ение дат, событий, некоторые характерные черты… — он покачал головой. — В любом случае, это опасная тема и мне бы очень не хотелось ее развивать.
Я обменялся быстрым взглядом с Кристи. Странно, но именно в этот момент я окончательно поверил в свое видение из катакомб. Марта действительно была дочерью Демидова. Лидер сопротивления, на которого мы работали, была дочерью человека, свергнувшего мою семью.
— Давайте сменим тему, — я отвел взгляд от фотографий, намеренно уводя разговор от опасных подозрений профессора. — Что случилось с остальными Белозерскими после переворота? С моими родственниками?
Он на секунду замолчал, поправляя чашку на столе.
— После захвата дворца Демидов действовал быстро и безжалостно. Официальная версия гласит, что император и императрица погибли при штурме. Твой старший брат Александр был публично казнен как «изменник отечества». — Он замолчал, словно не решаясь продолжать. — А младшего наследника… тебя… объявили трагически погибшим. Тело так и не нашли, но никто не сомневался в твоей смерти. Демидов лично возложил цветы на символическую могилу.
— А мой дядя? — спросил я, вспоминая обрывки информации из амулета. — У отца ведь был брат?
— Великий князь Михаил, — кивнул профессор. — Он командовал северным гарнизоном и попытался организовать сопротивление, но был предан своими же офицерами. Говорят, его казнили прямо на плацу перед строем солдат. Те из дальних родственников, кто успел бежать за границу, были лишены гражданства и объявлены врагами государства.
Профессор неторопливо поднялся и направился к стеллажу, кряхтя от натуги.
— Демидов не оставил камня на камне от прежней системы. Все, кто был связан с Белозерскими, все, кто носил вашу фамилию или состоял в родстве, были либо уничтожены, либо отправлены в лагеря. Даже слуги, десятилетиями служившие при дворе, исчезли бесследно.
Мы проговорили еще несколько часов. Профессор рассказывал об истории Империи, о событиях, предшествовавших перевороту, о первых годах правления Демидова. Это была история, которую не услышишь в официальных новостях или школьных учебниках — история предательств, интриг и личных трагедий.
Еще утром я порывался уйти, чтобы найти Гаррета и остальных, но профессор настоял, что мы должны переждать хотя бы день.
— На улицах сейчас слишком опасно, — сказал он тогда. — Серые перекрыли весь район. Патрули на каждом углу, ищейки проверяют подвалы. Лучше дождаться темноты, а еще лучше — завтрашнего утра, когда они переключатся на другие районы.
Я решил последовать совету старика, а заодно дать Кристи еще немного времени на восстановления. Если случится очередная передряга, то ее способности будут единственным возможным способом быстро смыться.
К середине дня он предложил перекусить. На обед была простая, но сытная еда — тушенка с макаронами, хлеб и даже немного сыра. После обеда разговор продолжился, и я не заметил, как день начал клониться к вечеру.
Когда солнце стало опускаться к горизонту, Лебедев вдруг насторожился.
— Уже поздно, — сказал он, поднимаясь и разминая затекшие плечи. — Пойдемте, покажу вам комнаты.
Мы поднялись на второй этаж, где профессор открыл двери в небольшие, но опрятные помещения. В каждой стояла кровать, застеленная свежим бельём, и умывальник с чистой водой — настоящая роскошь по нынешним временам.
— Отдыхайте, — сказал он. — Утром обсудим, как вам безопасно выбраться из города.
Когда профессор ушёл, я сел на край кровати, перебирая в голове всё услышанное. Демидов и мой отец, бывшие друзья, ставшие врагами. Елена и её дочь, ставшие пешками в их игре. И где-то там, в тени, Марта — дочь врага, ведущая свою собственную войну.
Я уже собирался лечь, когда заметил движение внизу. Через щель в плохо прибитых половицах пробивался тусклый свет. Осторожно опустившись на колени, я приник к щели.
В гостиной профессора появилась тёмная фигура в плаще — женщина средних лет с коротко стриженными волосами и жёстким, волевым лицом. Она тихо разговаривала с Лебедевым, и хоть я не мог разобрать слов, что-то в её облике, в манере держаться заставило мое сердце ускорить бег.
А потом она повернулась так, что свет от лампы упал на её лицо. Я мгновенно узнал эти черты, хоть и видел их всего пару раз.
Марта. Здесь. В доме историка.
И судя по тому, как они разговаривали, это была не случайная встреча.
Глава 17Проверка на прочность
Явин. Где-то в другой части города…
Явина разбудил резкий гудок — пронзительный, бьющий по нервам, совершенно не похожий на привычные звуки просыпающихся трущоб. Секунду он лежал, дезориентированный, пытаясь сообразить, где находится. Жёсткая, идеально заправленная кровать под ним. Металлический потолок с рядами люминесцентных ламп. Стены из серого бетона, окрашенного в унылый голубовато-стальной цвет. И этот гудок, повторяющийся каждые пять секунд.
Точно, он в Академии. В Академии Одарённых.
Явин сел, протирая глаза и пытаясь стряхнуть остатки сна. Он здесь второй день, а всё ещё не мог привыкнуть просыпаться в стерильной комнате. В трущобах у него тоже была небольшая каморка, не больше этой — пусть обшарпанная, с пятнами плесени на потолке и выщербленными половицами, но своя, пропахшая улицей и свободой. Здесь же всё до зубовного скрежета правильное — идеально заправленная кровать, вылизанный до блеска пол, равнодушные серые стены и крохотное окно, больше похожее на бойницу.
Макс. При одной мысли о бывшем друге желудок сжался от смеси обиды и гнева. Грёбаный наследник престола, выросший с ними в грязи и отбросах. И всё это время он молчал, прикидывался обычным беспризорником, а сам, небось, мечтал о троне и короне.
«Мог бы хоть намекнуть», — с горечью подумал Явин, натягивая серую форму, которую выдали вчера. Шершавая ткань неприятно царапала кожу, но хотя бы была чистой — без заплат и чужих следов, как одежда с барахолки, которую они обычно носили. — «Мы ж вместе сколько дерьма прошли. А он мне — ментальным приказом в лоб, словно я какой-то левый лох с улицы».
Гудок повторился, теперь с другой тональностью — нужно было спешить. Явин в последний раз осмотрел своё отражение в маленьком зеркале над раковиной: пятнадцатилетний пухлый пацан с всклокоченными тёмными волосами, которые отказывались укладываться как надо. Форма сидела неуклюже, воротник натирал шею, а рукава казались короткими. Щёки раскраснелись от волнения, а в глазах плескалась тревога, смешанная с вызовом.
— Как с плаката о благотворительной столовой, — пробормотал он, скорчив рожу своему отражению.
За дверью его уже ждал надзиратель — лысеющий мужчина с безразличным лицом и планшетом под мышкой.
— Опаздываешь, кадет Морозов, — отчеканил он, делая пометку в своих бумагах. — Минус пять баллов. Первая трапеза через три минуты, потом ориентация.
Явин только кивнул, сдержав желание огрызнуться. Здесь это было чревато. В первый же день он выяснил, что любое нарушение правил карается штрафными баллами, а набрав определённое их количество, можно заработать «корректирующие мероприятия» — эвфемизм для наказаний, о которых ему пока только рассказывали другие кадеты.
Коридор Академии напоминал завод — длинный, с рядами одинаковых дверей и тусклым освещением. Явин семенил за надзирателем, пытаясь запомнить маршрут. Вчера его провели по основным помещениям, но он всё ещё терялся в этом лабиринте.
Они миновали несколько пустых учебных классов — занятия для основного потока еще не начались. Через стеклянные вставки в дверях Явин увидел идеально выровненные ряды парт, доски с математическими формулами от вчерашних уроков. Все слишком упорядоченное, словно расчерченное по линейке.
В отличие от неорганизованного хаоса уличной жизни, здесь каждое действие казалось механическим, выверенным, предсказуемым. Явину стало не по себе. Даже в самые суровые времена в банде Эда они сохраняли индивидуальность, своеволие. Даже страх перед боссом не стирал их личности настолько сильно.
Столовая оказалась просторным помещением с длинными рядами столов и пластиковыми стульями. Воздух был наполнен запахом какой-то кашеобразной субстанции, которую раздавали из огромных металлических баков женщины в белых халатах и шапочках.
— Твой стол — номер семнадцать, — указал надзиратель. — После еды жди куратора.
Явин кивнул и направился к указанному столу, где уже сидело несколько подростков, сосредоточенно поглощающих серую массу из металлических мисок. Он осторожно пристроился с края, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
Рядом с ним оказался худой парень с лицом, усыпанным веснушками. Он бросил на Явина оценивающий взгляд и чуть скривил губы.
— Новенький, — негромко констатировал он. — Откуда выловили?
— Из трущоб, — честно ответил Явин, наблюдая, как ему накладывают в миску что-то, отдалённо напоминающее овсянку. — А что?
— Сразу видно, — хмыкнул веснушчатый, оглядев Явина с головы до ног. — Из низов. Я Витька, кстати.
— Явин, — буркнул он, ожидая обычной реакции.
— Я-вин? — протянул Витька, скривив рот в усмешке. — Это что за кличка такая? В подворотне выдали?
— Отъебись, — процедил Явин, стиснув кулаки под столом. — Имя как имя. Нравится — зови так, не нравится — вообще не зови.
Витя лишь пожал плечами и вернулся к своей еде. Остальные за столом продолжали игнорировать новичка, лишь изредка бросая на него любопытные взгляды.
Явин зачерпнул ложкой серую массу из миски. На вкус еда оказалась пресной, но сытной. Три дня назад он и такой был бы рад. Когда Лев сообщил, что Эда больше нет, а банды покрупнее уже делят их территорию, Явин понял — впереди только голод и борьба за каждый кусок хлеба.
Хорошо, что Серый предложил ему сделку. Защита для всех ребят из банды взамен на сотрудничество? Явин согласился не раздумывая. Это был его шанс спасти тех, кого он считал семьей.
Что до Макса… Тут все намного сложнее. Бывший друг первым нарушил их доверие. Не просто скрыл, кто он такой на самом деле, а бросил их всех, даже не попрощавшись. Так что Явин пока понятия не имел, сможет ли когда-нибудь его простить.