На стенах кабинета — портреты предыдущих императоров, написанные великими мастерами. Взгляды царственных особ словно следили за каждым движением узурпатора, молчаливо осуждая. Или мне только казалось? Среди них — портрет моего отца, в парадном мундире с золотым шитьём. Странно было видеть его здесь, в логове врага. Но ещё более странно чувствовать, что я впервые по-настоящему видел лицо отца — не на мутной чёрно-белой фотографии из газет, а на настоящем портрете. У него были мои глаза. Или, вернее, у меня — его.
В кабинете было тихо — слышался только скрип пера по бумаге да тиканье массивных напольных часов в углу. Изредка с улицы доносился стук копыт — императорская гвардия меняла караул. Размеренность, спокойствие, незыблемость власти — всё это ощущалось в каждой детали, в каждом звуке.
Тишину нарушил стук в дверь — твёрдый, уверенный, с правильными интервалами.
— Войдите, — сказал Демидов, не поднимая глаз от бумаг. Его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, словно от многолетнего курения дорогих сигар.
Дверь открылась без скрипа — здесь даже петли подчинялись протоколу — и вошёл седой мужчина в военной форме с канцлерскими знаками отличия. Золотой шнур на плече, ряд медалей на груди, выправка безупречная, несмотря на возраст. Лицо аскетичное, с глубоко посаженными глазами и тонким, словно лезвие, носом. Он остановился в трёх шагах от стола и слегка склонил голову — ровно настолько, чтобы выразить уважение, но не подобострастие.
— Канцлер Мелехов, — Демидов всё ещё не поднимал глаз от бумаг, демонстрируя своё превосходство. — Надеюсь, у вас хорошие новости.
— Скорее тревожные, Ваше Величество, — ответил канцлер, и в его голосе чувствовалось напряжение, тщательно скрываемое за маской профессионализма. Он положил на стол папку — тёмно-красную, с золотым тиснением в виде герба империи. — Агент Толстой докладывает о необычной активности в старых туннелях под городом. Сопротивление перемещает кого-то крайне важного.
При упоминании Толстого Демидов поднял голову. В его глазах появился интерес — живой, почти хищный. Он медленно отложил ручку и подался вперёд, опираясь на стол сцепленными пальцами.
— Лев жив? — спросил он с лёгким удивлением. — После обвала в туннелях?
— Да, Ваше Величество. Отделался переломом руки и сотрясением.
— Удивительная живучесть, — в голосе Демидова слышалось что-то похожее на одобрение. — И что же он выяснил?
Канцлер открыл папку, просмотрел несколько страниц и продолжил:
— Согласно его донесению, сопротивление эвакуирует из города особо ценный объект. Предположительно, речь идёт о мальчике-подростке, обладающем необычно сильным даром ментального внушения. Агент Толстой встречался с ним лично и утверждает, что это может быть… наследник рода Белозерских.
В кабинете повисла тяжёлая тишина. Демидов, вцепившись пальцами в подлокотники, подался вперёд. Его лицо, обычно бесстрастное, на мгновение исказилось — правый уголок рта дёрнулся в нервном тике, который он тщетно пытался скрыть.
— Вы уверены? — голос Императора звучал обманчиво спокойно, но канцлер слишком хорошо знал этот тон.
— Похоже на то. Источники Толстого подтверждают, что он жив. У него даже есть фотография — размытая, сделанная с большого расстояния, но черты лица… — канцлер запнулся, — они очень похожи на черты покойного Его Величества.
Демидов встал из-за стола — резко, почти нервно, что было удивительно для человека его выдержки. Он подошёл к окну и несколько секунд смотрел на закат, на город, на свою империю. Его фигура, высокая и прямая, чётко вырисовывалась на фоне окна, словно на театральной сцене.
— Как это вообще возможно⁈ — процедил канцлер, нарушая молчание. — Если люди узнают… Если поползут слухи…
— Люди верят в то, во что им выгодно верить, — отмахнулся Демидов, не оборачиваясь. В его голосе звучала странная смесь презрения и усталого понимания. — Одни хотят стабильности, другие — хлеба и зрелищ. Им всё равно, кто на троне, пока их личные нужды удовлетворены.
Император несколько секунд думал, затем подошел к столику и налил себе бокал дорогого виски.
— Кем бы он ни был, нам нужно найти его первыми, — продолжил он, повернувшись к канцлеру. — Немедленно. Любой ценой.
В его голосе появилась нотка, которую я не мог распознать.
— К счастью, — он усмехнулся, и в этой усмешке не было ничего человеческого, — у меня есть семейный козырь…
Он вернулся к столу.
— Кровь — самые крепкие цепи, канцлер, — произнёс Демидов с какой-то странной уверенностью. — Он придёт к нам сам, рано или поздно. Никуда не денется.
Канцлер задумчиво постукивал пальцами по столу. На его лице отражалась неуверенность, словно он не решался задать вопрос, который вертелся на языке.
— Что вы имеете в виду, Ваше Величество? — наконец произнёс он.
Демидов не ответил напрямую. Вместо этого он медленно опустился в кресло и посмотрел на канцлера взглядом, который, казалось, видел насквозь.
— Нам нужно связаться с одной женщиной, — сказал он после долгой паузы. — Она может быть чрезвычайно полезна в этой ситуации. Под её командованием сопротивление будет уничтожено изнутри. А мальчишка… — он сделал паузу, — мальчишка окажется в наших руках прежде, чем успеет понять, что произошло.
Канцлер явно был озадачен. Его лоб прорезали морщины, словно он пытался разгадать сложную головоломку.
— Я не понимаю. О ком вы говорите, Ваше Величество? — его голос звучал напряжённо, почти осторожно, будто он боялся услышать ответ.
Демидов посмотрел на него долгим, оценивающим взглядом. Его пальцы медленно постукивали по столешнице, отбивая какой-то только ему известный ритм. Затем, словно приняв решение, его рука нырнула во внутренний карман пиджака и извлекла оттуда потёртую фотографию — не официальный портрет, а личный снимок, хранящий следы многолетнего ношения в кармане у сердца.
— Вот, — он бросил снимок на стол. Жест был небрежным, но взгляд, которым он проводил фотографию, был полон странной смеси эмоций. — Я говорю про эту женщину.
Канцлер наклонился, вглядываясь в изображение. Его рука потянулась к снимку, но остановилась на полпути, словно не решаясь прикоснуться. Глаза расширились от узнавания, брови поползли вверх от изумления.
— Но это же… — он запнулся, с недоверием глядя то на фотографию, то на Демидова. — Это же лидер ячейки сопротивления в Северном регионе! Та самая, которая провела несколько успешных операций против наших патрулей… — он поднял ошеломлённый взгляд на Демидова. — Марта?
— Да, — Демидов позволил себе тонкую улыбку, в которой почти не было тепла. — Она.
— Но как… почему вы думаете, что она станет сотрудничать с нами? — в голосе канцлера звучало неприкрытое недоумение. — Она ведь одна из самых непримиримых противников режима! Её имя стало практически легендой среди повстанцев. Говорят, она лично участвовала в подрыве моста через Неву, когда там проезжал ваш кортеж…
Демидов поднял руку, останавливая поток слов. В его жесте была властная уверенность человека, чьи приказы не обсуждаются.
— Я в курсе её… достижений, — сказал он сухо. — И именно поэтому она так ценна. Она заслужила авторитет в рядах мятежников. Они доверяют ей. Следуют за ней, не задавая вопросов.
Он медленно провёл пальцем по фотографии, словно прослеживая черты лица запечатлённой на ней женщины. В его взгляде появилось странное выражение — почти нежность, смешанная с чем-то тёмным, собственническим. Это настолько не вязалось с его обычной холодностью, что казалось почти неприличным, интимным.
— И что касается сотрудничества… — он сделал паузу, словно обдумывая, стоит ли раскрывать секрет. — У неё не будет выбора.
— Почему вы так уверены? — канцлер не мог скрыть скептицизма.
Демидов медленно вернул фотографию в карман, и на его лице появилось выражение, которое я не мог разгадать — нечто среднее между гордостью и сожалением.
— Потому что, — произнёс он так тихо, что я едва уловил слова, — Марта — моя дочь.
Глава 15Наследник и беглец
Мы продвигались по подземным туннелям уже несколько часов, когда Гаррет вдруг остановился, вскинув руку в предупреждающем жесте. Из бокового прохода доносились приглушённые голоса и лязг оружия.
— Серые, — прошептал он, прижавшись к стене и жестом приказывая нам сделать то же самое. — Целый отряд.
Мы затаили дыхание. В тусклом свете наших фонарей стали видны свежие следы на пыльном полу — кто-то недавно проходил здесь, и не один человек.
— Они знают о туннелях, — процедил Гаррет сквозь зубы. — Кто-то слил информацию.
Шакал, который до этого момента уверенно вёл нас по лабиринту подземелий, напрягся и замер, прислушиваясь. На его обычно невозмутимом лице промелькнула тревога.
— Что-то не так, — пробормотал он. — Этого патруля здесь быть не должно.
Мы бесшумно отступили назад, выбирая обходной путь. Но на следующей развилке нас ждало новое разочарование — туннель, который должен был вывести нас за городские стены, оказался завален. Массивные каменные блоки перекрывали проход, а в воздухе всё ещё висела пыль от недавнего обвала.
— Чёрт, — выругался Гаррет, оценивая масштаб разрушений. — Здесь не пройти. Придётся искать другой выход.
Шакал выглядел встревоженным. Его глаза метались по сторонам, а пальцы нервно поглаживали рукоять ножа.
— Так, слушайте сюда, — он прищурился, оценивая ситуацию. — Похоже, кто-то слил наши маршруты, так что придется разделиться.
— Разделиться? В этом лабиринте, кишащем Серыми?
— Именно, — Шакал кивнул. — Одна группа привлечёт внимание, другая проскользнёт. Я отвлеку их, а вы сможете выбраться через восточный выход.