Женщина бросилась на него и впилась ногтями в лицо. Он ударил ее дубинкой по голове. Она не отставала. Он снова ударил ее и еще раз, и она повалилась на асфальт.
И тогда Дуган узнал ее: это была мисс Салинас. Он вспомнил ее злобное лицо перед тем, как она вышибла из него дух в кабинете Тедеску. Если она умрет, послание Тедеску умрет вместе с ней.
Если только… Что за бумагу она передала однорукому? И куда он делся? Скрылся. Растворился в неистовствующей толпе.
Со стороны полиции по асфальту покатились слезоточивые гранаты, выпуская дымовые хвосты. Демонстранты обернули головы платками и стали наступать.
От газа Дуган закашлялся. Артемида разорвала свой платок, половину приложила к своему лицу, а другую протянула ему.
— На. Скоро газ развеется, и полиция отступит.
Один студент споткнулся и упал, затем другой. Полицейские надели на них наручники и увели.
Дуган выкрикнул:
— Они не отступают!
— Это не анархисты! Это сторонники 17N! Полиция будет брать их в кольцо. Надо быстро сматываться!
Она повела его по улице, за угол, подальше от бушующей толпы, и вскоре они были в общежитии. Он потянулся к выключателю.
Она его остановила.
— Не надо света. Полиция будет обыскивать студенческие общаги, чтобы найти сторонников 17N.
— На третий этаж в темноте? Мы себе шеи сломаем.
— Я так уже делала. Я тебя поведу.
Она взяла его за руку. На середине первого пролета она остановилась и прислонилась к стене.
— Что ты де…
— Ч-ч-ч. Не надо, чтобы кто-то нас услышал.
Она притянула его к себе, прижавшись к нему грудью. Он попытался отстраниться, но она обхватила его задницу и притянула к себе.
— Ты ненормальная?
— Да.
Он шагнул на следующую ступеньку, но как только он поднял ногу, она расстегнула ему молнию. Еще шаг вверх, едва не споткнувшись. Она вынула его вялый член и засунула себе под юбку. Трусов на ней не было. Он почувствовал ее волосатый лобок.
И начал твердеть.
— Не могу поверить.
— Не нужно верить. Мне и так сойдет.
И она ввела его в себя. С каждым шагом вверх по лестнице возбуждение нарастало. В темноте он не видел ее лица. На первом пролете он выскользнул из нее, но она его поймала и ввела еще глубже.
Свет в холле зажегся. Он увидел ее полуулыбку. И попробовал высвободиться, но она втянула его за угол, в темноту второго пролета, и удержала его в себе. Она терлась об него в ритме светового таймера.
На полпути третьего пролета свет погас, и их опять окутала темнота. Он почувствовал, как она задрожала. Она отпустила его и стала падать. Он подхватил ее обмякшее тело.
— Не останавливайся, — прошептала она.
Внизу опять зажегся свет.
— Там кто-то есть, надо кончать.
— Я пытаюсь.
— Я про свет, — сказал он. — Со второго этажа.
— Откуда ты знаешь?
— На третьем только наши комнаты.
К тому времени, как они достигли третьего пролета, свет на втором этаже погас. Он уже обмяк, но она продолжала тереться об него. Вот уж esprit de l’escalier[13] в чистом виде! Он обожал это французское выражение, означавшее запоздалое остроумие, настигающее тебя, когда ты уже вышел за дверь на лестницу.
Добравшись до двери в свою комнату, он стал искать в кармане ключи.
— Не к тебе, — сказала она. — Полиция будет обыскивать здание насчет новых жильцов. Меня они знают. Мою комнату обыскивать не будут.
Он заколебался, но она притянула его к своей комнате, открыла дверь и ввела за руку. Ее окно выходило в небо. Ее глаза блестели в лунном свете.
— Это было интересно, Артемида.
Она притянула его к кровати.
— Я еще не кончила.
Он отстранился, но она запустила руку ему в брюки, провела по влажному бедру и обхватила яйца.
— Скажи, красавчик, тебе понравилось трахаться на лестнице?
— Мне нужно подумать об этом.
Она сжала пальцы.
Глава семнадцатая
Когда отец Алексия убрал руку с ее шеи, Рэйвен выпрямилась. Никакого дыма от свечи. Только черный фитилек. Она оглядела своих похитителей в масках. Неужели они никогда не станут доверять ей настолько, чтобы показать свои лица? Только Алексий мог защитить ее, но он был где-то далеко.
— Идем, Никки, — сказал его отец. — Я отвожу тебя обратно в хату.
Вспомнив, как он чуть не изнасиловал ее в шкафу, она отпрянула.
— Я тебя не обижаю, Никки.
Она переводила взгляд между людьми в масках. Кто защитит ее от их вожака?
— Ты пойдешь с кем-то другим?
Она кивнула. Он оглядел остальных.
— Возьми ее, Зубочистка, но не трогай, пока мой сын не кончит с ней.
Она с облегчением положила руку на плечо Зубочистки.
— Я пойду с тобой.
Зубочистка вел машину молча, поглядывая на нее своими темными глазами сквозь прорези в маске.
— Смотри, куда едешь.
— Я лучше смотреть на тебя.
Он остановился перед хатой, обошел машину и открыл ей дверцу. Она вышла не сразу.
— Не бойся, Никки. Я никогда не трону тебя против твоей воли.
Он отвел ее наверх и, остановившись перед дверью, проверил волоски на дверном косяке. Когда они вошли, он спросил:
— Ты еще спишь в шкафу?
— Я была хорошей девочкой, и Алексий меня повысил.
Она указала на соседнюю комнату.
— Ну хорошо. Но я должен закрыть тебя.
Она улыбнулась.
— По-другому я бы не осталась.
Она ворочалась всю ночь. Вернется ли Алексий до утра, как обещал? Сказать ли ему, как с ней обращался его отец?
«…лучше не надо…»
Это может помочь настроить их друг против друга.
«…и обраточка будет неслабая. выбери правильное время…»
Ей была невыносима мысль о том, чтобы спать в одиночестве. Она пыталась заснуть, но проворочалась всю ночь, пока в окошко не стал проникать утренний свет.
Она услышала, как открылась внешняя дверь. Может, Зубочистка передумал? Или это был Мирон? Алексий? Она встала с койки и поставила ее поперек двери. Жалкое препятствие для сильного мужчины. Она огляделась. Ничего такого, чем можно защититься.
В двери повернулся ключ. Она схватила подушку и закрылась ей, точно щитом.
«…шутишь, дуреха? думаешь, это сработает как «пояс невинности»?..» — «Заткнись, если нет идеи получше».
Дверь открылась, перевернув койку. Свет залил комнату.
— Доброе утро, Никки. Что за баррикада?
— Мне всегда страшно одной, Алексий. Не оставляй меня больше.
Он обнял ее и прижал к себе.
— Этого я не могу обещать. Но я скажу вот что. Ты заслужила отдых. В виде награды я возьму тебя на один из моих эксклюзивных туров по афинским достопримечательностям.
— По каким?
— Узнаешь, когда приедем.
Она спустилась за ним по лестнице, вышла на улицу и, обогнув угол, увидела «Харлей». Когда он сел за руль, она надула губы.
— Дай я поведу. Мне нужна практика.
— По тому, как ты ехала от банка, я бы сказал, ты сдала экзамен по вождению. Забирайся.
Она села сзади и обняла его за талию. Они долго ехали прямо, затем повернули несколько раз, и он остановился перед таверной.
— Возьмем пару сэндвичей и бутылку вина, чтобы выпить на месте.
Он купил пару гиросов и бутылку рецины и положил это в одну из седельных сумок. Выехав за пределы торгового района, он указал наверх.
— Смотри.
— Парфенон! — Она чуть не свалилась с мотоцикла. — О боже! Я никогда не видела его так близко.
— Лучше всего начать твой тур с Акрополя.
— Я не могу!
— То есть как это?
— Я боюсь высоты!
Он припарковал мотоцикл и перекинул сумку через плечо.
— Если могут туристы, сможешь и ты.
Он крепко взял ее за руку и повел за собой.
— Нет!
— Сперва огонь? Теперь это? Если хочешь быть одной из нас, ты должна преодолеть свои страхи.
Он дотащил ее до первой террасы. Вверх, по крутым ступеням, и дальше, наискось. Вверх. Вверх.
— Стой! Я отрублюсь!
— Я тебя держу.
«…закрой глаза. пусть он тебя ведет. попробую без паники…»
Наконец он остановился.
— Вот мы и на вершине. Ну что, не так уж плохо, а?
«…не заставляй меня смотреть вниз…»
Тяжело дыша, она уставилась вдаль, на Парфенон.
— Это был храм Афины, — сказал он. — Там стояла статуя богини высотой сорок футов, державшая в правой руке Крылатую Нику.
— Я знаю, Афина была богиней войны. А кто эта Ника?
— Ника значит «победа». Больше всего она славится своей скоростью. — Он указал на постройку поменьше на возвышенности, напротив скалы: — Это храм другой Ники. Ники Аптерос. «Бескрылая Победа».
— Почему бескрылая?
Она почувствовала, как его сильная рука обхватила ее за плечи.
— Древние афиняне отрезали ей крылья, чтобы она — их Победа — никогда не покидала Афин.
— Они сделали ее заложницей — как меня?
— И, как и ты, она сумела полюбить эту гору.
— Что ж, у нее не было выбора, раз они отрезали ей крылья. Наверное, поэтому твой отец назвал меня в ее честь?
«…похоже, он серьезно расстроен. глупо злить его…»
— Извини, что я так сказала. Не хотела показаться неблагодарной. То есть это просто шутка. Прости меня.
Они уселись на булыжник и стали есть гирос и пить рецину. Она смотрела, как солнце светит сквозь колонны Парфенона. Она понимала, что сестренка в ужасе от того, что они забрались так высоко, но ее приятно будоражило находиться с Алексием в таком месте. Не в настоящем времени, а в мифическом прошлом.
Он поцеловал ее и прикусил нижнюю губу. Она глубоко вздохнула и стала вслушиваться в ветер, дувший между колоннами. Лети и скажи Зевсу, что любишь Алексия. Почему она так покраснела? Она была уверена, что он заметит это. Она попыталась казаться спокойной.
— Ты слышал?
— Что?
— Ничего. Наверное, просто ветер.
«…это просто твоя дурацкая голова…»