Они заснули один за другим, но все очень быстро.
Люси пробудилась от самого глубокого сна, какой только можно себе представить, с ощущением, что голос, который она любит больше всего в мире, позвал ее по имени. Сначала она подумала, что это был голос отца, потом поняла, что нет. Тогда она подумала, что голос принадлежал Питеру, но решила, что нет, и не ему. Вставать не хотелось – не потому, что она чувствовала себя усталой, наоборот, она удивительно отдохнула, все, что болело, прошло, но потому, что ей было так необычайно хорошо и уютно. Они расположились на относительно открытом месте, и Люси видела прямо над собой нарнийскую луну, которая больше нашей, и звездное небо.
– Люси, – снова послышался зов, но голос был не отца и не Питера. Она села, дрожа от радости, а не от страха. Луна так сияла, что лес вокруг был виден почти как днем, хотя казался еще более диким. Позади нее был ельник, дальше вправо выступали вершины скал на той стороне ущелья, прямо перед ней лежала открытая поляна, за которой на расстоянии полета стрелы росли деревья. Люси изо всех сил вглядывалась в них.
– Я уверена, что они шевелятся, – сказала она себе. – Они почти идут.
Она встала, чувствуя, как сильно колотится сердце, и пошла к ним. На опушке действительно стоял шум, как от сильного ветра, хотя ветра в ту ночь не было. И все же шум был не совсем обычный. Люси ощущала мелодию, но не могла ее уловить, как не могла понять слова, которыми деревья едва не заговорили с ней прошлой ночью. Во всяком случае, она различала ритм и, подойдя, почувствовала, что ноги ее просятся танцевать. Теперь не было сомнений, что деревья действительно движутся – сходятся и снова расходятся, как в сложных фигурах сельского танца. («Конечно, – подумала Люси, – когда деревья танцуют, это должен быть очень, очень сельский танец».) Она была среди них.
Первое дерево, на которое она взглянула, показалось ей вовсе не деревом, а огромным человеком с косматой бородой и целой копной волос. Она не испугалась: такое она видела и раньше. Когда же она взглянула еще раз, человек снова стал деревом, хотя по-прежнему двигался. Вы, конечно, не увидели бы, где у него ноги или корни, ведь деревья, когда движутся, не выходят из земли; они продвигаются в ней, как мы в воде. То же самое происходило с каждым деревом, на которое она смотрела. В один миг они были дружелюбными, милыми великанами и великаншами, в которые превращается древесный народ, когда добрая магия призывает его к жизни, в следующий – вновь казались деревьями. Но даже когда они казались деревьями, это были странные, человечные деревья, а когда людьми, это были странные ветвистые и лиственные люди, и все время слышался тот же странный, ритмичный, шелестящий, свежий, веселый шум.
– Они почти совсем проснулись, – сказала Люси. Она знала, что сама проснулась вполне, полнее, чем обычно бывает.
Она бесстрашно шла между ними, пританцовывая и поминутно уступая дорогу исполинским партнерам. Но это лишь наполовину занимало ее. Она стремилась дальше, туда, откуда позвал ее дорогой голос.
Вскоре Люси миновала деревья (так и не решив, что же она делает – разводит руками ветки или в большом хороводе держится за руки, которые, протягивают ей, наклоняясь, огромные танцоры) и за их кольцом действительно обнаружила большую открытую поляну. Она остановилась посредине прелестного, волнующего смешения света и тени.
Круг травы, гладкий, словно садовая лужайка, предстал ее глазам, окруженный танцующими деревьями. И вот – о радость! Здесь был он: огромный Лев, сияющий белизной в лунном свете и отбрасывающий огромную тень.
Если бы не движения хвоста, его можно было бы принять за каменное изваяние, но Люси и на секунду такого не подумала. Она не раздумывала, дружелюбный это лев или дикий. Она бросилась к нему, чувствуя, что сердце ее разобьется, если она промедлит. Потом она почувствовала, что целует его, пытаясь, насколько может, обхватить его шею, зарывает лицо в шелковистое великолепие гривы.
– Аслан, Аслан, дорогой Аслан, – всхлипывала Люси. – Наконец-то.
Огромный зверь перекатился набок, так что Люси оказалась – полусидя, полулежа – между его передними лапами. Он наклонился и чуть коснулся языком ее носа. Она смотрела, не отрываясь, в его большое и мудрое лицо.
– Добро пожаловать, дитя, – сказал он.
– Аслан, – проговорила Люси, – а ты стал больше.
– Это потому, что ты становишься старше, малютка, – ответил он.
– А не потому, что ты?
– Я – нет. Но с каждым годом, подрастая, ты будешь видеть меня все больше.
Она была так счастлива, что не хотела говорить. Но заговорил Аслан:
– Люси, – сказал он, – мы не должны здесь долго лежать. У тебя есть дело, и уже много времени сегодня потеряно.
– Да, разве не обидно? – сказала Люси. – Я ведь ясно тебя видела, а они не поверили. Они такие…
Где-то в глубине огромного львиного тела прокатилось чуть слышное рычание.
– Прости, – сказала Люси, поняв, отчего он сердится. – Я не собиралась наговаривать на других. Но ведь я все равно не виновата, правда?
Лев посмотрел ей прямо в глаза.
– Ах, Аслан, – сказала Люси. – Ты думаешь, я виновата? А что мне оставалось? Я же не могла оставить всех и пойти за тобой одна? Не смотри на меня так… ну да, наверное, могла. Да, и я бы не была одна, если бы была с тобой. Но разве это было бы хорошо?
Аслан не отвечал.
– Значит, – выговорила Люси совсем тихо, – все оказалось бы хорошо – как-нибудь? Но как? Пожалуйста, Аслан! Мне нельзя знать?
– Знать, что могло бы произойти, дитя? – спросил Аслан. – Нет. Этого никто никогда не узнает.
– Вот жалость, – огорчилась Люси.
– Но каждый может узнать, что произойдет, – продолжал Аслан. – Если ты сейчас пойдешь обратно и разбудишь их, и скажешь им, что снова видела меня, что вы должны все сейчас же встать и следовать за мной, – что тогда произойдет? Есть только один способ узнать.
– Значит, ты хочешь, чтобы я это сделала? – прошептала Люси.
– Да, малютка, – сказал Аслан.
– Другие тебя тоже увидят? – спросила Люси.
– Поначалу определенно нет, – сказал Аслан. – Позже, смотря по обстоятельствам.
– Но они же мне не поверят! – воскликнула Люси.
– Это не важно, – отвечал Аслан.
– Ой-ой, – запричитала Люси. – А я так радовалась, что тебя нашла. Я думала, ты позволишь мне остаться. Думала, ты зарычишь, и все враги ужаснутся – как раньше. А теперь все так страшно.
– Тебе трудно понять, малютка, – сказал Аслан, – но ничто никогда не происходит так, как уже было.
Люси зарылась головой в его гриву, чтобы избежать взгляда. Однако было что-то магическое в его гриве. Она почувствовала, как в нее вливается львиная сила. Внезапно она поднялась.
– Прости, Аслан, – сказала она. – Теперь я готова.
– Ты львица теперь, – сказал Аслан. – И теперь вся Нарния восстанет обновленной. Ну, иди. У нас нет больше времени.
Он встал и величаво, бесшумно вступил в круг танцующих деревьев, через которые она только что прошла; Люси шла рядом, положив чуть дрожащую руку на его гриву. Деревья расступались перед ними, на миг принимая человеческий облик. Перед Люси возникали высокие и прекрасные древесные боги и богини, которые кланялись Льву; в следующую секунду они вновь были деревьями, но продолжали кланяться, так грациозно раскачивая ветви и стволы, что их поклоны тоже были как танец.
– Ну, дитя, – сказал Аслан, когда деревья остались позади, – я подожду здесь. Иди разбуди остальных и скажи, чтобы они шли за мной. Если они не пойдут, тогда ты должна следовать за мною одна.
Это ужасно – будить тех, кто старше тебя и к тому же смертельно устал, чтобы сообщить нечто такое, чему они скорее всего не поверят, и понуждать к тому, чего они, разумеется, не хотят. «Я не должна об этом думать, я должна делать, что сказано», – убеждала себя Люси.
Сначала она подошла к Питеру и встряхнула его.
– Питер, – прошептала она ему в ухо, – проснись. Аслан здесь. Он сказал, что мы должны сейчас же следовать за ним.
– Конечно, Лу. Куда ты хочешь, – неожиданно отвечал Питер.
Это обнадеживало, но, увы, Питер тут же перевернулся на другой бок и опять заснул. Люси попыталась разбудить Сьюзен. Та действительно проснулась, но только для того, чтобы сказать самым противным, взрослым голосом:
– Тебе все приснилось, Лу. Ложись и спи.
Она принялась за Эдмунда. Очень трудно было разбудить его, но когда в конце концов удалось, он совсем проснулся и сел.
– А? – сказал он недовольным голосом. – О чем это ты?
Люси все повторила снова. Это было самое трудное, потому что с каждым разом получалось все менее убедительно.
– Аслан! – воскликнул Эдмунд, вскакивая. – Ура! Где?
Люси обернулась в сторону Льва, который ждал, терпеливо глядя на нее.
– Здесь, – сказала она, указывая.
– Где? – переспросил Эдмунд.
– Здесь же. Вон. Не видишь? Вот с этой стороны дерева.
Эдмунд некоторое время вглядывался изо всех сил и затем сказал:
– Нет там никого. Тебя ослепил и сбил с толку лунный свет. Это бывает, знаешь. Мне тоже сперва что-то показалось. Это только оптическая… как ее там…
– Я все время его вижу, – сказала Люси. – Он смотрит прямо на нас.
– Тогда почему я не могу его видеть?
– Он сказал, ты не сможешь.
– Почему?
– Не знаю. Он так сказал.
– Ну ладно, – произнес Эдмунд. – Мне это все не нравится, но, наверное, мы должны разбудить остальных.
Глава одиннадцатаяЛев рычит
Когда всех наконец разбудили, Люси пересказала свою историю в четвертый раз. Полнейшее молчание, которое за этим последовало, казалось, отнимало последнюю надежду.
– Я ничего не вижу, – сказал Питер, до боли напрягая глаза. – А ты, Сьюзен?
– Ну, конечно же нет, – отрезала Сьюзен. – Потому что там нечего видеть. Она грезит. Ложись обратно и давай спать, Люси.
– Я надеюсь, – сказала Люси дрожащим голосом, – что вы все пойдете со мной. Потому что… потому что я должна идти с ним, даже если никто не пойдет.