ся мышцами и совершенно лысым черепом, напоминающее и в самом деле то ли вампира, то ли толкиновского Голлума. Потрясенный произошедшей с ним метаморфозой, Михаил страшно заорал, нервы его не выдержали и он попытался броситься на женщин… но обнаружил, что ноги его намертво приросли к полу.
–Это уже ты?–улыбнулась Марьям.–Молодец, быстро учишься.
–Спасибо, я с детства мечтала быть волшебницей,–ответила Аля и нахмурилась.–С детства, которого у меня, оказывается, не было. И я так и не стала до конца материалисткой: сколько бы умных книг ни довелось прочитать, а разум все равно протестовал… Ладно, давай заканчивать. Я думала, это доставит мне больше удовольствия–добраться до него наконец.
–Ты его однажды уже убила,–напомнила Марьям.
–Не помню,–покачала головой Аля.–Что было–не помню, чего не было–помню, такой вот парадокс…
–Да кто вы такие?!–прохрипел сорванным голосом Михаил.
–Мы не палачи, если тебя это обрадует,–ответила Марьям.–Конечно, мир, который ты столько лет тиранил и насиловал, больше в тебе не нуждается, и можно было бы убить тебя прямо здесь–но зачем? Ты и так хуже чем мертвец. Да и вообще–вашу компанию мы судить не имеем полномочий, так что пока посидишь тут. Ю, загрузи ему обучающий курс для старшеклассников, чтобы не скучал. И убери, кстати, этот додескаден, мы же не едем никуда, я просто не вижу этого меню…
Поезд неожиданно и одномоментно словно остановился–то есть исчез звук движущегося вагона, однако никакой бросающей вперед силы инерции Михаил, к своему ужасу, не почувствовал. С окном же произошло очередное превращение: на месте зеркала появился обыкновенный стереоэкран. Незнакомый цесаревичу логотип вращался вокруг вертикальной оси на фоне закольцованного видеофрагмента, на котором современные строители восстанавливали мраморную облицовку пирамид Гизы–какой она была тысячи лет назад. И ниже логотипа–подпись: «НОВЕЙШАЯ ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ. КРАТКИЙ ОБУЧАЮЩИЙ КУРС. ЧАСТЬ 3 (2048–2084) ».
–Здравствуйте!–слегка механический мужской голос не имел, казалось, четкого источника, раздаваясь со всех сторон.–Вас приветствует интерактивная обучающая среда типа «Меринг». Скажите «меню», если желаете продолжить работу в голосовом меню. Скажите «линза», если хотите синхронизировать работу терминала с вашим нейроинтерфейсом…
Цесаревич ощутил, что сковывающая его сила исчезла в тот самый момент, когда Аля и Марьям без следа растворились в воздухе, но, подбежав к двери и распахнув ее, он наткнулся на очень твердую и абсолютно черную стену–такую же, каким было окно вагона пару минут назад. Больно ударившись о нее лбом, Михаил наконец осознал, что все происходящее–не сон, а страшная реальность. В этот момент ему до смерти захотелось потерять сознание, однако в спасительное забытье нельзя было впасть усилием воли.
И тогда, чтобы вызвать, словно демона, свою последнюю надежду–безумие, избавляющее от страданий,–цесаревич страшно, но совершенно неестественно расхохотался.
–Глупо все-таки вышло, извини,–Аля достала очередную папиросу, приложила к ее кончику палец, пока та не затлела, раскурила и неловко улыбнулась.–Если честно, я хотела, чтобы он ползал у меня в ногах, выл от страха, дрожал как осиновый лист. А получилось…
–Такие вещи вообще мало радости приносят, поверь моему опыту,–ответила задумчиво Марьям.
Они стояли на краю вокзальной площади, посреди которой молодой человек в форме железнодорожника с наспех повязанной на левом рукаве красной лентой зачитывал немногочисленным слушателям–торговкам, дворникам, носильщикам, ранним пассажирам–постановление об упразднении самодержавия. Не до конца проснувшийся вокзальный люд реагировал без особого энтузиазма–впрочем, побить смутьяна или отвести «куда следует» тоже никто не порывался.
–А что теперь?–спросила Аля, глубоко затянувшись.–Мы построим социализм или это будет все равно такой же обман? Если мы просто призраки внутри машины, если все это–не настоящий мир, не будет ли издевательством играть в революционеров?
–Почему ты думаешь, что у меня есть готовый ответ?–вопросом на вопрос ответила Марьям.–Я знаю только одно: ты умеешь бороться, любить и ненавидеть так, как не каждый может в мире, который ты зовешь «настоящим». Для нескольких девочек там, снаружи, ты уже послужила нравственным образцом, можешь поверить. Так почему твой мир должен быть менее настоящим, чем наш? Может, мы и разные, но есть одна по-настоящему универсальная ценность, которая нас объединяет.
–И какая же?
–Революция. Революция должна продолжаться. Пойдем поближе, послушаем,–Марьям положила руку Але на плечо.–Что-то мне подсказывает, что работы у нас еще ой как много.
Солнечные лучи, перехлестнув через здание вокзала, осветили крыши и окна верхних этажей на противоположной стороне площади. Тени с каждой минутой становились все короче.
Утро нового дня вступало в свои права.
Яна Завацкая. Диктатура пролетариата
Cлушай, я хлеба забыл взять. Может, зайдем на базу или в магаз? Заодно покажешь мне, где тут у вас жратву берут.
Дана взмахнула на Дыма ресницами.
–У вас же своя база, на стройке.
–Да, а в центре я ничего не знаю.
Магазин носил гордое наименование «Снежный барс». На черном фоне вывески сверкала эмблема – серебряный зверь, изготовившийся к прыжку.
–Это сеть магазинов, других у нас и нет почти. Если не считать госбаз, конечно. А деньги-то есть у тебя?
Торговый зал радовал глаз – зеркала, живописные горы фруктов, пирамиды из ярких коробок и банок. Организовано как на базе–набираешь продукты, идешь на кассу. Только выбор шикарнее. Дым взял ржаную буханку и связку ароматных бубликов. На кассе сидела бледненькая девочка лет пятнадцати. Молча пробила чек, достала пакет с фирменной эмблемой.
–Вика!–заорал густой дамский голос из подсобки,–тебе сколько раз, пилять, повторять, не ложь рыбу в общий холодильник! Ты чо там делаешь вообще?
Девочка вздрогнула, пришла в себя и ответила тонким голосом:
–Чек пробиваю, тут покупатели!
–Иди сюда, пилять, ты у меня щас языком будешь холодильник мыть!
Дана дернула приятеля за куртку. Дым стоял с полуоткрытым ртом–хлеб в одной руке, пакет в другой–и, судя по выражению плохо бритой физиономии, собирался немедленно кого-то бить.
–Пошли, Дым! Это у них всегда так. Сейчас все объясню.
Они вышли на улицу.
–Детям же запрещено в частных предприятиях,–выдавил Дым. Дана вздохнула:
–А девочка и не работает. Она маме с папой помогает, бесплатно. И так у них во всех магазинах. Понимаешь, фирмы, где больше двух рабочих, платят такой налог, что производство уже невыгодно. А у нас в городе зарегистрировано сотни полторы мелких предпринимателей–это и фермы, и перерабатывающие, и магазины вот, и в каждом по двое рабочих и один хозяин. По налогам выгодно. А кроме этих двух рабочих–жена хозяина, якобы домохозяйка. Дети хозяина. Мать и отец хозяина, братья-сестры, тетки, кузены всякие. Они все не оформлены, разумеется. Но придраться не к чему–дело семейное. Кормят весь город. Фирмачи все формально независимы. На самом же деле вся выручка поступает неким Барсятникову и Фролову, владельцам двух самых крупных магазинов. Кстати, эта девочка на кассе–дочь самого Барсятникова. Барсика нашего, чтоб его.
–Вот ёклмн! И ничего не сделаешь? Все по закону?
–Подожди,–зловеще произнесла Дана,–сейчас на собрание придем, там будет еще интереснее.
Биография Дыма была ясна как стеклышко. Родился во время войны, учился в школе-коммуне в Перми, затем два года армии и три года сверхсрочной на Тайване, где пытались закрепиться китайские буржуи. Госпиталь после ранения, курсы строителей, первая работа здесь, в Кузине, на строительстве пищевой фабрики, и первый курс заочного факультета промышленного строительства–сейчас каждый где-нибудь да учится. Еще в школе решил вступить в комсомол, а на строительных курсах–кандидатом в компартию, но так как теперь он переехал в Кузин, то требовались и новые поручители, и эту роль охотно взяла на себя рыжая Дана, работница местного «Электрона», мастер-оператор автоматической линии.
В бетонном блоке местного издательства на первом этаже обосновалась городская организация компартии: зал для собраний и сборная комната. Стеллажи с бумажными книгами классиков марксизма-ленинизма вдоль стен, экран, диваны, столики, нотики и планшеты на полках. На стене–космические репродукции Алексея Леонова. Здесь всегда кто-нибудь тусовался, не только коммунисты. Сейчас все партийные помещения были заполнены народом, Дыму незнакомым, но в сборной сидели друзья Даны. Олег махнул вошедшим рукой. Дана и Дым подсели к столику. Смуглый незнакомый парень протянул руку.
–Рашид,–он улыбнулся,–биофизик, в горклинике в научном центре работаю.
–Дмитрий Орехов,–представился Дым,–строитель.
Остальных он знал. Девушки, похоже, нервничали. Катя курила, заложив ногу на ногу, отчего кобура на ее бедре слегка выпирала. Дым попытался определить по рукоятке тип оружия и не определил, что-то новое совсем. Катя была «коброй»–от слова КБР–«комитет безопасности революции»,–потому оружие носила постоянно.
–Мы с Димой тут в магазин зашли,–поведала Дана,–так что я его немного ввела в курс дела.
–А что, на собрании будет обсуждаться проблема с этими хозяйчиками?–заинтересовался он. Лена, учительница из коммуны, махнула рукой.
–Что ты! Можешь забыть. Это же у нас вовсе не проблема!
–Мелкое предпринимательство–опора экономики,–невыразимо ядовито вставила Катя,–Дан, ты ему главное-то объяснила?
–Потом. Катька, ты как хочешь, а я выскажу все, что думаю. Я подготовилась.
–Да высказывай,–пожала плечами Катя,–но что толку?
–На самом деле надо бы и экономические вопросы поднять,–высказалась Лена,–я на женсовете сколько раз твердила