– Я бы подождал рассвета, ваше величество, – сказал доктор Корнелиус. – Это благоприятное время для Белой Магии.
Через несколько минут явился Тараторка и получил свое задание. Поскольку, как большинство белок, он был чрезвычайно храбр, порывист, полон энергии и озорства (не говоря уже о самодовольстве), то, не дослушав, загорелся тут же бежать. Ясно было, что он доберется до Фонарной Пустоши за то же время, за которое Трам преодолеет более короткое расстояние до устья реки.
Наскоро перекусив, оба пустились в путь, сопровождаемые горячей благодарностью и добрыми пожеланиями короля Каспиана.
Глава восьмаяКак покинули остров
– И вот, – сказал Трам (потому что, если вы помните, именно он поведал четверым детям эту историю, сидя на траве в разрушенном замке Кэр-Параваль), – и вот я сунул в карман пару горбушек, оставил друзьям все оружие, кроме кинжала, и в предрассветной тьме отправился в леса. Я оттопал несколько часов, когда раздался звук, подобного которому я в жизни не слышал. Ух, этого я никогда не забуду. Он заполнил все, оглушительный, как гром, но гораздо протяжнее, спокойный и нежный, как музыка над водой, но такой сильный, что лес заколебался. И я сказал себе: «Если это не рог, зовите меня кроликом». Чуть позже я удивился, почему он не прозвучал на рассвете…
– Сколько времени было? – спросил Эдмунд.
– Между девятью и десятью, – отвечал Трам.
– Как раз, когда мы были на станции! – воскликнули дети, глядя друг на друга горящими глазами.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказала гному Люси.
– Ну, как я говорил, я удивился, но все равно спешил, как только мог. Я шел всю ночь, а когда наполовину рассвело, рискнул перебежать открытое место – словно я не умнее великана! Хотел срезать большую петлю реки, ну и попался. И даже не вражеской армии, а надутому старому дураку, охранявшему маленький замок, последний в ряду Миразовых укреплений со стороны берега. Не нужно говорить, что правды они от меня не узнали, я ведь гном, а этим все сказано. Однако, креветки-конфетки, очень здорово, что сенешаль оказался надутый дурак. Любой другой прикончил бы меня на месте, но этому понадобилась самая страшная казнь – отправить меня к «призракам» со всеми подобающими церемониями. А тут эта юная леди (он кивнул в сторону Сьюзен) слегка постреляла из лука – и отлично постреляла, осмелюсь сказать, – так что вот я здесь.
Он выколотил пепел и вновь набил трубку.
– Обалдеть можно! – воскликнул Питер. – Так это твой рог – твой собственный рог, Сью, – сдернул нас вчера утром с платформы! Мне трудно поверить. Как-то все это в голове не укладывается.
– А мне непонятно, почему ты удивляешься, раз ты вообще веришь в магию, – сказала Люси. – Мы же столько читали, как людей волшебством переносит из одного места в другое или даже из одного мира в другой. Я хочу сказать, когда волшебник в «Тысяче и одной ночи» вызывает джинна, джинн не выбирает, явиться ему или нет. Вот и с нами случилось что-то похожее.
– Да, – ответил Питер. – Наверное, все кажется таким странным из-за того, что в сказках тот, кто вызывает, всегда из нашего мира. Никто никогда не думал, откуда приходит джинн.
– А теперь мы знаем, что этот джинн чувствует, – хохотнул Эдмунд. – Ничего себе! Не очень-то приятно знать, что тебе могут этак свистнуть. Это хуже, чем отец говорит: «жить по милости телефона».
– Но ведь мы рады, что оказались здесь, правда? – сказала Люси. – Если Аслан так хочет?
– Ладно, – произнес гном, – что же нам все-таки делать? Полагаю, мне стоит вернуться к Каспиану и сказать, чтобы он не рассчитывал на помощь.
– Как не рассчитывал? – удивилась Сьюзен. – Но ведь все получилось, мы здесь.
– М-м-м-да, конечно. Ясное дело, – сказал гном, у которого, кажется, засорилась трубка (во всяком случае, он очень старательно ее ковырял). – Да… но… мне кажется…
– Разве вы не видите, кто мы? – воскликнула Люси. – Какой глупый…
– Я полагаю, что вы – четверо детей из старой сказки, – отвечал Трам. – И я, конечно, счастлив вас видеть. Это все, несомненно, очень интересно. Но… вы не обидитесь? – И он снова заколебался.
– Да скажите, наконец, что вы там мнетесь, – произнес Эдмунд.
– Ладно, только чтоб не обижаться, – сказал Трам. – Дело в том, что король, Боровик и доктор Корнелиус, они ожидали… ну, как бы это сказать… помощи. Другими словами, они, наверное, представляют вас великими воителями. Как бы это… мы, конечно, обожаем детей и все такое, но сейчас, в разгар войны… ну, вы, конечно, понимаете…
– Вы считаете, что мы не годимся, – сказал Эдмунд, краснея.
– Прошу вас, не обижайтесь, – перебил гном. – Уверяю вас, мои дорогие маленькие друзья…
– Услышать от вас «маленькие» – это и правда немного слишком, – сказал Эдмунд, вскакивая. – Вы, значит, не верите, что мы выиграли битву при Беруне? Ну, обо мне можете говорить что хотите, потому что я знаю…
– Не злись, – сказал Питер. – Дадим ему вооружиться и вооружимся сами в нашей сокровищнице, тогда и поговорим.
– Не понимаю, чего ради… – начал Эдмунд, но Люси шепнула ему на ухо: – Не лучше ли сделать, как говорит Питер? В конце концов он – Верховный Король. И, по-моему, у него есть мысль.
Эдмунд согласился, и при свете фонарика все, включая Трама, снова спустились в темный холодный мрак и пыльное великолепие хранилища драгоценностей.
Глаза у гнома сверкнули, когда он увидел богатства, наваленные на полках (хотя для этого ему пришлось встать на цыпочки). «Этого ни в коем случае нельзя показывать Никабрику», – шепнул он про себя. Они легко нашли кольчугу для него, меч, шлем, щит, лук и колчан со стрелами. Шлем был медный, украшенный рубинами, на рукояти меча блестело золото; Трам в жизни не видел, тем более не носил таких ценностей. Дети также надели кольчуги и шлемы, сыскались меч и щит для Эдмунда, лук для Люси – Питер и Сьюзен, конечно, не расставались со своими дарами. Пока поднимались по лестнице, звеня кольчугами, все больше ощущая себя нарнийцами и все меньше школьниками, мальчики держались рядом, явно разрабатывая какой-то план. Люси слышала, как Эдмунд сказал:
– Нет, дай я. Для него будет полный провал, если я выиграю, а нам меньше стыда, если я проиграю.
– Хорошо, Эд, – сказал Питер.
Когда они вышли на дневной свет, Эдмунд очень вежливо обратился к гному и сказал:
– У меня к вам просьба. Детишкам вроде нас нечасто выпадает счастье встретить такого великого воина. Не согласились бы вы на коротенький фехтовальный поединок? Это было бы жутко любезно с вашей стороны.
– Но, парень, – отвечал Трам, – мечи-то острые.
– Знаю, – кивнул Эдмунд, – но я вряд ли смогу вас достать, а вы, конечно, легко меня обезоружите, не причинив иного вреда.
– Это опасная игра, – сказал Трам, – но, раз ты так настаиваешь, я могу сделать выпад-другой.
Оба меча сверкнули разом, Питер и девочки спрыгнули с помоста и остановились, наблюдая. А посмотреть стоило. Это было совсем не то дурацкое сражение широкими мечами, которое вы видите на сцене. Это было даже не фехтование на рапирах, которое, если вы видели, больше похоже на дело. Это была настоящая рубка. Главное при этом – рубить противника по ногам, потому что они не защищены. А когда бьет противник, нужно подпрыгнуть, чтобы удар пришелся под ногами. Это давало гному преимущество, потому что более высокий Эдмунд должен был все время нагибаться. Я не думаю, что Эдмунд имел бы хоть малейший шанс, сражайся он с Трамом двадцать четыре часа назад. Однако нарнийский воздух действовал на него с их появления на острове, в нем проснулись все прежние битвы, рука и пальцы обрели прежнее искусство. Он снова был король Эдмунд. Сражающиеся проходили круг за кругом, наносили удар за ударом, и Сьюзен (так и не научившаяся любить ратную потеху) восклицала: «Ой, только осторожнее!» Внезапно, так быстро, что никто (если он не ожидал этого, как Питер) не понял, что случилось, Эдмунд резко повернул свой меч особым движением. Меч вылетел из крепко сжатых пальцев гнома, и Трам обхватил пустой кулак, как вы бы сделали после «финта» в крикете.
– Надеюсь, вам не больно, мой дорогой маленький друг? – сказал Эдмунд, вкладывая меч в ножны. Он слегка задыхался.
– Я понял, – сухо отвечал Трам. – Вы знаете прием, которому я никогда не учился.
– Совершенно верно, – вставил Питер. – Лучшего бойца в мире можно обезоружить незнакомым приемом. Думаю, из учтивости надо дать Траму шанс в чем-то другом. Не угодно ли состязание в стрельбе с моей сестрой? Здесь, как вы знаете, приемов нет.
– А вы-то, оказывается, шутники, как я погляжу, – сказал гном. – Будто я не знаю, как она стреляет, после утреннего-то. Все-таки попробую.
Он говорил грубовато, но глаза у него загорелись, потому что он был прославленный лучник среди своего народа. Все пятеро вышли во двор.
– Что будет мишенью? – спросил Питер.
– Думаю, сгодится яблоко на ветке за стеной, – сказала Сьюзен.
– Это будет славно, детка, – согласился Трам. – Может быть, вон то, желтое, почти посредине арки?
– Нет, не то, – отвечала Сьюзен. – Красное, там, повыше – над зубцом.
У гнома вытянулось лицо. «Больше похоже на вишню, чем на яблоко», – прошептал он, но вслух ничего не сказал.
Они разыграли первый выстрел (страшно заинтересовав Трама, который никогда раньше не видел, как бросают монетку), и Сьюзен проиграла. Стрелять должны были с верхней ступеньки лестницы, ведущей из зала во двор. Глядя, как гном занимает место и прицеливается, каждый сказал бы, что он свое дело знает.
«Тванг» – пропела тетива. Выстрел был превосходный. Крошечное яблочко вздрогнуло, едва не задетое стрелой, и листок, кружась, опустился на землю. Затем на верхнюю ступеньку поднялась Сьюзен и натянула лук. Она и вполовину так не радовалась состязанию, как Эдмунд, не потому, что сомневалась в своем искусстве, просто ей, по мягкосердечию, было стыдно побеждать того, кто и без того побежден. Гном добродушно наблюдал, как она оттягивает стрелу до уха. В следующий миг яблоко, пронзенное стрелой Сьюзен, звонко шмякнулось о землю.