–бывшим ротным в Бригаде Адольфа Иоффе. В полной мере осознав ситуацию, тот охарактеризовал ее парой кратких неуставных фраз и созвал срочное совещание командиров. Предложение сдать своих, само собой, даже не озвучивалось, но как их спасти и не огрести проблем–не понимал, похоже, никто. Не понимала этого и я, просто в порядке мозгового штурма выдвинув предложение столь же безумное, сколь и гениальное.
Следующим утром за городом наша колонна попала под беспорядочный обстрел из легкого стрелкового–какие-то малолетние фанатики империи, скорее всего, решили поиграть в «вервольф». Убитых, к счастью, не было, зато образовались два тяжелораненых бойца–милиционеры Чернов и Темирханова. К удивлению местного украинского командования, комбат отказался помещать их в городской госпиталь, вызвав вертолет из Новороссийска, чтобы лечить добровольцев уже в Коммунах. Обоснование, впрочем, нашлось, и достаточно убедительное: батальон в скором времени отправлялся на родину, а оставлять своих, чтобы они через некоторое время решили «выбрать свободу» и сделаться украинскими гражданами,–это шаг политически неверный.
Подпольщики несчастные улетели в Ростов, к нашему всеобщему облегчению, и больше я их никогда не видела. У меня немало в жизни было моментов, за которые до сих пор стыдно до скрипа в зубах. Однако этой операцией я позволяю себе откровенно и честно гордиться. «Ай да Марьяшка, ай да бисова дочь! Большие дядьки с кубиками на рукавах растерялись, а я вот нет!»–ну и так далее, в таком духе. Собственно, из Крыма я вернулась домой с настроем достаточно боевым–на изучение наук и прочую позитивную деятельность, и целых три месяца усиленно осваивала программу средней школы, пока однажды прямо в школу ко мне не заявились женщина и молодой парень в выцветшем камуфле и пижонских кожанках. Предложение, сделанное ими, было не из тех, от которых нельзя отказаться, однако простенькая манипуляция в духе «Коммунам нужны люди вроде тебя» свою роль сыграла. В следующем году я уже была зачислена в учебку КОРДа, а мечты заняться, наконец, производительным трудом на благо рабочей демократии пришлось отложить. Война для меня продолжилась.
В этой, новой войне я прекрасно помнила каждый день, когда на меня направляли оружие–с близкого расстояния, разумеется. Всего это случилось пять раз. Трижды это оружие успевало выстрелить, и лишь однажды в меня попали. Статистика очень даже неплохая–для меня, конечно, а не для тех, кто располагался по ту сторону мушки.
И меньше всего на свете мне хотелось ее резко ухудшить.
–А теперь все на выход. И не вздумайте пытаться меня штурмовать–буду расстреливать всех без разбору.
Мы стояли в паре метров от разложенных на полу стволов самых разных видов. Когда я собирала нашу мини-оружейку, то, признаться, находилась в изрядном затруднении, совершенно не представляя, в какого вида огневой бой мы можем попасть. Единственный прецедент, с киберзомби, был такого рода, что дважды не повторяются. Так что в конце концов я плюнула и разрешила дочкам выбирать оружие самостоятельно, под руку, так сказать.
Себе я взяла старый спецназовский карабин–по крайней мере, это позволяло обойтись без рикошетов в узких коридорах и тоннелях. Токо выбрала общевойсковой азанийский автомат–тоже логично, они его изучают с младших классов, стоит ли от добра добра искать? Лу приглянулся полицейский дробовик двенадцатого калибра–страшная вещь при умелом применении. Ю вообще брезговала оружием, да и находилась по большей части вне объекта, в нашем «штабном» броневичке, однако подобрала себе эстетично выглядящий пистолетик, кажется, швейцарского производства. И только Ясмина, как всегда, решила проявить оригинальность, ухватившись сразу за разболтанный пистолет-пулемет той самой марки, что постоянно использовали персонажи дореволюционных гангстерских фильмов. Напрасно я доказывала ей, что из этого мусора она скорее попадет себе в ногу, чем в мишень,– «пушка как у настоящих гангста» пополнила наш арсенал.
И вот теперь вся эта груда старого оружия валялась у нас под ногами, не то что не принеся пользы, а даже наоборот. Ну хорошо, я проворонила врага рядом с собой, мне и отвечать. Хотя… ты же знаешь, Марьям, что в жизни далеко не все так однозначно, как в шпионских фильмах для подростков. На собственном опыте знаешь.
–Мы уже поняли, что ты не шутишь, Токо,–я пыталась вспомнить, что же нам такое рассказывали тридцать лет назад на курсах переговорщиков, но в голову лезли в основном общие инструкции про речевые интонации, мимику и жесты.–Но может, объяснишься сначала?
–Что объяснять-то, мама? Ты умная, уже сама догадалась,–по крайней мере, она готова была говорить, а это хороший признак.
–Предатель? Хочешь непременно убить его лично? Но он ведь не в том состоянии, чтобы от нас убежать, так в чем дело?
–Дело в том, что его могут оттуда достать. Живым. И он может заговорить. И никто не знает, что же такого он скажет. Сегодня очень мало осталось в живых людей, знавших товарища Тэ в молодости. Так что каноническая история страшного предательства «черного Иуды» и чудесного спасения нашего национального лидера от беспилотников корпораций мало кем вслух подвергается сомнению. Это такое африканское Евангелие, в котором, правда, убили не Христа, а всех апостолов до единого, и предатель отчего-то не пожелал повеситься, а вместо этого растворился в неизвестном направлении. Правда, как и в Библии, нестыковок в этой легенде масса. Но вот ведь беда–на ней построена вся наша история, наша идентичность, наш патриотизм, в конце концов. А если правда не такая? Если окажется, что товарищ Тэ договорился с нашими врагами, чтобы убрать своих оппонентов из числа авторитетных полевых командиров? Если это он на самом деле был главным врагом и лжецом в Азании? Да страну просто в клочья разорвет!
–Ты вроде бы никогда не была особой поклонницей режима. И в Коммуны эмигрировала точно не от хорошей жизни.
–Да, конечно, спасибо что напомнила,–Токо отвечала с таким выражением, что я пожалела о последней фразе.–Помнишь, ты спрашивала меня, отчего это я ношусь со старым протезом, хотя нет никаких проблем вырастить новую ногу? Так вот, секрет очень прост: все эти протезы, начиная с самого первого, который у меня появился в девять лет,–они азанийские. Изготовлены из наших, африканских материалов, руками африканских рабочих–вплоть до последнего винтика. Технологии, правда, китайские, но это уже не так важно. А сорок лет назад мы умели производить только СПИД, Эболу, голод и беженцев. Вам здесь, в Европе, хорошо рассуждать про демократию и правильные способы построения коммунизма. А у нас страна сшита на живую нитку и очень даже может снова провалиться в каменный век. Что вы все тогда делать будете? Войска введете? Так кровью умоетесь.
Да, нам нужны перемены. Нам нужно избавиться от этих орденоносных попугаев и заговаривающихся маразматиков во власти. Но нам не нужно крушение всего, что было построено за последние годы. Нам не нужен откат обратно к каннибализму и племенным войнам. Мама, ты же должна понимать, у вас это однажды произошло.
–И что теперь?–я даже не подозревала, насколько глубоко в ней сидит эта иллюзия–что без великого вождя африканцы даже с пальмы слезть самостоятельно не могли. Я наивно надеялась, что здесь, в Коммунах, с их воздухом свободы и свободным доступом к информации, вождистские предрассудки выветриваются сами собой, как будто это когда-то было вопросом информированности. Самое главное–я совсем не прорабатывала эту тему, даже напротив–в разговорах обходила вопрос наших непростых внешнеполитических раскладов стороной, считая подобные споры неблагоприятно влияющими на атмосферу в коллективе. Ну не дура ли, хвостом меня по голове?
–Когда вы выйдете отсюда, я приведу приговор в исполнение,–продолжала Токо.–Взрывчатки у меня немного, но, чтобы уничтожить Джасси вместе с его гробом, должно хватить. А потом–делайте что угодно. Милицию вызывайте, штурмуйте, можете меня в тюрьму засадить.
–Токо, подумай сама,–попыталась я призвать к голосу разума, поняв вдруг, что, стоит нам выйти из зала–и живой мы азанийку больше не увидим.–Не факт, что Джасси вообще можно отсюда достать живым и способным что-то сказать. Но если ты сделаешь то, что хочешь сделать,–это точно пользы никому не принесет…
–Ааааа, к чертям собачьим все идите!–взорвалась вдруг Ясмина.–Ты, дура, на кого ты оружие наставила? Что здесь вообще творится? Ты в нас собираешься стрелять–в меня, в маму, в Лу?!
–Ясмина, успокойся!–у меня все внутри похолодело от предчувствия кровавой развязки.
–А вот хрена с два!–парижанка увернулась от пытавшейся схватить ее, одновременно оставаясь на месте, Лу и, гневно размахивая руками, пошла к камере, в которой был заключен Джасси.
–Назад!–закричала Токо, готовая выстрелить.
–Ну давай, стреляй!–Ясмина широко раскинула руки, словно пытаясь защитить предателя от пули, что при ее габаритах было весьма затруднительно.–Я думала, мы как семья–никаких секретов, никаких подлянок в самый неожиданный момент. А ты… Да на хрен вообще так жить, когда тебя самые близкие люди убить готовы?!
Чего явно не предусмотрела Токо–так это того, что Ясмине может снести крышу. А зря, пора бы уже изучить больные мозоли подруг, не первый вроде бы год вместе.
Мое знакомство с коллективом почти три года назад началось как раз с изучения таких мозолей. На базу в Подмосковье я прибыла невыспавшаяся и с больной головой–целую ночь читала досье на своих будущих подопечных и нервничала тем больше, чем дальше углублялась в чтение. Оторвы какие-то, на четверых–два условных срока, пятнадцать лет обучения по школам для трудных подростков и одна демонстративная попытка суицида, даже попавшая в новости. Словом, неплакатные совершенно девочки. В какой-то момент мне обидно стало–им таким вот можно работать в международной организации под эгидой Соцсодружества, а мне–нет, только после исправления биографических данных, которое, вообще-то, является уголовным преступлением. С другой стороны