Генерал кивнула.
— Отлично, Фатима. Нам не хватало тебя, но ты хорошо потрудилась в Афинах. — Она повернулась к майору Калиле Сахади: — Мне свою позицию ты уже изложила. Будь добра, выскажи ее остальным, и мы рассмотрим варианты.
Калила пристально посмотрела на Фатиму.
— Давно не секрет, Фатима, что 17N — это от силы двадцать стариков в Афинах. Я признаю, что в Греции они действовали успешно, но время играет против них. Кроме того, в Америке есть спящие ячейки «Хезболлы». И они, как и мы, шииты. Я полагаю, самое лучшее — заключить альянс с «Хезболлой».
— Майор Фатима, — сказала генерал, — вы как будто недовольны.
Не глядя на Калилу, Фатима ответила, стараясь сдерживать эмоции:
— Может, «Хезболла» и шииты, но они поддерживают иранскую теократию, предавшую наше дело. Аятоллы используют Стражей революции с их бригадами аль-кудс, чтобы подчинить Ближний Восток власти иранских мулл. Стражи по-прежнему угнетают женщин, полагаясь на шариат, как его понимают имамы. «Хезболла» — это марионетка в руках аль-кудс. Как мы можем заключать с ними альянс?
Калила ответила заносчиво:
— Может, тебя прельщает греческое православие? Я считаю, мы можем доверять только шиитам.
Фатима с трудом сдержала злость. Она сказала себе остыть. Открытая враждебность не принесет пользы. Она взглянула на полковника Самиру Абдель-азиз, но та всегда сохраняла бесстрастный вид. Однако, несмотря на свою холодность, она была прекрасной военачальницей. Она бы наверняка признала, что передача оружия «Хезболле» была бы ошибкой.
Голос полковника был ровным:
— Я уважаю позиции Фатимы и Калилы, но не согласна с обеими.
Калила отодвинула чашку, расплескав кофе.
— Как и все моджахеды, — сказала Самира, — я возмущена тем, что Госдепартамент США внес нас в свой список террористов и заморозил наши средства. С другой стороны, я недавно получила разведданные от наших благотворительных спонсоров в Америке о том, что возможен третий путь.
Вероятно, она уже поделилась этой новостью с генералом Хассан, поскольку та не выразила удивления.
Самира обвела взглядом остальных.
— В высших эшелонах американского командования идет спор. На Госдепартамент вовсю давят несколько сенаторов и еще одна властная структура, — она выдержала драматическую паузу, как опытный оратор, захватывая общее внимание. — Пентагон пытается убедить Госдепартамент исключить нас из списка террористов, поскольку некоторые из их начальников предлагают другую стратегию. Например, есть предложение задействовать нас для открытия второго фронта вторжения в Иран. Муллы будут свергнуты. При поддержке американских войск мы победим фашистский режим аятолл и построим подлинно исламско-марксистское общество.
Фатима впервые слышала об этом. У нее имелись свои доводы против сотрудничества с их врагами-капиталистами. Но, как говорится: враг твоего врага…
— Мы должны рассмотреть три точки зрения, — сказала генерал Хассан. — Костры Красной среды отведут от нас прошлогоднее зло и укрепят успех будущих начинаний. Каким бы путем мы ни пошли, нас ждет успех. Иншалла.
— Иншалла, — ответили все разом.
Фатима решила, что пришло время высказаться.
— Прошу прощения, генерал, — сказала она, — но я считаю, важно сознавать возможность того, что Пентагон может не одолеть Госдепартамент достаточно скоро. Я работаю над тем, чтобы выяснить план атаки Тедеску, взломав постгипнотические команды в подсознании Рэйвен, заданные ее отцом.
Хассан внимательно посмотрела на нее.
— Как вы намерены добиться этого, майор Саид?
— Древняя стратегия: разделяй и властвуй.
— Поясните.
— Пограничные пациенты полны противоречий. Когда доктор Слэйд подверг Рэйвен гипнозу, он обращался к ней, а не к ее второй личности — сестре. Я намерена обойти его внушение, обратившись к внушаемой Никки, у которой истерическое расстройство. Если я смогу извлечь катрены Тедеску, мы сможем разгадать их и задействовать его спящие ячейки, чтобы привести в исполнение операцию «Зубы дракона».
Генерал немного помолчала и сказала:
— Можете действовать, одобряю.
После совещания Фатима прогуливалась по прохладным вечерним улицам, обдумывая предстоящие дела. Ей не следует ввязываться в политические дебаты с другими офицерами, вместо этого она подчинит себе Никки, а затем займется передачей оружия своему курьеру в Америке.
Той ночью, лежа в постели, она продумывала, как с помощью огненной церемонии помочь Рэйвен преодолеть фобию. После этого она сыграет на страхе высоты Никки и обойдет постгипнотический барьер Рэйвен. Довольная своими планами, она крепко заснула.
Под пение муэдзина она разбудила Рэйвен для утренней молитвы.
— Где все?
— На ногах с ранья, готовится Красная среда.
Она увидела, как глаза Рэйвен затуманились и расширились.
— Я не стану прыгать через огонь!
— Это поможет тебе победить страх. Будем праздновать со всеми. Сегодня никакой униформы. В этот праздник почти все наши воительницы надевают белые простыни или костюмы.
Она открыла сундук и достала свободный шелковый костюм, сшитый ее портным специально для Рэйвен. Красные, белые и синие полосы, цилиндр и белая борода. Наискось по пиджаку была вышита пламенеющая арабская вязь: «Американцы, горите в аду».
— Ты хочешь, чтобы я оделась дядей Сэмом?
— Ненадолго. Это часть церемонии.
— А потом?
— Когда мы сожжем прошлогодние неудачи и страхи, ты облачайся в белую простыню надежды на Новый год.
Она вывела Рэйвен на улицу и помахала рукой женщинам в масках, выкладывавшим мясные пироги и сладости на раскладные столы. Фатима почувствовала, как ей не хватало Ашрафа, пока она была в Афинах.
— Видишь, Рэйвен? Все счастливы на празднике Навруз.
Когда остальные увидели Рэйвен в костюме, они принялись плясать вокруг нее, напевая:
— Долой капитализм! Власть народу!
Кто-то махнул факелом в ее сторону.
— Горите в аду, америкосы!
У Рэйвен подкосились ноги, но Фатима подхватила ее.
— Идем, увидишь Хаджи Фируза.
Она указала на мужчину, одетого в красный бархат, с черным лицом, в конической красной шляпе, приплясывавшего вдоль по улице, напевая и стуча в тамбурин.
— Так, у вас тут мужчины не только портные, но еще и шуты, — сказала Рэйвен. — В прежние времена на праздничных представлениях комики красили лицо черным — это считалось смешным. Но теперь мы в Америке понимаем, что это расизм.
— Ты превратно судишь нас. Хаджи Фируз — это древний символический посланник, он несет хороший новость: зима ушла, весна пришла.
Из-за здания донеслись приветственные возгласы и звон кастрюль. Из-за угла показалось шествие ряженых в масках, несших куклы аятоллы Хомейни, шаха Пехлеви и Дяди Сэма. Они подожгли кукол. Двое ряженых в масках подбежали к Рэйвен, сорвали с нее костюм Дяди Сэма и подняли на факелы. Рэйвен лишилась сознания. Фатима опустилась на колени перед ней и накрыла ее белой простыней. Она дала знак двум ряженым отнести ее обратно в жилой корпус. Не ошиблась ли она в расчетах? Что, если она перестаралась, слишком поспешила? Нет. Она не должна проиграть. Все идет по плану.
— Слушай, Рэйвен, — прошептала она ей в ухо. — Я убрала огонь. Теперь ты в безопасности. Повторяй: «Фатима спасла меня от огня».
Рэйвен невнятно промямлила:
— Фатима спасла меня от огня.
— Отлично, Рэйвен. Теперь ты будешь спать, но сможешь слышать мой голос. Скажи: «Я буду слышать голос Фатимы».
— Я буду слышать голос Фатимы.
— Я буду доверять все, что скажет Фатима.
Она повторила это трижды, как мантру, а затем сказала:
— Ты помнишь строки, которые говорила Ясону Тедеску. Повтори их.
Нет ответа.
— Ты должна повторить их.
И опять нет ответа.
Фатима отстранилась от Рэйвен. У нее оставалось последнее средство — отвести Рэйвен на вершину минарета и сыграть на страхе высоты Никки, чтобы взломать постгипнотический блок. Если же и это не подействует, она сможет, по крайней мере, сохранить лицо, инсценировав падение несчастной с минарета.
Глава тридцать третья
Дуган говорил себе, что не должен позволять нетерпению сбить себя с толку. Решай эти чертовы загадки строчку за строчкой. Картинку за картинкой.
— Окей, — сказал он Тие. — Есть идеи? Посмотри еще раз на четвертую строчку.
«ПЯТИЛИСТНИКОМ ВЗРЫВАЕТСЯ
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР».
— Со смертным приговором все понятно, — сказала она. — Где в Америке применяется смертная казнь?
— Во многих штатах.
— А какими способами?
— Обычно электрический стул или инъекция. В редких случаях повешение или расстрел.
— Как-то не очень похоже на цель для атаки, — сказала она. — Пятилистник. А как насчет растительного мира?
— Ботанический сад? — сказал он. — Розы? Фиалки? Хризантемы? Не думаю, что он был таким эстетом.
— Да уж, это слишком.
Дуган взял листок и уставился на него.
— Подожди. Взгляни еще раз на вторую строчку.
Она прочитала:
— Пятилистником взрывается смертный приговор.
— Ничего не замечаешь в плане написания?
— Единственная строчка заглавными буквами.
А смертная казнь — это высшая мера, вышка.
Ее глаза расширились.
— Верховный суд. Капитолий. О боже. Вашингтон — столица Америки.
— Давай не будем перевозбуждаться, пока не выясним конкретную цель, — сказал он. — Это может быть что угодно. Капитолий. Белый дом. Верховный суд.
Она задумалась.
— Пятилистник… У Пентагона пять углов?
Он бухнул кулаком по шаткому столу.
— Одиннадцатого сентября у них вышла осечка. Теперь они решили довести дело до конца, — он постарался успокоиться. — Окей, фондовая биржа в Нью-Йорке и Пентагон. Но радоваться рано — надо решить хотя бы первые две строки.
В башне на семи ветрах безликая богиня устремила в будущее взор.