корум, — что тут много тех, которые куда более, чем я, достойны возглавлять таких великих воинов.

— Хорошо сказано! — король Фиахад поднял рог с медом. — Я пью за Корума, победителя Сренга с Семью Мечами, спасителя нашего верховного короля. Я пью за Корума, вернувшего гордость мабденам!

Корум покраснел, слушая здравицы в свою честь, а когда все выпили, он встал, поднял свой рог и сказал такие слова:

— Я пью за эту гордость! Я пью за народ мабденов!

Зал восторженно взревел, и все выпили.

Затем Амергин произнес:

— Мы счастливы, что обрели союзниками сидов, которые решили прийти нам на помощь в борьбе с фой миоре. Мы счастливы, что многие из наших великих сокровищ вернулись к нам и помогли нанести поражение фой миоре, когда те вознамерились сокрушить нас. Я пью за сидов и за их дары!

И снова все, кроме смущенных Илбрека и Гованона, радостно выпили за их здоровье.

Следующим взял слово Илбрек. Он сказал:

— Если бы мабдены не были так отвалены, если бы они не обладали таким высоким духом, сиды не пришли бы к ним на помощь. Мы деремся за то, что ценят и уважают все живые создания.

Гованон согласился с этими словами.

— В общем и целом, — пробурчал он, — мабдены не эгоистичны. Им не свойственна злобность. Они не алчны. В них нет самодовольства. Да, они мне нравятся. Я рад, что в конечном итоге решил драться на их стороне. Я буду рад погибнуть за их дело.

Амергин улыбнулся:

— Надеюсь, вы не ждете смерти, сир Гованон. Вы говорите так, словно она — неизбежное следствие нашего похода.

Гованон, опустив глаза, лишь пожал плечами.

— Мы одолеем фой миоре, — быстро вмешался король Маннах. — Но хочу признать, что мы используем все возможности, которые предоставит нам судьба, — он многозначительно посмотрел на Корума. Тот кивнул.

— Против магии, — сказал он, — лучшее оружие — сама магия, если ты это имеешь в виду, король Маннах.

— Именно так, — подтвердил отец Медбх.

— Магия! — расхохотался Гованон. — От нее мало что осталось, разве что фой миоре и их друзья что-то нашли.

— И все же я кое-что слышал… — Корум с трудом узнал собственный голос. Он умолк, пытаясь понять, что заставило его заговорить.

— Что слышал? — подавшись вперед, спросил Амергин.

Корум посмотрел на Илбрека.

— Ты говорил о каком-то колдовском месте, Илбрек. Сегодня утром. Ты сказал, что можешь выяснить, как и где найти таинственных союзников, связанных с магией.

Илбрек бросил взгляд на Гованона — тот нахмурился.

— Я сказал, что мог бы выяснить, где это место. От него остались лишь смутные воспоминания…

— Это слишком опасно, — перебил его Гованон. — Как я и раньше тебе говорил, Илбрек, могу только удивляться твоему предложению. Нам бы подумать, как лучше использовать те силы, что у нас есть.

— Очень хорошо, — сказал Илбрек. — Как ты осторожен, Гованон.

— В таком деле — да, — буркнул карлик-сид.

В зале воцарилась тишина — все слушали разговор двух сидов.

Бросив взгляд на собеседника, Илбрек обратился ко всем собравшимся.

— Я ошибся, — сказал он. — Магия и чародейство подчиняют себе тех, кто пользуется ими.

— Это верно, — признал Амергин. — Нам придется согласиться с твоей сдержанностью, сир Илбрек.

— Вот и хорошо, — сказал Илбрек, но было видно, что на самом деле он не разделяет предусмотрительности Гованона. Осторожность не была свойственна молодому. сиду — так же, как ее не было в характере великого Мананнана.

— Ваш народ дрался с фой миоре в девяти великих битвах, — сказал король Фиахад, вытирая губы, липкие от густого меда. — Значит, вы знаете их лучше. И соответственно, мы с уважением примем любой ваш совет.

— Дашь ли ты нам совет, сир сид? — спросил Амергин.

Гованон, в задумчивости склонившийся над чашей, поднял голову. Он смотрел жестко и прямо; глаза его горели огнем, которого никто прежде не видел в них.

— Но в таком случае вам придется опасаться героев, — сказал он.

Все были настолько смущены и обеспокоены этими словами, что никто даже не переспросил, что он имеет в виду.

Наконец заговорил король Маннах:

— Решено, что первым делом мы идем на Кер Ллуд и штурмуем его. Этот план страдает определенными недостатками — нам придется пересекать самые холодные территории фой миоре, — но у нас есть возможность застать фой миоре врасплох.

— После чего мы снова отступим, — сказал Корум. — Если двигаться с предельной быстротой, мы сможем добраться до Крэг Дона, где предварительно оставим запасы оружия, пищи и верховых лошадей. Из Крэг Дона мы сможем совершать налеты на фой миоре, зная, что они не рискнут преследовать нас в пределах семи кругов. Единственная опасность, которая может нас подстерегать, заключается в том, что у фой миоре хватит сил окружить Крэг Дон и держать нас в осаде, пока у нас не кончатся припасы.

— Именно поэтому мы и должны ударить по Кер Ллуду жестко и решительно, перебить как можно больше врагов и сохранить свои силы, — сказал Моркиан Две Улыбки, разглаживая остроконечную бороду. — У Кер Ллуда не должно быть места ни чрезмерной отваге, ни героическим подвигам.

Большинству собравшихся его слова не понравились.

— Война — это искусство, — сказал Кернин Драный, вытянутое лицо которого, казалось, стало еще длиннее, — хотя искусство жуткое и аморальное. А большинство собравшихся здесь — артисты, художники, гордые своими талантами и индивидуальными особенностями. Если мы не сможем выразить себя, есть ли вообще смысл драться?

— Схватки между мабденами — это одно, — тихо произнес Корум, — а война мабденов против фой миоре — совершенно другое. И в битве, о которой сегодня вечером идет речь, можно потерять гораздо больше, чем гордость.

— Я понимаю тебя, — сказал Кернин Драный, — но сомневаюсь, что готов полностью согласиться с тобой, сир сид.

— Ради спасения жизней мы готовы многим поступиться, — промолвила Шеонан Топор-девица, высвобождаясь из объятий Гриньона.

— Ты говорил о том, что тебя восхищает в мабденах, — обратился к Гованону Герой Ветви Падрак. — Тем не менее, существует опасность, что мы пожертвуем всеми этими ценностями нашего народа ради желания выжить.

— Ничем ты не должен жертвовать, — ответил ему Гованон. — Пока мы просто предварительно обсуждаем план штурма Кер Ллуда. Одна из причин, по которой мабдены терпели сокрушительные поражения от фой миоре, была в том, что герои мабденов вступали в отдельные схватки, а фой миоре собирали свои силы в единый кулак. И у Кер Ллуда мы должны использовать эти методы, пустив в ход кавалерию для стремительного удара и использовав колесницы как движущиеся платформы, с которых можно будет обстреливать врага. Какой смысл в том, чтобы мужественно стоять на месте, сражаясь с жутким дыханием Раннона? Не так ли?

— Сиды говорят мудрю, — согласился Амергин, — и я прошу весь мой народ прислушаться к их словам. Ведь именно поэтому мы сегодня вечером и собрались тут. Я вижу, как падет Кер Ллуд. Я предвижу, как погибнут прекрасные отважные воины, не успев нанести врагу сокрушительный удар. В старые времена, времена девяти битв, сиды дрались с фой миоре один на один. Но мы не сиды. Мы — мабдены. И в данном случае мы должны драться как единый народ.

Могучее тело Героя Ветви откинулось на спинку скамьи. Он кивнул.

— Если Амергин так считает, то я буду драться, как советуют сиды. И этого достаточно, — сказал он.

И остальные забормотали, соглашаясь.

Илбрек сунул руку за пазуху и извлек свиток из тонкого пергамента.

— Вот, — сказал он, — карта Кер Ллуда.

Развернув свиток, он повернулся, показывая его всем.

— Мы атакуем одновременно с четырех сторон. Каждый отряд возглавляется королем. Выяснено, что эта стена слабее остальных, и поэтому ее штурмуют два короля со своими людьми. В идеальном случае мы можем сокрушить фой миоре с их прислужниками, согнав к центру города, но, скорее всего, этого не получится, и мы получим такой мощный контрудар, что нам придется отступить в Крэг Дон и оттуда снова пойти в наступление… — Илбрек принялся объяснять детали плана.

Хотя Корум сам нес немалую долю ответственности за этот план, в глубине души он считал его слишком оптимистичным, но поскольку лучшего не было, приходилось исходить из него. Он налил еще меда из кувшина, стоящего у локтя, и передал кувшин Гованону. Коруму все еще хотелось, чтобы Гованон разрешил Илбреку рассказать о таинственных магических союзниках, на которых, как считал кузнец, было слишком опасно рассчитывать. Принимая кувшин, Гованон тихо сказал:

— Близится полночь, и скоро мы должны уйти отсюда. Меч будет готов.

— Спорить тут больше не о чем, — согласился Корум. — Дай мне знать, когда ты соберешься уходить, и я извинюсь от нашего имени.

Илбрек продолжал отвечать на многочисленные вопросы тех, кто хотел узнать, как будет проломлена та или иная стена, как долго простые смертные могут существовать в тумане фой миоре, какую одежду лучше натягивать на себя и так далее. Убедившись, что ему нечего добавить к этому обмену мнениями, Корум встал, вежливо попросил у верховного короля и остальных разрешения удалиться и вместе с Гованоном, Медбх и Хисаком Солнцевором вышел из переполненного зала на узкие улочки, где стояла холодная ночь.

Небо было почти таким же светлым, как днем, и на его фоне вырисовывались темные силуэты зданий. По диску луны проплыло несколько легких голубоватых облачков, они ушли в сторону моря и скрылись за горизонтом. Компания вышла за ворота, пересекла мост через ров и, обогнув лагерь, углубилась в гущу деревьев, стоявших за ним. Где-то ухнул филин, раздался шелест крыльев и писк зайчонка. В высокой траве жужжали насекомые. Раздвигая ее, они вошли в лес.

Вначале деревья росли негусто, и Корум, поглядывая на чистое небо, заметил, что снова стоит полнолуние, как и в последний раз, когда он входил в этот лес.

— А теперь, — сказал Гованон, — мы пойдем к месту магической силы, где нас ждет меч.

Корум замедлил шаг и остановился, поймав себя на мысли, что ему тяжело снова посещать холм, откуда он спустился в этот странный сон мабденов.

Сзади послышались чьи-то шаги. Корум резко повернулся и с облегчением увидел, что их догоняет Джери-а-Конел с крылатым котом на плече.

Джери ухмыльнулся.

— Усатому стало слишком душно в зале, — он погладил кота по голове. — И я подумал, что мог бы присоединиться к вам.

Гованон посмотрел на него с легким подозрением, но все же кивнул.

— Будешь свидетелем того, что произойдет этой ночью, Джери-а-Конел.

Джери отвесил поклон.

— Благодарю вас.

— Разве нет другого места, куда мы могли бы пойти, Гованон? — осведомился Корум. — Обязательно к холму Кремм?

— Это ближайшее место, наделенное силой, — просто объяснил Гованон. — Слишком далеко идти куда-то еще.

Корум продолжал стоять на месте. Он внимательно прислушивался к лесным звукам.

— Вы слышите арфу? — спросил он.

— Мы уже далеко от зала, и музыка не слышна, — ответил Хисак Солнцевор.

— Неужели вы не слышите арфу в лесу?

— Я ничего не слышу, — сказал Гованон.

— Теперь и я не слышу, — признался Корум. — Мне подумалось, что это арфа Дагды. Та арфа, что мы слышали, когда появилась Женщина Дуба.

— Это были голоса животных, — сказала Медбх.

— Я боюсь ее, этой арфы, — тихо, почти шепотом проговорил Корум.

— Не стоит, — сказала Медбх. — Ибо в арфе Дагды звучит мудрость. Он наш друг.

Корум нашел ее теплую кисть.

— Это твой друг, Медбх Длинная Рука, но не мой. Старая пророчица сказала мне, чтобы я боялся арфы — именно о ней она и говорила.

— Забудь ты это пророчество. Старуха просто выжила из ума. Эго не было настоящим предсказанием. — Медбх прижалась к Коруму, окала его руку. — Из всех нас уж ты-то, Корум, не должен поддаваться суевериям.

Сделав над собой усилие, Корум отбросил подсознательный страх. И тут же заметил взгляд Джери. Джери был явно обеспокоен. Отвернувшись, он напялил широкополую шляпу.

— А теперь мы должны прибавить шагу, — проворчал Гованон. — Близится время.

И, отогнав мрачное чувство обреченности, Корум вслед за карликом-сидом углубился в чащу леса.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯПЕСНЬ МЕЧА СИДА

Коруму казалось, что он уже это видел — холм Кремм, залитый прозрачным лунным светом, темное серебро неподвижных дубовых листьев.

Он задумался: кто же лежит под этим холмом? На самом ли деле он скрывает останки того, кто когда-то носил имя Корум Серебряная Рука? На самом ли деле это его кости? Но в данный момент эти мысли почти не волновали его. Принц смотрел, как Гованон и Хисак рыли мягкую землю у подножия холма. И наконец они извлекли меч — тяжелый, отлично закаленный клинок с ребристой металлической рукояткой. Меч как будто притягивал к себе лунный свет и, сияя, усиливал его.

Стараясь не прикасаться к рукоятке и перехватив меч под ней, Гованон осмотрел клинок и показал Хисаку, который кивнул в знак одобрения.

— Затупить его будет нелегко, — сказал Гованон. — Кроме Мстителя, меча Илбрека, в мире нет больше такого оружия.

Подошел Джери, не отрывая взгляда от меча.

— Это сталь? Меч блестит не как сталь.

— Это сплав, — гордо ответил Хисак. — Наполовину сталь, а наполовину — металл сидов.

— А я думала, что металла сидов в этой плоскости не осталось, — сказала Медбх. — Мне казалось, что он исчез, оставшись лишь в оружии Гованона и Илбрека.

— В дело пошли остатки древнего меча сидов, — ответил Гованон. — Они были у Хисака. Когда мы встретились, он рассказал, что хранит их много лет, не зная, как отпускать металл. Хисак получил остатки металла сидов от каких-то горняков, искавших железную руду и глубоко под землей наткнувшихся на обломки меча. Я узнал в обломках один из ста мечей, которые выковал для сидов перед девятью битвами. Сохранилась лишь часть клинка. Мы так никогда и не узнаем обстоятельств его погребения. Вместе с Хисаком мы придумали способ сплавить металл сидов с металлом мабденов и выковать меч, в котором будут лучшие свойства того и другого.

Хисак Солнцевор нахмурился:

— Насколько я понимаю, и кое-какие другие качества.

— Возможно, — сказал Гованон. — В свое время узнаем.

— Прекрасный меч, — Джери протянул к нему руку. — Можно подержать?

Но Гованон, заволновавшись, мягко отвел руку Джери и покачал головой.

— Только Корум, — сказал он. — Только Корум.

— Ну что ж… — Корум решил взять меч, но Гованон остановил его, подняв руку.

— Пока рано, — сказал кузнец-сид. — Я еще должен спеть песню.

— Песню? — удивилась Медбх.

— Песню меча, которую всегда поют в такой момент, как этот, — Гованон поднял меч к луне, и на мгновение показалось, что тот ожил, затем на фоне большого круглого диска луны он стал массивным черным крестом. — Каждый меч, что выходит из моих рук, — другой. И каждый должен услышать свою песню. Так он обретает неповторимость. Но не я дам ему имя. Это предстоит сделать Коруму. Он должен назвать меч единственным подходящим ему именем. И когда оно прозвучит, меч обретет свое последнее предназачение.

— И в чем оно заключается? — спросил Корум.

Гованон улыбнулся:

— Я не знаю. Знать его будет только меч.

— А я думал, что ты чужд предрассудков. — Джери-а-Конел гладил кота за ушком.

— Это не предрассудки. Это нечто такое, что во времена, как эти, даст мечу способность видеть другие плоскости, видеть сквозь время. Чему быть, того не миновать. И что бы мы ни делали, этого не изменить, но мы обретем некое ощущение грядущих событий и поймем, как использовать это знание, — Гованон разозлился, но, успокоившись, поднял лицо к луне. — А теперь слушай. И пока я пою, молчи.

— А что ты будешь петь? — спросила Медбх.

— Пока не знаю, — пробормотал Гованон. — Сердце подскажет.

Все подались в тень дубов, пока Гованон неторопливо поднимался на гребень холма. Двумя руками он держал меч за лезвие, вздымая его к луне. На вершине он остановился.

Ночь наполняли густые душистые ароматы, шорох листвы и попискивание мелкой лесной живности. В роще стояла непроницаемая для взгляда темнота. Кроны дубов были неподвижны. Казалось, все звуки леса умерли, и Корум слышал только дыхание своих спутников.

Несколько бесконечных минут Гованон стоял, не шевелясь и не произнося ни слова. Могучая грудь вздымалась и опускалась, глаза были закрыты. Затем он пошевелился и отметил мечом восемь сторон, после чего вернулся в прежнее положение.

И тут он запел. Он пел на прекрасном, словно спокойное течение воды, языке сидов, который настолько походил на язык вадхагов, что Корум легко понимал ее. Вот что пел Гованон:

Ло! Я ковал мечи

Для сотни сидов.

Девяносто и девять в битве сломались,

Один вернулся домой.

Сгнили в земле, раскололись во льду,

В стволах застряли, под воду ушли,

В огне сгорели, ржой покрылись…

Лишь один вернулся домой.

Иззубрен, погнут.

Металла сидов

На меч не хватило,

Железо пришлось добавить.

Сила сидов и сила мабденов

Слились в мече Гованона.

Коруму в дар.

Сила в нем — и слабость.

Гованон поднял клинок повыше. Он покачивался, словно в трансе. Наконец кузнец продолжил:

Скован в огне, закален стужей;

Сила солнца, мудрость луны,

Прекрасный и гибкий —

Судьбой наделен

Возненавидят его

Гядущие призраки,

Меч томится по ним,

Стынет их кровь.

Теперь казалось, что меч балансирует на острие и стоит вращаясь.

Корум вспомнил свой сон, и его шатнуло. Не доводилось ли ему уже раньше держать такой меч?

Скоро меч имя получит,

И содрогнутся враги!

Вот иглы острие —

Она саван шьет фой миаре!

О клинок! Сделал тебя Гованон!

Корум ныне получит тебя!

Пожиратели падали, черви земные

«Другом» тебя назовут.

Плохо придется убийцам,

И суровые зимы исчезнут.

О, большой урожай

Снимет сидов коса!

Ты имя получишь

И отчет свой начнешь,

Сиды и вадхаг

Оплатят свой долг.

Сильная дрожь сотрясла могучее тело Гованона, и он плотнее сжал пальцами лезвие меча.

Корум удивился, почему никто, кроме него, не услышал, как застонал Гованон. Он посмотрел на лица своих спутников. Они стояли как в трансе, потрясенные и ничего не понимающие.

Гованон постоял, покачиваясь, и продолжил:

Неназванный меч, ты — Корума меч!

Ни Хисаку, ни Гованону не дать тебе имя!

Черные ветры из ада летят,

Мутные реки ждут мою душу!

Гованон простонал эти последние слова. Он был испуган тем, что увидел сквозь сжатые веки, но уста его продолжали песню меча.

Корум подумал, видел ли он меч, похожий на этот. Меч проявит себя в битве против фой миоре — Корум это знал. Но будет ли меч ему другом? Почему он воспринимает его как врага?

То была плавка судьбы.

Вот завершилась она.

И меч, как и цели его,

Никогда никому не уступит.

Теперь Корум видел перед собой только меч. Он осознал, что поднимается на холм. Казалось, что Гованон исчез и меч сам по себе висит в воздухе, светясь то белым лунным сиянием, то красным огнем солнца.

Корум попытался взять его пальцами серебряной руки, но меч как будто отклонился. Только когда Корум протянул правую руку, здоровую, меч позволил взять себя.

Корум продолжал слышать песню Гованона. И если начиналась она гордыми строфами, то сейчас звучала как грустная погребальная песнь. И не сопровождали ли ее далекие звуки арфы?

Вот сделан мой меч,

Полусмертный и полу бессмертный,

Для вадхага-героя.

Это Корума меч.

Но мало того, что его я сковал,

Не только для войн он на свет появился,

Не только он плоть поразит,

Он даст больше и меньше, чем смерть.

Так лети же, клинок! В руки к Коруму!

Забудь Гованона, что сделал тебя!

Рази лишь мабденов врага!

Храни верность, чурайся измены!

Внезапно меч надежно лег в правую руку Корума, и ему показалось, что тот был при нем всю жизнь. Рукоятка лежала как влитая, и оружие казалось невесомым. При свете луны Корум стал рассматривать меч со всех сторон, удивляясь его остроте и надежности.

— Да, это мой меч, — сказал он. К нему снова вернулось то, что было давно потеряно и забыто. — Это мой меч.

— Так служи же ты рыцарю, что даст тебе имя!

Гованон резко оборвал песню. Глаза его открылись. В них стояло смешанное выражение мучительной вины, сочувствия к Коруму и в то же время триумфа.

Повернувшись, он поднял голову к луне.

Корум проследил за его взглядом и был поражен видом огромного серебряного диска, заполнившего собой все небо. Он не мог оторвать от него глаз, ему казалось, что он тонет в нем. Корум видел лица, сражающиеся армии, безлюдные пространства, разрушенные города и бесплодные поля. Он видел себя, хотя смотрящее на него лицо было чужим. Принц видел меч — но не тот, что он держал в руках. Его меч был белым, а тот, другой, — абсолютно черным. Он увидел Джери-а-Конела. Он увидел Медбх. Он видел Ралину и многих других, и всех их любил, но лишь одна Медбх вызывала у него страх. Затем возникла арфа Дагды и обрела вид юноши, чье тело отливало странным золотым цветом, и Дагда, как ни странно, сам был арфой. Корум увидел огромного белого коня и знал, что это его конь, но опасался, примет ли тот его. Перед Корумом предстала равнина, затянутая снежной белизной, и на ней появился одинокий всадник: плащ на нем отливал алым; оружие и доспехи были теми же, что носят вадхаги, одна рука здоровой, а другая отлита из серебра, правый глаз прикрыт искусно вышитой повязкой, и черты лица были чертами вадхага — Корума. Но Корум понимал, что всадник — это не он, и принц задохнулся от страха, стараясь не смотреть на всадника, который все приближался. На лице наездника было выражение насмешливой ненависти, а в единственном глазу — неуклонная решимость убить Корума и занять его место.

— Нет! — закричал Корум.

Облака затянули диск луны, и ее свет померк. Корум стоял на холме Кремм в дубовой роще, в том месте, где обитает сила, и в руке он держал меч, равного которому не существовало на Земле; а когда он опустил взгляд на холм, то увидел, что рядом с ним стоят и Гованон с Хисаком Солнцевором, и Джери-а-Конел, и рыжеволосая Медбх Длинная Рука — и все они смотрят на него так, словно хотят помочь и не могут.

Корум не знал, почему он так отреагировал на выражения их лиц, когда вскинул меч над головой и сказал тихим твердым голосом:

— Я Корум. Это мой меч. И я один.

Затем все четверо спустились с холма и вместе с ним вернулись в Кер Махлод, где продолжалось шумное празднество — но никто из участников пира не знал, что произошло в дубовой роще, залитой светом полной луны.

ГЛАВА ПЯТАЯОТРЯД ВСАДНИКОВ

Корум спал долго, до самого утра, и видел много снов. Голоса рассказывали ему о ненадежных героях и благородных предателях, он видел мечи — и тот, что получил во время обряда в дубовой роще, и особенно другой, черный клинок, который, как и арфа Дагды, мог принимать различные обличья, словно в нем обитал дух особо могущественного демона. А когда смолкали голоса и меркли видения, он снова и снова слышал одни и те же слова: «Ты Победитель. Ты Победитель».

А порой хор голосов внушал ему:

— Ты должен идти путем Победителя.

«Но что же это такое, — пытался понять Корум, — как не путь мабденов, которым он поклялся помогать?»

А хор все повторял:

— Ты должен идти путем Победителя.

Неожиданно пробудившись, Корум громко сказал:

— Мне не нравится такой сон.

Произнеся эти слова, принц окончательно проснулся.

*

Рядом с постелью стояла Медбх, уже одетая, бодрая и полная решимости.

— Что за сон, любовь моя?

Пожав плечами, он попытался улыбнуться.

— Ничего особенного. Наверно, сказались события прошлой ночи, — Корум посмотрел ей в глаза и почувствовал, как в душу закрадывается легкий страх. Потянувшись, он сжал ее нежную, прохладную и сильную руку.

— Ты в самом деле любишь меня, Медбх?

Она смутилась.

— Да, люблю.

Он посмотрел в сторону сундука, на резной крышке которого лежал меч, врученный ему Гованоном.

— Как мне назвать этот меч?

Медбх улыбнулась:

— Узнаешь. Разве Гованон не объяснил тебе? Ты поймешь, как его назвать, когда придет время и меч обретет всю свою мощь.

Корум сел, и покрывало сползло с его широкой обнаженной груди.

Медбх подошла к дверям в дальнем конце комнаты и крикнула кому-то за ними:

— Ванна для принца Корума готова?

— Готова, госпожа.

— Идем, Корум, — сказала Медбх. — Освежись. Смой неприятные сны. Через два дня мы будем готовы выступить. Тебе мало что осталось делать. Давай проведем эти дни в радости и веселье. Поскачем утром за лес и через пустоши.

Корум набрал полную грудь воздуха.

— Конечно, — беззаботно сказал он. — Я дурак, что забиваю себе голову. Моя цель ясна, и нечего тут больше думать.

*

Амергин встретил их через час, когда они уже седлали коней. Король был высок и по-юношески строен, но держался с достоинством человека в годах, хотя в нем не было ничего от старика. На нем была сине-золотая мантия главного друида и простая корона из металла с необработанными драгоценными камнями, из-под которой на плечи падали длинные густые волосы.

— Приветствую вас, — сказал верховный король. — Все ли хорошо прошло у вас прошлой ночью, принц Корум?

— Думаю, что да, — сказал Корум. — Гованон, похоже, был доволен.

— Но при тебе нет меча, который он вручил.

— Он не из тех мечей, которые можно просто носить при себе, — на поясе Корума висел его старый верный меч. — Скорее всего, я возьму дар Гованона с собой в битву.

Амергин кивнул. Он стоял, разглядывая булыжники мощеного замкового двора.

— Гованон больше ничего не говорил тебе о тех неизвестных союзниках, о которых упоминал Илбрек?

— Насколько я понимаю, кто бы они ни были, Гованон не считает нужным иметь с ними дело, — сказала Медбх.

— Так и есть, — согласился Амергин. — Тем не менее, сдается мне, что если благодаря им увеличиваются наши шансы справиться с фой миоре, то стоит рискнуть.

Корум был удивлен той серьезностью, с которой говорил Амергин.

— То есть вы не считаете, что нас ждет удача?

— Штурм Кер Ллуда может дорого обойтись нам, — тихо ответил Амергин. — Всю ночь я размышлял над нашим планом. И вроде мне что-то померещилось.

— Поражение?

— Во всяком случае, победы я не увидел. Корум, ты, как и я, знаешь Кер Ллуд. Ты знаешь, что там обитают фой миоре и какой там стоит жуткий холод. От него человек теряет способность соображать.

— Это верно, — кивнул Корум.

— Вот об этом я и думал, — сказал Амергин. — Только об этом. И ни о чем больше.

— У вас не было в том необходимости, верховный король. Но, боюсь, у нас нет иных способов вести войну с врагами. Если бы они были…

— …То мы бы о них знали, — Амергин пожал плечами и погладил коня Корума по холке. — Но если ты сможешь как-то уговорить Гованона, пусть он хотя бы расскажет, что это за союзники.

— Обещаю, что сделаю это, главный друид, но сомневаюсь, что мне повезет.

— Да, — сказал Амергин, и его рука опустилась. — Как и я.

Оставив главного друида в задумчивости, Корум и Медбх верхом выехали из Кер Махлода, промчались сквозь дубовую рощу и поднялись на вересковую пустошь, где из-под ног коней вспархивали кроншнепы и с шумом улетали, где ноздри щекотали запахи папоротника и вереска, и казалось, что во всем мире нет сил, способных уничтожить простую красоту этих мест. Грело солнце, висящее в чистом синем небе. Им стало так хорошо, как никогда раньше, и, спешившись, они побрели сквозь высокий, до колен, папоротник, а потом легли в него, и видели небо над собой; они заключили друга друга в объятия, нежно и ласково занимаясь любовью, а затем в молчании лежали рядом, дыша чистым свежим воздухом и слушая тихие звуки вересковой пустоши.

Они провели не больше часа в мире и покое, когда Корум почувствовал под собой легкое подрагивание и приложил ухо к земле, уже понимая, что оно может означать.

— Кони, — сказал Корум. — Они приближаются.

— Всадники фой миоре? — сев, Медбх потянулась за пращой и сумкой, которые повсюду таскала с собой.

— Может быть, Гэйнор или люди сосен. Или все вместе. Но мы выслали передовые дозоры во все стороны. Так что они предупредили бы нас о нападении с востока, где, как алы знаем, сейчас собираются фой миоре.

Он осторожно приподнял голову. Всадники приближались с северо-запада, скорее всего, с побережья. Поле зрения закрывал склон холма, но сейчас Корум уже слышал слабое позвякивание упряжи. Оглянувшись, он прикинул, что, стоит кому-либо подняться на холм — и их лошадей сразу же увидят. Вытащив меч, он пополз к ним. Медбх последовала за ним.

Торопливо оседлав коней, они помчались к холмам, держась под углом к приближающимся всадникам, так что, если повезет, их не заметят, когда они перевалят через холм.

Они нашли укрытие за выступом скалы из белого известняка и, натянув поводья, остановились, дожидаясь появления всадников.

Почти сразу же возникли первые трое. Лошади, на которых они ехали, были маленькими и лохматыми — по сравнению с широкоплечими наездниками они казались просто крохотными. У всадников были одинаковые светло-рыжие волосы и пронзительные голубые глаза. Бороды были заплетены в десятки тонких косичек, а с головы у каждого свисало по четыре или пять кос, переплетенных поблескивающими нитками бус. На левых руках висели длинные овальные щиты из шкур, натянутых на плетеный каркас и укрепленных грубо выкованными медными перемычками и полосами. С внутренней стороны щитов крепились ножны, в которых торчали копья с железными наконечниками. На боку у наездников висели кожаные с металлическими заклепками ножны для коротких широких мечей. Некоторые были в шлемах, а другие повесили их на седельные луки; кожаные шлемы были примерно одинаковой формы — остроконечные, с железными или медными полосами, украшенные изогнутыми рогами горных быков. Некоторые блестели россыпью отполированных камней, медных, железных и золотых накладок, из-под которых даже не было видно кожаной основы. За плечами их развевались плотные клетчатые плащи, сочетавшие в основном красный, синий и зеленый цвета. На всадниках были юбки-килты той же расцветки; ноги почти у всех оставались голыми, только некоторые носили что-то вроде поножей, но большинство было обуто в простые сандалии с ремешками вокруг щиколоток.

Вне всяких сомнений, наездники были воинами, но Корум никогда не встречал их, хотя они в определенной степени напоминали людей из Тир-нам-Бео, да и лошадки походили на тех, которые бегали под его старыми врагами у утеса Мойдель. Наконец появились и остальные всадники — их было много — и, когда они подъехали поближе, стало видно, что они побывали в переделке. У некоторых сломана рука или нога, другие — в ранах, а двое привязаны к седлам, чтобы не свалиться на скаку.

— Сомневаюсь, что они могут угрожать Кер Махлоду, — сказала Медбх. — Это мабдены. Но что за мабдены, откуда? Я думала, что здесь собрались все способные носить оружие.

— Скачут они издалека, и видно, что им пришлось нелегко, — пробормотал Корум. — Скорее всего, они из-за моря. Посмотри, на плащах следы морской воды. Может, они оставили свой корабль где-то недалеко? Давай поприветствуем их.

Корум выехал из-за укрытия известняковой скалы и крикнул незнакомцам:

— Добрый день, странники! Куда держите путь?

Осанистый всадник впереди резко натянул поводья и, нахмурив рыжеватые брови, подозрительно прищурился; его тяжелая узловатая кисть легла на рукоятку меча, а когда он заговорил, голос звучал низко и хрипло.

— И тебе хорошего дня, — сказал он, — если у тебя добрые намерения. Что ж до того, куда мы направляемся… ну, это наше дело.

— А также дело тех, кому принадлежит эта земля, — рассудительно заметил Корум.

— Может, и так, — ответил вояка. — Но если это земля не принадлежит мабденам, значит, ты завоевал ее, а в таком случае ты — наш враг и мы должны убить тебя. Мы же видим, что ты не мабден.

— Верно. Но я служу делу мабденов. А эта госпожа — она из мабденов.

— В самом деле похожа, — признал воин, впрочем, не теряя настороженности. — Но мы встречали в пути столько иллюзий, что внешним сходством нас не обмануть.

— Я Медбх, — оскорбившись, бросила девушка. — Я Медбх Длинная Рука и тоже могу считать себя воином. Я дочь короля Маннаха, который правит этой землей из Кер Махдода.

Подозрительность воина несколько уменьшилась, но он все так же держался за рукоятку меча, а его спутники развели коней в обе стороны, словно готовились напасть на Корума и Медбх.

— А я Корум, — сказал вадхаг, — меня когда-то звали Принцем в Алом Плаще, но мне пришлось отдать его волшебнику, и теперь меня зовут Корум Серебряная Рука, — он вскинул металлическую кисть, которую пока скрывал от взглядов. — Разве вы не слышали обо мне? Я дерусь вместе с мабденами против фой миоре!

— Это он! — вскричал кто-то из молодых воинов из-за спины предводителя и показал на Корума: — В алом плаще — теперь его нет на нем, но черты лица те же самые… и та же повязка на глазу! Это он!

— Значит, ты следил за нами, сир Демон, — сказал предводитель. Вздохнув, он повернулся в седле и посмотрел на свое воинство. — Это все, что от нас осталось, но думаю, мы сможем справиться с тобой и с твоей дьявольской спутницей.

— Ни он, ни я — мы не имеем отношения к демонам! — гневно закричала Медбх. — Почему вы нас в этом обвиняете? Где вы раньше видели нас?

— Тебя мы раньше не видели, — сказал старший. Конь под ним нервничал, и, натянув поводья, всадник его успокоил. Звякнула упряжь, и металлическое стремя коснулось края длинного щита. — Мы видели только его, — кивком показал он на Корума. — На том гнусном зачарованном острове, — он мотнул головой в сторону моря. — Мы привели к его берегу восемь надежных кораблей и десять плотов с припасами и домашним скотом. Мы высадились, чтобы набрать свежей воды и продуктов. И ты должен помнить, — он с ненавистью посмотрел на Корума, — что, когда мы отплывали, у нас остался всего лишь один корабль. При нас не было ни женщин, ни детей, ни животных, кроме лошадей, что под нами, и очень мало припасов.

— Заверяю вас, — сказал Корум, — что до этого момента вы никогда не видели меня. Я Корум. Я воюю с фой миоре. Все последние недели я провел в Кер Махлоде. Все это время я не покидал его. После месяца пребывания в городе я впервые выбрался за его пределы!

— Ты тот, кто напал на нас на острове, — произнес юноша, первым обвинивший Корума. — В своем красном плаще, в посеребренном шлеме, с бледным, как у мертвеца, лицом, с той же повязкой на глазу — и еще этот твой смех…

— Шефанхау, — сказал предводитель. — Мы узнали тебя.

— В жизни не слышал этого слова, — мрачно сказал Корум. — Я готов разгневаться, незнакомец. Я сказал тебе правду. Должно быть, ты столкнулся с врагом, который чем-то напоминает меня.

— И еще как! — горько рассмеялся юноша. — Как твой близнец! Мы опасались, что ты последуешь за нами. Но мы готовы сразиться с тобой и победить. Где прячутся твои люди? — тряхнув косами, он оглянулся.

— У меня нет никаких людей, — нетерпеливо сообщил ему Корум.

Главарь хрипло рассмеялся:

— Значит, ты дурак.

— Я не буду драться с вами, — повернулся к нему Корум. — Зачем вы прибыли сюда?

— Чтобы присоединиться к тем, кто собирается у Кер Мах-лода.

— Так я и думал, — к Коруму вернулись все его предчувствия, и он с трудом отогнал их. — Если мы отдадим вам наше оружие и проведем вас в Кер Махлод, поверите ли вы, что ни я, ни Медбх не причиним вам вреда? В Кер Махлоде вы поймете, что я говорю вам правду, что мы никогда раньше не встречались и что мы вам не враги.

— Это обман, — закричал юноша, — чтобы заманить нас в ловушку!

— Если хотите, приставьте мечи нам к горлу, — предложил Корум. — И если на вас нападут, вы успеете убить нас.

Предводитель нахмурился.

— Ты ведешь себя не так, как тот, кого мы встретили на острове, — признал он. — Если ты проведешь нас в Кер Махлод, мы, по крайней мере, достигнем своей цели, и это хоть что-то нам прояснит.

— Артек! — вскричал юноша. — Осторожнее!

Артек повернулся.

— Помолчи, Каван. Мы всегда успеем убить шефанхау!

— Будьте любезны, я бы попросил вас, — вежливо сказал Корум, — не употреблять это имя, когда речь идет обо мне. Оно мне не нравится и не вызывает симпатий к вам.

Артек не ответил, а лишь сухо усмехнулся. Посмотрев в глаз Корума, он задумался над ответом и, хмыкнув, приказал двум из своих людей выехать вперед.

— Возьмите у них оружие. По пути не отводите от них мечей. Очень хорошо… Корум. Веди нас в Кер Махлод.

*

Корум испытал удовольствие, увидев потрясенное выражение на лицах путников, когда они въехали в лагерь, провожаемые гневными и недоуменными взглядами мабденов, которые встревожились при виде плененных Корума и Медбх. Настал черед Корума улыбаться, и улыбка его становилась все шире по мере того, как вокруг двадцати всадников густела толпа, пока они не остановились в центре лагеря, в отдалении от холма, на котором высился Кер Махлод. Предводитель воинов Тир-нам-Бео посмотрел на Артека, продолжавшего держать меч у груди Корума.

— Что это значит, парень? Почему вы взяли в заложники нашу принцессу? Почему угрожаете жизни нашего друга — принца Корума?

Артек настолько смутился, что залился багровым румянцем.

— Значит, ты говорил правду… — пробормотал он, но меча все-таки не опустил. — Разве что это какой-то чудовищный обман и все вы — союзники демонов.

Корум пожал плечами:

— В таком случае, сир Артек, ты все равно обречен, не так ли?

Устыдившись, Артек кинул меч в ножны.

— Ты прав. Я должен был поверить тебе. Но ты так похож на того, кто напал на нас на том жутком острове… так, что если бы ты его увидел, то не стал бы меня осуждать, принц Корум.

Ответ Корума услышал только Артек:

— Думаю, что видел его во сне. Позднее мы с тобой, сир Артек, должны будем поговорить об этом, ибо считаю, что зло, с которым ты столкнулся, скоро обратится против меня — и результаты будут куда трагичнее.

Артек бросил на него удивленный взгляд, но, приняв во внимание тон Корума, больше ничего не сказал.

— Вы должны отдохнуть и поесть, — сказал Корум. Несмотря на невеселые обстоятельства их встречи, эти варвары начали ему нравиться. — А потом в большом зале Кер Махлода вы поведаете о том, что с вами было.

Артек склонил голову:

— Ты благороден, принц Корум, и ты любезен. Теперь я понимаю, почему мабдены уважают тебя.

ГЛАВА ШЕСТАЯПУТЕШЕСТВИЕ НАРОДА ФАЙАНА

— Мы островной народ, — начал Артек, — и большую часть жизни проводим в море. Мы ловим рыбу… — он помолчал, — ну и в прошлом, до недавнего времени, мы… ну, в общем, мы, короче говоря, были морскими бродягами. На наших землях почти ничего не растет. Порой мы совершали набеги на близлежащие побережья, случалось, захватывали суда и забирали все, что нужно для жизни…

— Теперь я вас вспомнил, — от души расхохотался король Фиахад. — Вы же пираты! Точно! А ты — Артек из Клонгара. Наши портовые удирали при одном упоминании твоего имени!

Артек слабо отмахнулся и снова покраснел.

— Я и есть тот самый Артек, — признался он.

— Бояться не стоит, Артек из Клонгара, — король Маннах перегнулся через стол и, улыбаясь, похлопал пирата по руке. — В Кер Махлоде забыты все старые счеты. Здесь у нас есть только один враг — фой миоре. Расскажи, как ты здесь очутился.

— Один из кораблей, который мы взяли на абордаж, был из Гаранхира. Он шел в Тир-нам-Бео, и мы нашли послание к его королю. На этом корабле мы узнали о большом сборе против фой миоре. Хотя мы никогда раньше не сталкивались с ними — живем ведь в далекой северо-западной части — но решили, что если все мабдены собираются выступить против народа холода, то и мы должны им помочь, поскольку в таком случае их борьба — это и наша борьба, — пират улыбнулся, снова обретая присутствие духа. — Ну и кроме того — как нам выжить без ваших судов? Так что мы были заинтересованы в вашем существовании. Мы подготовили все наши суда — а их было немало — сколотили крепкие надежные плоты, которые собирались тащить на буксире, и собрали всех жителей Файана — так называется наш остров, — поскольку не хотели оставлять без защиты женщин и детей, — Артек замолчал и опустил голову. — Ах, как я жалею, что мы не оставили их. По крайней мере, они могли бы умереть в своих домах, а не на обрывистых берегах этого ужасного острова.

Илбрек, который протиснулся в зал, чтобы послушать рассказ Артека, тихо спросил:

— Где он находится, этот остров?

— Несколько к северо-западу от Клонгара. Нас туда отнес шторм. Пока он бушевал, мы потеряли почти всю воду и много припасов. Ты знаешь это место, сир сид?

— В самом центре его стоит единственный высокий холм?

Артек кивнул:

— Стоит.

— И на верху его, в самом центре, растет огромная сосна?

— Самая большая, которую мне доводилось видеть, — согласился Артек.

— Когда вы высаживались, не казалось ли вам, что все вокруг подрагивает, расплывается и меняет очертания — кроме холма, силуэт которого оставался четким и ясным?

— Ты был там! — вскричал Артек.

— Нет, — возразил Илбрек. — Я только слышал об этом месте, — он бросил строгий жесткий взгляд в сторону Гованона, который делал вид, что его совершенно не интересует этот остров и вообще ему все надоело. Но Корум достаточно хорошо знал Гованона и заметил, что тот сознательно избегает взгляда Илбрека.

— Конечно, мы, воины моря, и раньше проходили мимо этого острова, но поскольку он всегда был окутан туманом и повсюду вдоль берега таились рифы, мы на нем ни разу не высаживались. Такой необходимости никогда не возникало.

— Хотя говорили, что раньше там часто разбивались корабли, от них не оставалось даже обломков, — серьезно добавил юный Каван. — С этим местом связано много суеверий — что там обитает шефанхау и такие… — он замолчал.

— Иногда это место называли Инис Скэйт? — все так же задумчиво спросил Илбрек.

— Да, я слышал, — признал Артек. — Это старое-старое название острова.

— Значит, вы были на Острове Теней. — Илбрек откинул назад густые волосы. — Судьба ткет куда больше нитей, чем мы предполагали, не так ли, Гованон?

Но Гованон сделал вид, что не слышит Илбрека, хотя чуть погодя Корум заметил, как он тайком предостерегающе посмотрел на Илбрека.

— Да, именно там мы и увидели принца Корума — или его двойника… — буркнул Каван и умолк. — Прости, принц Корум. Я вовсе не хотел…

Корум улыбнулся.

— Может, вы увидели мою тень. Ведь не случайно остров называется Инис Скэйт — Остров Теней. Скорее всего, теней из ада, — с лица его сползла улыбка.

— Я слышал об Инис Скэйте, — до этого момента Амергин, поприветствовав Артека и его воинство, хранил молчание. — Место черной магии, куда адские друиды отправлялись вершить свои обряды. Даже сиды избегали появляться там… — Амергин в свой черед многозначительно посмотрел на Илбрека и Гованона, и Корум подумал, что мудрый друид тоже заметил обмен взглядами между двумя сидами. — Как меня учили, когда я был послушником, Инис Скэйт существовал еще до появления сидов. Он обладает некоторыми особенностями, присущими острову Ги-Бресейлу, но во многом отличен от него. Если Ги-Бресейл — остров белой магии, говорят, что на Инис Скэйте царит черная магия…

— Уж это да, — проворчал Гованон. — Могу добавить, что он одинаково негостеприимен и к сидам, и к мабденам.

— Ты там бывал, Гованон? — тихо спросил Амергин.

Но тот снова насторожился.

— Как-то раз, — односложно ответил он.

— Черный бред и кровавое отчаяние — вот что там происходило, — вмешался Артек. — Высадившись, мы поняли, что не можем вернуться к кораблям. Наши тропы заросли каким-то жутким лесом. Мы не могли выбраться из тумана. На нас нападали демоны. В засадах нас поджидали страшные непонятные звери. Они уничтожили наших детей. Они разорвали наших женщин и почти всех мужчин. Мы остались единственными, кто выжил из всего народа Файана — и то лишь в силу удачи, потому что случайно вышли к одному из наших кораблей и поплыли прямо к вашим берегам, — Артек вздрогнул. — Даже если бы я знал, что моя жена осталась в плену на Инис Скэйте, я не вернулся бы туда, — Артек стиснул кулаки. — Я бы не смог.

— Она погибла, — мягко сказал Каван, успокаивая своего вождя. — Я сам видел, как это случилось.

— Почему мы должны верить, что все, представившееся нашим глазам, произошло на самом деле? — взгляд Артека был полон страдания.

— Нет, — сказал Каван. — Она мертва, Артек.

— Да. — Артек развел руками, и его плечи обмякли. — Она мертва.

— Теперь ты понимаешь, почему я не мог согласиться с тобой, — пробормотал Гованон, обращаясь к Илбреку.

Корум отвел взгляд от все еще содрогающегося в рыданиях Артека из Клонгара и посмотрел на обоих сидов.

— Там ты и думал найти союзников, Илбрек?

Илбрек махнул рукой, отбрасывая собственную идею.

— Так и было.

— С Инис Скэйта может прийти только зло, — сказал Гованон. — Только зло, как бы оно ни пряталось.

— Я и не знал… — Амергин погладил Артека по плечу. — Я дам тебе снадобье, которое усыпит тебя, и можешь быть уверен, что спать будешь без снов. Утром ты снова станешь человеком.

Лагерь был освещен лучами заходящего солнца. Илбрек и Корум направились к синему шатру сида. От походных костров шли аппетитные запахи еды. Поодаль какой-то парнишка меланхолично тянул песнь о великих героях и об их подвигах. Они вошли в шатер.

— Бедный Артек, — сказал Корум. — Каких союзников ты надеялся найти на Инис Скэйте?

Илбрек пожал плечами.

— Ну, я надеялся, что некоторых его обитателей, хотя бы часть из них, можно будет, подкупив, привлечь на нашу сторону. Пожалуй, я был не прав, о чем и говорил Гованон.

— Артек и его спутники думали, что видели там меня, — сообщил ему Корум. — Они считают, я был одним из тех, кто убил их спутников.

— Это и меня удивляет, — сказал Илбрек. — Никогда не слышал ничего подобного. Возможно, у тебя в самом деле есть близнец… У тебя когда-нибудь был брат?

— Брат? — Корум вспомнил пророчество старухи. — Нет. Но меня предупредили, чтобы я боялся его. Я было подумал, что предупреждение могло относиться к Гэйнору, который в духовном плане в определенной мере, действительно, мой брат. Или кто бы там ни был под холмом в дубовой роще. Но теперь я думаю, что этот брат ждет меня на Инис Скэйте.

— Ждет тебя? — встревожился Илбрек. — Но ты же не собираешься отправляться на Остров Теней?

— Мне пришло в голову, что если они смогли расправиться с лучшими воинами Файана, смертельно напугать таких смельчаков, как Артек, то они могли бы стать хорошими союзниками, — сказал Корум. — Кроме того, я мог бы встретиться лицом к лицу с этим «братом» и выяснить, кто он такой и почему я должен бояться его.

— Сомнительно, что опасности Инис Скэйта оставят тебя в живых, — пробормотал Илбрек. Устроившись на своем огромном стуле, он забарабанил по столу пальцами.

— Я в таком состоянии, что могу пойти на большой риск для достижения своей цели, — тихо сказал Корум, — если только это не помешает мабденам, которым мы служим.

— Я тоже, — синие, цвета морской воды, глаза Илбрека встретили взгляд Корума. — Но послезавтра мабдены выступают против Кер Ллуда, и ты должен возглавить их.

— Вот это и останавливает меня. А то бы тут же поднял парус и отправился на Инис Скэйт. Вот и все.

— Ты не боишься ни за свою жизнь, ни за рассудок — а за душу?

— Меня прозвали Вечным Воителем. Что такое смерть или сумасшествие для меня, кому суждено прожить еще много жизней, кроме этой? Как моя душа может оказаться в ловушке, если она нужна повсюду? И если у кого-то есть шанс побывать на Инис Скэйт и вернуться, то только у Корума Серебряной Руки, не так ли?

— Твоя логика страдает ошибками, — Илбрек задумчиво уставился куда-то вдаль. — Но ты прав в одном — нет никого более подходящего, чем ты, кто мог бы побывать на Инис Скэйте.

— И там я попробовал бы привлечь его обитателей к нам на службу.

— Они бы нам очень пригодились, — признал Илбрек.

Из-за откинутого полога в шатер хлынул холодный воздух.

На пороге стоял Гованон с топором на плече.

— Добрый вечер, друзья мои, — сказал он.

Они ответили на его приветствие. Гованон сел на сундук с доспехами Илбрека и аккуратно пристроил топор рядом. Он глянул на Корума, потом на Илбрека и опять на Корума. Выражение их лиц обеспокоило его.

— Ну что ж, — сказал он, — думаю, вы услышали достаточно, чтобы отказаться от того глупого замысла, что вынашивал Илбрек?

— Ты хотел отправиться туда? — спросил Корум.

Илбрек развел руками:

— В общем-то, я думал…

— Я был там, — прервал его Гованон. — В этом мне не повезло. А повезло в том, что я смог удрать оттуда. Друиды зла использовали остров еще до того, как в этой плоскости мабдены пришли к власти. Это место существовало еще до возвышения вадхагов и нхадрагов… хотя тогда оно не принадлежало этой плоскости.

— Тогда как же оно тут очутилось? — спросил Корум.

Илбрек откашлялся.

— Чисто случайно. В силу разных причин появились те, кто обрел такую мощь в своем измерении, что смог разрушить его. Повелением судьбы это случилось, когда мы, сиды, пришли сюда, чтобы помочь мабденам в их войне с фой миоре. Обитатели Инис Скэйта смогли прорваться под прикрытием нашего перемещения, так что сиды косвенно несут ответственность за появление здесь этого ужасного места. Обитателям Инис Скэйт удалось избежать мщения людей их собственного мира, и я слышал, что они там нежеланные гости: они не могут оставить свой остров без посторонней помощи — или их ждет неминуемая смерть. Они ищут способ вернуться в свою плоскость или в другую, не столь враждебную к ним. Пока все их попытки были безуспешны. Поэтому я и думал, что мы могли бы договориться с ними и призвать их к нам на помощь — если, в свою очередь, поможем им.

— О чем бы ты с ними ни договаривался, они предадут нас, — сказал Гованон. — Предательство свойственно их натуре так же, как нам свойственно дышать воздухом.

— Мы должны уберечь себя от такого исхода, — сказал Илбрек.

Гованон отмахнулся.

— У нас не получится. Послушай меня, Илбрек! Как-то в спокойные времена, наступившие после поражения фой миоре, мне захотелось посетить Инис Скэйт. Я знал, что мабдены говорят о Ги-Бресейле, моем доме — что, мол, там обитают демоны. Так что я подумал, что Инис Скэйт может оказаться точно таким же местом — пусть даже мабдены и погибают на нем, сиду там ничто не угрожает. Я ошибался. Каким Ги-Бресейл был для мабденов, точно такой же и Инис Скэйт для сидов. Он не принадлежит к этой плоскости. Более того — его обитатели, используя силы своей земли, сознательно мучают и убивают всех посетителей острова, которые не относятся к их расе.

— И все же ты спасся, — вступил в разговор Корум. — Уцелел и Артек, и еще несколько его спутников.

— В обоих случаях просто повезло. Артек рассказал же, что они наткнулись на свой корабль по чистой случайности. Точно так же и я вышел к морю. Как только я покинул Инис Скэйт, его обитатели не стали преследовать меня. Я плыл весь день и даже дольше, пока не наткнулся на островок — точнее, скалу, торчащую в море. На ней я и оставался, пока меня не увидели с какого-то корабля. Они опасались меня, но все же взяли на борт. Наконец, я добрался до Ги-Бресейла и с тех пор никогда не покидал его.

— Ты не упоминал об этом, когда мы впервые встретились, — сказал Корум.

— На то была веская причина, — проворчал кузнец-сид. — Я бы и сейчас ничего не стал говорить, если бы не рассказ Артека.

— Но все же ты рассказывал лишь о всеобъемлющем страхе, а не о каких-то особых опасностях, — рассудительно заметил Илбрек.

— Потому, — ответил Гованон, — что эти особые опасности просто неописуемы, — он встал. — Мы будем драться с фой миоре и без помощи таких союзников, как жители Инис Скэйта. Таким образом хоть кто-то из нас сможет выжить. В противном случае все мы обречены. Я говорю правду.

— Так, как ты ее видишь, — не удержался Корум.

При этих словах лицо Гованона окаменело. Он взял топор на плечо и молча покинул шатер.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,В КОТОРОЙ ВНЕЗАПНО РУШАТСЯСТАРЫЕ ДРУЖЕСКИЕ УЗЫ

Вечером Медбх навещала отца, и к Коруму зашел Амергин. Он вошел тихо, без стука, и Корум, стоявший у окна и смотревший на огни лагеря, обернулся, услышав звуки шагов.

Амергин протянул ему тонкую руку:

— Прошу прощения за неожиданное вторжение, принц Корум, но я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Вижу, что ты каким-то образом разгневал Гованона.

Корум кивнул:

— У нас возник спор.

— Относительно Инис Скэйта?

— Да.

— Ты решил отправиться туда?

— Послезавтра я должен возглавить армию. И ясно, что я не в состоянии сделать и то и другое, — Корум показал на резной стул. — Садись, Амергин.

Амергин опустился на стул, а Корум пристроился на кровати.

— И все же, если бы на тебе не лежала ответственность, ты бы отправился на остров? — верховный король говорил медленно, не глядя на Корума.

— Думаю, что да. Илбрек меня поддержит.

— Похоже, что шансов выжить у тебя будет немного.

— Может, и так, — Корум коснулся повязки на глазу. — Но если бы мы думали только о том, как выжить, то не ввязались бы в войну с фой миоре.

— Разумно, — согласился Амергин.

Корум попытался осознать смысл слов Амергина.

— Есть много причин, — сказал он, — по которым я обязан возглавить мабденов. Когда мы пойдем через холодные земли, моральное состояние войск должно быть на высоте.

— Верно, — подтвердил Амергин. — Я все это обдумывал, как и ты. Но вспомни, что я и раньше уговаривал тебя убедить Гованона рассказать о наших возможных союзниках?

— Ты говорил о них еще утром.

— Именно так. Я много думал о нашем положении и пришел к тем же выводам: под стенами Кер Ллуда нас ждет печальная участь. Мы потерпим поражение от фой миоре, если к нам на помощь не придет магия. Кроме всех воинов, которых я смог собрать, кроме всей мощи сидов, мы должны обратиться к помощи сверхъестественных сил, принц Корум. И похоже, единственное место, где они могут быть — это Инис Скэйт. Я говорю тебе все это потому, что знаю — ты умеешь молчать. Нет необходимости повторять, что наши армии должны идти на штурм, полные уверенности, что нанесут поражение фой миоре. Да, они упадут духом, если ты не возглавишь их, и все же я думаю, что даже под твоим предводительством мы будем разбиты. И как бы я ни отбрасывал эту мысль, наша единственная надежда — твое желание и способность договориться с народом Инис Скэйта, чтобы они пришли к нам на помощь.

— А если у меня не получится?

— Умирающие проклянут тебя как предателя, но твое имя недолго будет окружено позором, ибо ненавидящих тебя мабденов просто не останется.

— Нет ли другого пути? А как же потерянные сокровища мабденов, дары сидов?

— То немногое, что от них осталось, находится в руках фой миоре. Целебный котел в Кер Ллуде. Как и обруч силы. Есть и еще кое-что, но мы никогда не знали ни его сути, ни почему оно находится среди сокровищ. Мы в неведении.

— Что это было?

— Старое седло из потрескавшейся кожи. Мабдены бережно хранили его, как и остальные сокровища, но думаю, что оно попало к нам по ошибке.

— То есть ты не можешь вернуть котел и обруч, пока мы не разобьем фой миоре.

— Именно так.

— Ты знаешь что-нибудь еще о народе Инис Скэйта?

— Только то, что они хотят, если у них получится, навсегда оставить нашу плоскость.

— Это я уже понял. Но мы, конечно, недостаточно могущественны, чтобы посодействовать им.

— Будь у меня обруч силы, — сказал Амергин, — я мог бы с помощью его и других знаний помочь им в этом.

— Гованон считает, что любой договор с народом Острова Теней дорого обойдется… слишком дорого.

— Если речь идет о нашем выживании, можно заплатить любую цену, — сказал Амергин, — и я думаю, что хоть кто-то из нас останется в живых.

— Может, на кону стоит не только жизнь. Какой еще вред они могут причинить?

— Не знаю. Если ты считаешь риск чрезмерным…

— У меня есть свои причины посетить остров, — перебил его Корум. — Как и у тебя.

— Лучше всего, если ты уедешь незамеченным, — сказал Амергин. — Я сообщу всем, что тебе неожиданно пришлось отправиться в путь и ты постараешься присоединиться к нам перед штурмом Кер Ллуда. А тем временем, если Гованон не двинется к Инис Скэйту, будем надеяться, что он вместо тебя возглавит мабденов, ибо знаком с Кер Ллудом.

— Но не забывай, что он уязвим, — сказал Корум. — Над ним имеет власть колдун Калатин, и порвать эти узы можно при одном условии если Калатин потеряет мешочек со слюной Гованона. Если я не появлюсь к началу штурма Кер Ллуда, найдите Калатина и на месте прикончите его. Я думаю, что из всех примкнувших к фой миоре Калатин самый опасный, ибо в нем осталось слишком много человеческого.

— Я запомню твои слова, — ответил главный друид. — Но полагаю, что ты не пропадешь на Инис Скэйте, Корум.

— Может, и не пропаду, — Корум нахмурился. — Тем не менее, я чувствую, что этот мир становится недружелюбен ко мне — так же, как и к обитателям Острова Теней.

— Возможно, ты и прав, — согласился Амергин. — Может быть, для тебя это несчастливое пересечение плоскостей.

Корум улыбнулся:

— Это звучит как весьма сомнительная мистическая формула, верховный король.

— Правда часто выступает в таком обличье. — Главный друид поднялся. — Когда ты собираешься на Инис Скэйт?

— Скоро. Я должен посоветоваться с Илбреком.

— Все остальное предоставь мне, — сказал Амергин, — и я прошу — не обсуждай наш план больше ни с кем, даже с Медбх.

— Хорошо.

Проводив Амергина, Корум задумался, не затеял ли главный друид более сложную игру, чем ему кажется, и не является ли он, Корум, в ней той пешкой, которой король готов пожертвовать. Пожав плечами, он отогнал эти мысли. Логика Амергина была безупречна, особенно если его видение будущего верно и армию мабденов под Кер Ллудом ждет полное поражение.

Вскоре после ухода Амергина Корум, покинув город-крепость, спустился по склону холма к высокому шатру Илбрека.

Когда Корум вернулся к себе и стал готовить вооружение, вошла Медбх. Она полагала, что он спит, но вместо этого Корум встретил ее в доспехах.

— В чем дело? Мы что, уже выступаем?

Корум покачал головой.

— Я отправляюсь на Инис Скэйт, — ответил он.

— По своим личным делам, когда ты должен повести нас на Кер Ллуд? — она засмеялась, думая, что Корум шутит.

Корум вспомнил пожелание Амергина как можно сдержаннее излагать причины, побудившие его двинуться в это путешествие.

— Это не личные дела, — ответил он. — Во всяком случае, не совсем.

— Да? — голос Медбх дрогнул, и, прежде чем продолжить, она некоторое время расхаживала по комнате. — Мы никогда не могли полностью довериться кому-либо из наших соплеменников. Почему мы должны надеяться, что ты будешь хранить верность нашему делу?

— Ты знаешь, что я верен ему, Медбх, — Корум подошел к ней и попытался обнять, но она отстранилась и в упор посмотрела на него.

— Тебя ждут сумасшествие и гибель, если ты отправишься на Инис Скэйт. Ты слышал, что рассказывал Артек? — она попыталась справиться с обуревавшими ее эмоциями. — Если ты вместе с нами пойдешь на Кер Ллуд, то самое худшее, что может случиться с тобой — это достойная смерть.

— Если удастся, я присоединюсь к вам у Кер Ллуда. Армия будет идти куда медленнее, чем я. Так что у меня есть все шансы вернуться к вам еще до штурма Кер Ллуда.

— Есть все шансы вообще не вернуться с Инис Скэйта, — мрачно бросила она.

Корум пожал плечами.

Этот жест еще больше разозлил Медбх. С губ ее сорвались какие-то неразборчивые слова. Она решительно шагнула к дверям, распахнула их и с грохотом за собой захлопнула.

Корум кинулся было за ней, но затем передумал, поняв, что дальнейший разговор может завести их слишком далеко. Ему оставалось надеяться, что в свое время Амергин объяснит Медбх то затруднительное положение, в котором оказался принц, или, по крайней мере, убедит ее, что на Инис Скэйт он отправился не по собственной прихоти.

Но все же замок он покинул с тяжелым сердцем. Ему надо было вернуться в лагерь, где его ждал Илбрек.

Златовласый гигант уже был в боевой готовности: знаменитый меч Мститель висел у бедра, а огромный жеребец Густая Грива стоял под седлом, готовый сорваться с места. Илбрек улыбался, не скрывая радости от предвкушения очередного приключения, но Корум, попытавшийся улыбнуться сиду в ответ, не почувствовал ничего, кроме боли.

— Не будем терять времени, — сказал Илбрек. — Как договорились, оба поскачем на Густой Гриве. Он мчится быстрее, чем любая лошадь смертного, и в мгновение ока доставит нас на Инис Скэйт и обратно. Я взял карту у Кавана. Больше нас тут ничто не держит.

— Да, — согласился Корум. — Больше ничто.

— Вы безмозглые идиоты!

Повернувшись, Корум увидел багрового от ярости Гованона. Сжимая в кулаке боевой топор, он потряс им и зарычал:

— Если вы и вернетесь живыми с Инис Скэйта, то потеряете рассудок. А вы нужны нам в этом походе. Мабдены ждут, что мы втроем поведем их. Наше присутствие внушает им уверенность. Не показывайтесь на Инис Скэйте! Не отправляйтесь туда!

— Гованон, — попытался урезонить его Илбрек, — во многом я признаю твою мудрость. Тем не менее, в данном случае мы должны доверять своему чутью.

— Ваше чутье ложно, если оно ведет вас к гибели, к измене тем, кому вы поклялись служить! Не ходите туда!

— Мы пойдем, — тихо сказал Корум. — Мы должны.

— Значит, вас ведут демоны зла и вы мне больше не друзья, — заявил Гованон. — Вы мне больше не друзья.

— Ты должен уважать наши мотивы, Гованон… — начал Корум, но тот, выругавшись, прервал его:

— Даже если вы вернетесь с Инис Скэйта в здравом уме — в чем я сильно сомневаюсь, — вы будете обречены. Других мнений быть не может. Я такое уже видел. Последний сон дал мне это понять.

— У вадхагов есть теория, — сдерживая возмущение, сказал Корум, — что сны больше говорят о спящем человеке, чем о мире, в котором он пребывает. Есть ли у тебя какие-то другие мотивы, кроме нежелания, чтобы мы отправлялись на Инис Скэйт?

Гованон презрительно посмотрел на него.

— Я иду вместе с мабденами на Кер Ллуд, — сказал он.

— Опасайся Калатина, — серьезно посоветовал Корум.

— Думаю, что он мне друг куда больше, чем вы двое, — и, ссутулившись, Гованон двинулся к выходу.

— Какое же мне принять решение? — раздался насмешливый голос. Он принадлежал Джери-а-Конелу, вынырнувшему из тени; Джери стоял, подбоченившись одной рукой, а другую приложив к подбородку. Он смотрел на трех друзей из-под сведенных рыжеватых бровей. — То ли отправиться на Инис Скэйт, то ли к Кер Ллуду? Неужто моей преданности придется раздвоиться?

— Иди к Кер Ллуду, — сказал Корум. — Там потребуются твоя мудрость и твои знания. Их у тебя больше, чем у меня…

— На что они годны? — буркнул Гованон, все еще стоя спиной к Коруму.

— Иди с Гованоном, Джери, — тихо произнес Корум. — И помоги ему уберечься от чар Калатина.

Джери кивнул и коснулся плеча Корума.

— Прощай, мой неверный друг, — пробормотал он, грустно улыбаясь.

Пока они разговаривали, звякнула упряжь — Илбрек оседлал Густую Гриву.

— Корум?

— Гованон, — резко бросил Корум, — я не сомневаюсь, что делаю лишь то, что совершенно необходимо для нашего дела.

— Ты за это дорого заплатишь, — сказал Гованон. — Дорого заплатишь, Корум. Попомни мои слова.

Корум хлопнул серебряной рукой по ножнам, что висели у него на поясе.

— Благодаря твоему дару опасностей у меня уменьшилось. Я верю в выкованный тобой меч. Или ты хочешь сказать, что он не защитит меня?

Страдальчески, словно от боли, покачав огромной головой, Гованон простонал:

— Это зависит от цели, которой он будет служить. Но клянусь душами всех героев сидов, великих и мертвых, я бы не хотел ковать его.

Часть вторая