– Нет, вам не позволят, – сказал Обезьян. – Может, он будет так добр (хоть вы того не заслужили) и покажется этой ночью. Но он не позволит вам толпиться вокруг и приставать со своими вопросами! Все ваши просьбы передавайте через меня, так они доставляют ему меньше беспокойства. А вы, белки, живо за орехами! И чтоб завтра утром были здесь! А то пожалеете.
Бедные белки помчались прочь, словно за ними гналась собака. Новый приказ застал их врасплох – почти все орехи, заботливо припасенные на зиму, были съедены, а все остальное они уже отдали Обезьяну.
Тут из толпы раздался глубокий голос – он принадлежал косматому, клыкастому вепрю.
– Нет, почему мы не можем видеть Аслана и говорить с ним? – произнес он. – Когда в старые времена он появлялся в Нарнии, все могли говорить с ним лицом к лицу.
– Не верьте, – сказал Обезьян. – Даже если это и было, времена меняются. Аслан говорит, что был слишком мягок с вами. Он вам покажет, как думать, будто он ручной лев!
Звери тихонько захныкали, потом воцарилась мертвая тишина, еще более жалкая, чем стоны.
– Теперь запомните вот что, – сказал Обезьян. – Я слышал, некоторые говорят, что я обезьяна. Это ложь. Я – человек. Да, я похож на обезьяну, но потому, что очень стар – мне сотни и сотни лет. Я стар и мудр. Я мудр, и потому со мной одним говорит Аслан. Ему некогда разводить разговоры со всякими бестолковыми зверями. Он говорит мне, что вы должны делать, а я говорю вам. И советую делать это побыстрее – он шутить не любит.
Тишина стояла гробовая, только плакал маленький барсучонок да мать успокаивала его.
– Теперь еще, – продолжал Обезьян, засовывая за щеку очередной орех. – Я тут слышал среди лошадей такие толки, дескать, поторопимся и закончим поскорей работу с бревнами и опять будем свободны. Выкиньте это из головы. Все, кто может работать, будут работать и впредь. Аслан обо всем договорился с повелителем Тархистана, Тисроком, как зовут его наши темнолицые друзья. Всех лошадей, быков, ослов – всех пожизненно отправят в Тархистан. Там они будут возить тяжести, как это принято во всех странах. Всех роющих зверей – кротов, кроликов, гномов – отправят в рудники Тисрока. И…
– Нет, нет, нет, – завыли звери. – Этого не может быть. Аслан не продал бы нас в рабство Тисроку!
– Тихо! Молчать! – рявкнул Обезьян. – Кто говорит про рабство? Вы не будете рабами. Вы будете зарабатывать, и очень неплохо. Эти деньги пойдут в казну Аслана, на общее благо.
Он метнул взгляд – почти подмигнул главному тархистанцу. Тот поклонился и произнес в напыщенной тархистанской манере:
– Мудрейший глашатай Аслана, Тисрок (да живет он вечно) полностью одобряет превосходнейший план вашей светлости.
– Вот видите, – сказал Обезьян. – Все улажено. И все для вашего блага. На ваши деньги мы устроим в Нарнии настоящую жизнь. Рекой польются бананы и апельсины, дороги и большие города, школы и учреждения, конуры и намордники, седла и клетки, кнуты и тюрьмы – словом, все!
– Да мы не хотим всего этого, – сказал старый медведь. – Мы хотим быть свободными. И мы хотим, чтобы Аслан сам говорил с нами.
– Немедленно прекрати спорить, – сказал Обезьян. – Я этого не вынесу. Я человек, а ты – толстый, глупый, старый медведь. Что ты понимаешь в свободе? Вы все думаете, свобода – это делать что заблагорассудится. Нет. Это не настоящая свобода. Настоящая свобода – делать, что я вам велю.
– О-хо-хо, – проворчал медведь, почесывая за ухом. Он решил, что такое понять трудновато.
– Простите, – раздался тоненький голосок. Он принадлежал ягненку, такому юному и пушистому, что всех удивило, как он вообще осмелился заговорить.
– Что еще? – спросил Обезьян. – Быстрее.
– Простите, – повторил ягненок. – Я никак не пойму. Какие могут у нас быть дела с Тархистаном? Мы принадлежим Аслану. Они принадлежат Таш. Это их богиню зовут Таш, и они говорят, что у нее четыре руки и голова грифа. Они убивают людей на ее алтаре. Я не верю в Таш, но если она есть, как может Аслан дружить с ней?
Обезьян вскочил и шлепнул ягненка.
– Детка, – прошипел он, – отправляйся к мамочке сосать молочко. Что ты в этом смыслишь? А вы, остальные, слушайте. Таш – другое имя Аслана. Все эти старые взгляды, будто мы правы, а тархистанцы нет, – просто глупы. Теперь нам все известно. Тархистанцы называют то же самое другими словами. Таш и Аслан – просто разные имена сами знаете Кого. Поэтому мы можем больше не ссориться. Усвойте это как следует, тупые скоты. Таш – это Аслан. Аслан – это Таш.
Вы знаете, какой несчастной бывает иногда морда вашей собаки. Вспомните это и попытайтесь представить морды всех этих говорящих зверей – честных, покорных, сбитых с толку птиц, медведей, барсуков, кроликов, кротов, мышей, – еще более грустных. Хвосты их опустились, уши обвисли. У вас сердце бы разбилось от жалости, если бы вы увидели эти морды. Только один зверь не выглядел несчастным.
Это был кот – огромный рыжий котище в самом расцвете сил. Он сидел, выпрямившись и обернув хвостом задние лапы, в первом ряду, пристально смотрел на Обезьяна и тархистанского военачальника и ни разу не моргнул.
– Прошу прощения, – сказал кот, – вот это меня заинтересовало. Согласен ли с этим ваш тархистанский друг?
– Несомненно, – ответил тархистанец. – Превосходнейший Обезьян… я хотел сказать – человек… совершенно прав. «Аслан» не более и не менее чем «Таш».
– Главным образом не более чем Таш? – подсказал кот.
– Ничуть не более, – произнес тархистанец, глядя прямо в глаза коту.
– Ты удовлетворен, Рыжий? – спросил Хитр.
– О да, вполне, – холодно ответил кот. – Благодарю вас. Я хотел удостовериться. Кажется, я начинаю понимать.
До сих пор король и Алмаз хранили молчание. Они ждали, чтобы Обезьян приказал им говорить, ибо думали, что вмешиваться бесполезно. Но теперь, оглядевшись и увидев несчастные лица нарнийцев, Тириан понял, что они поверили, будто Аслан и Таш – одно и то же, и не выдержал.
– Обезьяна! – вскричал он могучим голосом. – Ты лжешь. Ты гнусно лжешь. Ты лжешь, как тархистанец. Ты лжешь, как обезьяна.
Он хотел продолжать и спросить, как жестокая Таш, которая питается кровью своих людей, могла оказаться тем же, кем был добрый Лев, чьей кровью спасена Нарния. Если бы он продолжал, правление Хитра могло кончиться в этот самый день, звери увидели бы правду и свергли обезьяну. Но прежде чем он произнес еще хоть слово, двое тархистанцев заткнули ему рот, а третий сбил с ног. Когда король упал, Обезьян провизжал испуганно и злобно:
– Уберите его! Уберите! Уберите туда, где ни мы его не услышим, ни он нас. Привяжите его к дереву. Я… То есть Аслан… будем судить его позже.
Глава четвертаяЧто случилось этой ночью
Король был настолько ошеломлен неожиданным ударом, что с трудом понимал происходящее, пока тархистанцы развязали ему руки, потом вытянули их по бокам, прислонили его к ясеню, примотали веревками за лодыжки, колени, пояс и грудь и, наконец, оставили одного. Часто труднее всего переносить мелочи – и вот его больше всего мучило, что, падая, он разбил губу и теперь не мог вытереть тонкую струйку крови, щекотавшую подбородок.
Отсюда был виден маленький хлев на вершине холма и сидящий перед ним Обезьян. Король слышал, что тот все говорит и ему время от времени отвечают из толпы, но слов не разбирал.
«Хотел бы я знать, что они сделали с Алмазом», – подумал король.
Постепенно звери начали расходиться. Некоторые проходили совсем близко от Тириана. Они смотрели на связанного короля со страхом и жалостью, но ни один не заговорил. Час проходил за часом; сначала Тириану захотелось пить, потом есть. Наступил вечер, ему стало еще и холодно. Сильно болела спина. Солнце село, стемнело. И тут он услышал мелкие шажки и увидел, что к нему приближаются несколько маленьких существ. Слева шли трое мышей, в центре кролик, справа – двое кротов. Эти двое несли на спинах мешки, что в темноте выглядело весьма причудливо, и король не сразу понял, кто они такие. Затем звери, все сразу, встали на задние лапы, положили холодные передние ему на колени и покрыли их шумными звериными поцелуями. Они смогли дотянуться до колен, потому что говорящие звери в Нарнии выше своих бессловесных английских собратьев.
– Господин наш король, дорогой господин наш король! – раздались тихие пронзительные голоса. – Мы так сочувствуем вам. Мы не решаемся развязать вас, чтобы Аслан не рассердился. Но мы принесли вам ужин.
Тут же первая мышь проворно вскарабкалась наверх и уселась на веревке, обмотанной вокруг его груди, морща носик прямо напротив его лица. Вторая мышь вскарабкалась следом и устроилась как раз под первой. Остальные звери стояли внизу и передавали провизию наверх.
– Пейте, государь, потом вы сможете есть, – сказала верхняя мышь, и Тириан обнаружил у своих губ маленькую деревянную чашку. Она была не больше рюмочки для яиц, так что он едва ощутил вкус вина. Но мышь спустила ее вниз, где ее наполнили и вновь передали наверх. Так продолжалось, пока он не напился (кстати, жажду вообще лучше утолять множеством маленьких глотков, чем одним большим).
– Вот сыр, государь, – сказала первая мышь. – Не слишком много, а то вам снова захочется пить. – За сыром последовала овсяная лепешка со свежим маслом, за ней – еще немного вина.
– Теперь налейте немного воды, – сказала первая мышь. – Я умою короля. Тут кровь.
Король чувствовал, как что-то вроде маленькой губки освежило его лицо.
– Маленькие друзья, – сказал Тириан. – Чем я могу отблагодарить вас?
– Что вы, что вы, – запищали голоса. – Что еще могли мы сделать? Мы не хотим другого короля. Мы – ваш народ. Если б против вас был только Обезьян и тархистанцы, мы скорее дали бы изрубить себя в куски, чем позволили вас связать. Но мы не можем идти против Аслана.
– Вы думаете, это и впрямь Аслан? – спросил король.
– О да, да, – сказал кролик. – Он выходил из хлева прошлой ночью. Мы все его видели.