…Тренировочный зал императорского дворца, залитый золотистым утренним светом. Мраморные колонны отбрасывают длинные тени на инкрустированный паркет. Молодой мужчина с черными, ещё не тронутыми сединой волосами, демонстрирует приём. Две руки — целые, сильные — движутся с отточенной грацией. В нём с трудом, но можно узнать Гаррета. Напротив — юноша с прямой спиной и гордой осанкой. На его шее поблёскивает золотистый амулет, в точности как мой. «Ещё раз, Ваше Высочество! Стойка должна быть идеальной, иначе вас сломают в первой же серьёзной схватке…»
Видение рассеялось так же внезапно, как появилось. Я моргнул, и передо мной снова была фабрика с её ржавыми балками, пылью и запахом гнили. Лысый наёмник, перегруппировавшись после того, как я раскидал его подручных, осторожно двинулся ко мне по широкой дуге. Его лицо исказилось от ярости, но в глазах мелькнула тень неуверенности.
— Стоять! — рявкнул он, поднимая пистолет. — Ещё шаг, и я прострелю твою башку!
Его рука чуть дрогнула, выдавая волнение. Я видел, как мизинец соскальзывает с рукояти, как сбивается дыхание, как смещается прицел на три сантиметра влево. И я знал, что делать.
Рывок вправо, нырок, перекат — пуля просвистела там, где только что была моя голова. Наёмник перенацелился, но я уже был слишком близко. Его рука с пистолетом отлетела в сторону от моего удара. Кость запястья хрустнула, выстрел ушёл в небо, оставив после себя лишь эхо, отразившееся от стен фабрики.
— Какого хрена⁈ — процедил он сквозь зубы, когда я ушёл от его попытки ударить левой и провёл сложную контркомбинацию, чуть не сломав ему руку. — Ты где так научился двигаться, щенок?
Я не ответил — слова казались лишними, неуклюжими, недостойными этого танца силы и скорости. Вместо этого я позволил телу действовать, следуя потоку знаний, хлынувших в сознание.
Но внутри что-то было не так. С каждым движением я чувствовал, как внутри обрываются тонкие, невидимые нити. Каждый удар отдавался глухой болью где-то глубоко в груди, словно невидимая рука сжимала сердце. Амулет не просто светился — он горел белым огнём, прижигая кожу, будто собирался вплавиться в мою кожу. Но я не обращал на это внимания — пьянящее чувство силы и эйфория боя заглушали все остальные ощущения.
…Та же тренировочная комната, но в другое время. Лучи закатного солнца окрашивают стены в багровый. Гаррет — моложе, но уже с первыми нитями серебра в волосах — поправляет стойку молодого человека. «Ваше Высочество, удар должен идти не от руки, а от центра тела. Вот так…» Юноша повторяет движение, разворачиваясь в профиль, и я узнаю в нём уже не только технику, но и черты лица — странно знакомые, словно отражение в кривом зеркале. Те же скулы, тот же разрез глаз, тот же упрямый подбородок, что я каждый день вижу в зеркале…
Возвращение в реальность ударило по нервам. Лысый наёмник, воспользовавшись моим замешательством, бросился в атаку. Серия ударов — быстрых, точных, поставленных годами тренировок. Я уходил от большинства, блокировал остальные, но каждое движение давалось всё тяжелее. Будто невидимый груз наваливался на плечи.
Я пропустил удар в рёбра — воздух вышибло из лёгких. Но даже боль казалась отстранённой, словно происходила с кем-то другим. Тело среагировало автоматически — я провёл подсечку, отправив одного из наёмников, подкравшегося сбоку, на пол. Когда лысый снова атаковал, я встретил его комбинацией из арсенала, который только что видел в воспоминании. Тело действовало само, подчиняясь древней памяти, заключённой в амулете.
Серия ударов и блоков сменялась с такой скоростью, что всё вокруг превратилось в размытое пятно. Я чувствовал, как кровь стучит в висках, как эфир сплетается с каждым моим движением, усиливая удары, ускоряя рефлексы. Амулет на груди пульсировал, наливаясь синим пламенем.
Лысый наёмник блокировал большую часть ударов, но последний пропустил — и отступил на шаг, пристально вглядываясь в мои движения. В его глазах мелькнуло что-то — узнавание, смешанное с недоверием.
— Эта стойка… — пробормотал он, нахмурившись. — Этот переход… Я видел такое только у…
Вместо ответа я атаковал снова — на этот раз не только физически. Я сплёл ментальный удар с физическим, направляя поток эфира в его сознание. Амулет на груди вспыхнул ещё ярче, окутывая меня голубоватым сиянием. Наёмник отшатнулся, хватаясь за голову, словно от резкой мигрени.
Сквозь пелену боя я услышал крик Гаррета:
— Макс, остановись! Амулет убивает тебя!
Но его слова словно доносились из-под толщи воды — далёкие, искажённые, лишённые смысла. Я был уже не здесь — меня захватила новая волна воспоминаний, ещё более яркая, более реальная, чем предыдущие.
…Дворцовый коридор, звуки выстрелов и крики. Дым ест глаза, запах пороха и крови забивает ноздри. Люди в форме с нашивками бегут, стреляя на ходу. Кто-то падает, хватаясь за простреленную грудь. На полу — тела в парадных мундирах, женщина в изорванном вечернем платье, её остекленевшие глаза смотрят в потолок. На груди у человека, через чьи глаза я смотрю, тот же амулет. Он сияет, и мир вокруг словно подчиняется его воле — двое нападающих вдруг оборачиваются, стреляя в своих товарищей. Но каждый шаг даётся с трудом, каждый вздох превращается в пытку. Рот наполняется солёной жидкостью — кровь, моя собственная кровь. «Императорскую семью нужно эвакуировать! Они уже в восточном крыле! Сюда, Ваше Величество, здесь безопаснее…»
Вкус крови во рту был настолько реален, что я сплюнул. Алая струйка сбежала по подбородку. Только сейчас я заметил, что из носа течёт кровь — сначала тонкой струйкой, потом сильнее. В уголках глаз проступила красная влага. Но эйфория боя заглушала боль и страх — я двигался, будто в трансе, ведомый древней памятью и чужими рефлексами.
Моё тело двигалось с нечеловеческой скоростью. Я сбил с ног ещё двоих наёмников, заставив третьего отшатнуться. Но мои движения уже становились дёргаными, неточными. Внутри словно что-то выгорало, каждое действие отнимало всё больше сил. В груди нарастало жжение — не от физической усталости, а от чего-то глубже, словно сама жизнь вытекала через невидимые поры.
Лысый наёмник, заметив перемену, перешёл в наступление. Теперь его удары были молниеносны и точны — он чувствовал мою слабость. Один достиг цели — я отлетел к стене, врезавшись спиной в грязную кирпичную кладку. Лёгкие опалило огнём, рёбра пронзило острой болью. Я сгруппировался, избегая падения, но ноги уже с трудом держали вес тела.
Он подошёл ближе, его взгляд скользнул по моей груди, где сквозь разорванную рубашку просвечивал амулет в форме полумесяца. Его глаза расширились, челюсть отвисла. Он застыл, как громом поражённый.
— Что за… — выдохнул он, уставившись на светящийся артефакт. — Эти движения… Императорская техника! И этот амулет… — В его взгляде отразилось потрясение, смешанное со страхом. — Белозерских! Значит, слухи были правдой. Одно из отродий Белозерских выжило.
…Гаррет, ещё не седой, но с уже привычной мне суровостью, стоит в тренировочном зале перед молодым человеком с амулетом. Сумерки окутывают комнату синими тенями, делая обстановку немного мрачноватой. «Ваше Высочество, амулет усиливает способности, но берёт свою цену. Никогда не используйте его полную силу — это может стоить вам жизни.» Он поднимает правую руку, демонстрируя молодому человеку шрамы, идущие от запястья к локтю. «Я был рядом, когда ваш отец использовал его полную мощь во время боя с османами. Он убил шестьдесят человек, но сам чуть не истёк кровью. А я…» — Гаррет на мгновение замолкает, — «… тоже поплатился, когда попытался его остановить. Амулет забирает вашу жизненную силу. Только годы тренировок позволяют дозировать эту связь…»
Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Я шатнулся и пропустил ещё один удар — рёбра отозвались хрустом и вспышкой боли. Тело, только что такое послушное, теперь словно налилось свинцом. Каждое движение требовало титанических усилий, словно я двигался под толщей воды.
— Амулет Белозерских, — продолжал лысый, осторожно кружа вокруг меня, как хищник вокруг раненой добычи. — Таким нельзя владеть безнаказанно, мальчишка. Он сожжёт тебя изнутри. Посмотри на себя — ты уже истекаешь кровью.
Я провёл рукой по лицу и с удивлением увидел пальцы, окрашенные алым. Кровь сочилась из носа, из глаз, из ушей — тонкими струйками, напоминая о цене, которую я платил за эту силу. Но я не собирался сдаваться — тело снова рванулось вперёд, проводя сложнейшую комбинацию ударов, которую я только что вытащил из глубин чужой памяти.
Лысый отступал, парируя атаки, но последний удар пропустил — мой кулак врезался в его челюсть с ужасающей силой. Хруст кости разнёсся по улице. Он покачнулся, но устоял, сплёвывая кровь и осколок зуба на грязный пол.
— Не так плохо для щенка, — прохрипел он, вытирая окровавленный подбородок. — Но ты не прошёл нужной подготовки. На полное овладение им уходят десятилетия. А ты сжигаешь себя, как свечу, с обоих концов.
Мир вокруг плыл, размываясь по краям. Я уже с трудом различал, где нахожусь — на заброшенной фабрике в окружении врагов или в императорском дворце несколько десятилетий назад. Стены то обретали чёткость, то растворялись в тумане, сменяясь мраморными колоннами и позолоченной лепниной. Пол под ногами казался то бетонным, то паркетным, то каменными плитами с императорским гербом.
Сквозь пелену тумана я увидел Кристи — она протискивалась сквозь дерущихся, её лицо было искажено ужасом. Она что-то кричала, отчаянно размахивая руками, но я не слышал слов — только глухой шум в ушах, похожий на рёв океана.
Лысый наёмник нанёс серию ударов — я парировал большинство, но всё медленнее, всё тяжелее. Мои руки наливались свинцом, ноги подкашивались. Когда его тяжёлый ботинок врезался мне в живот, я упал на колени, захлёбываясь кровью и чувствуя, как тело отказывается подчиняться.
…Богато убранная детская комната, залитая мягким светом сумерек. Резные деревянные игрушки, глобус звездного неба на столе, маленькая форма императорской гвардии на манекене. На широкой кровати с балдахином сидит мальчик лет шести, а рядом с ним — пожилой мужчина с благородной сединой и внимательными глазами. Дед и внук — сходство черт лица очевидно даже сквозь разницу возраста. На коленях у старика открытая шкатулка, а в руках — знакомый амулет в форме полумесяца. Золото тускло мерцает в свете свечей.