— Какая здесь чистая вода! — сказала себе Люси в начале второго дня плавания, глядя на море с левого борта.
Вода и вправду поражала своей прозрачностью. Потом девочка углядела какой-то темный предмет размером с туфлю, двигавшийся в том же направлении и с той же скоростью, что и корабль. Казалось, эта штуковина плывет по поверхности, но тут кок выбросил за борт кусок черствого хлеба, и загадочный предмет неожиданно проплыл под горбушкой. Значит, он под водой. Спустя недолгое время «туфля» резко увеличилась в размерах, но почти тотчас же уменьшилась снова.
Люси чувствовала, что уже видела нечто подобное, но долго не могла сообразить, где и когда. Она терла лоб, качала головой, высунула от досады язык — и наконец вспомнила. Если в ясный солнечный день выглянуть на ходу из окна купе, увидишь тень поезда, бегущую с ним наперегонки. Промчится поезд мимо косогора, и тень вспрыгнет на склон, приблизится и вырастет, но едва состав вновь окажется на ровном месте, прежней станет и она.
— Это наша тень! — воскликнула девочка. — Тень корабля на дне моря! Она стала больше, когда мы проплыли над подводной горой. Выходит, вода здесь даже прозрачнее, чем я думала. Боже мой, да ведь я вижу морское дно!
Тут Люси догадалась, что большие серебристые круги — донные островки песка, а темные и светлые пятна — вовсе не изменчивые блики и рябь на поверхности, а различные предметы под толщей воды. Сейчас, например, корабль проплывал над расплывчатым зеленовато-лиловым пятном, которое пересекала извилистая светлая полоска. Люси напрягла зрение и заметила, что некоторые пятна слегка колышутся. «Как деревца на ветру, — подумала девочка, — Кто знает, может, там и вправду подводный лесок?»
Светлую полоску пересекла другая такая же, и Люси решила, что это, наверное, перекресток лесных дорог. Едва девочка успела пожалеть о том, что не может спуститься и проверить свою догадку, как лес кончился. А вот дорога продолжалась, только теперь тянулась через песчаное поле и стала темнее, а по обочинам появились какие-то пупырышки, не иначе как ряды камней.
Потом почудилось, что дорога стала шире; на самом деле она просто приближалась к поверхности, взбираясь по пологому склону. Это Люси поняла, как только увеличилась корабельная тень. Потом дорога — у девочки уже не оставалось сомнений в том, что она видит именно дорогу — стала сильно петлять, поднимаясь по следующему, более крутому склону. Люси свесилась вниз. Ее глазам предстала картина наподобие той, какая открылась бы взору с высоты горного перевала. Солнечные лучи освещали даже оставшийся позади лес, но за ним все расплывалось, словно в тумане. Впрочем, Люси куда больше интересовало не оставшееся позади, а лежащее впереди. Там, достигнув гребня подводного кряжа, дорога снова выпрямлялась и тянулась к чему-то совершенно невероятному, огромному и прекрасному, цвета слоновой кости или перламутра. Люси никак не могла понять, что же это такое, но гигантское сооружение отбрасывало четкую тень — тень зубчатых стен и башен, шпилей и куполов.
— Да это же замок, а то и целый город! — ахнула девочка. — Интересно, почему его построили на вершине горы?
Много времени спустя, уже дома, они размышляли об этом вместе с Эдмундом и решили, что в подводном мире чем глубже, тем меньше тепла и света, а во мраке и холоде могут таиться всякие чудища, вроде гигантского спрута или того же морского змея. Поэтому в морских низинах селиться опасно и неудобно: для подводных жителей они то же самое, что для нас высокие горы, а горы для них все равно что для нас долины. Там и теплее, и светлее, и безопаснее. (Надеюсь, вы понимаете — с нашей точки зрения вершины подводных гор не что иное, как отмели). Бесстрашные охотники и доблестные рыцари из подводных городов спускаются во мрачные долины в поисках приключений, тогда как вершины предназначены для спокойной, размеренной жизни, для отдыха и мирных трудов.
Подводный город остался позади, но морское дно продолжало подниматься и вскоре оказалось не более чем в ста футах под килем. Дорога оборвалась, дальше расстилался то ли луг, то ли сад — во всяком случае, на водорослях красовались яркие цветы. И тут Люси едва не взвизгнула от восторга — внизу появилась кавалькада всадников на морских коньках. Только коньки эти были не теми крохотулями, каких выставляют в музеях, а большими, под стать земным лошадям. Судя по тому, что на головах некоторых всадников красовались драгоценные диадемы, а за плечами струились по воде изумрудно-золотые мантии, всадники принадлежали к подводной знати.
И тут, к досаде Люси, над головами чудесных всадников появился целый косяк каких-то толстых рыбин. Они заслонили было кавалькаду, и в этот миг произошло самое интересное. Из глубины вынырнула хищного обличья зубастая рыба (Люси никогда таких не видела, даже на картинках), выхватила из середины стаи одну зазевавшуюся толстуху и мигом ушла вниз. Всадники на морских коньках одобрительно жестикулировали и кивали головами. Не успела первая хищница вернуться к косяку, как за добычей устремилась другая. Люси успела заметить, что послал ее самый высокий из подводных всадников, ехавший впереди. За мгновение до этого то ли он держал ее в руке, то ли она сидела на его запястье.
— Надо же, — удивилась девочка, — до чего похоже на соколиную охоту! Помнится, когда жили в Кэйр-Паравеле, мы тоже так охотились. Только у них вместо соколов рыбки, и они не летят за добычей, а плывут.
Тут Люси пришлось прервать свои рассуждения — подводные жители заметили корабль, и картина мигом переменилась. Рыбы прыснули во все стороны, а морские жители направили своих скакунов вверх — посмотреть, что за черная тень заслонила от них солнце. Они поднялись так близко к поверхности, что, пожалуй, еще чуть-чуть, и их головы появились бы над водой, и с ними можно было бы заговорить. Среди них были и мужчины, и женщины. Они носили диадемы, венцы и жемчужные ожерелья, но одежды не было и в помине, если не считать ярких полупрозрачных накидок. Кожа имела оттенок потемневшей слоновой кости, странно сочетавшийся с темным пурпуром волос. Король — а самый рослый из них, конечно же, был королем — с горделивым и грозным видом погрозил Люси копьем. То же самое сделали и его рыцари. Дамы, судя по лицам, пребывали в страхе и изумлении. Девочка поняла, что здесь никогда не видели ни корабля, ни наземного человека. Да и как могло быть иначе, ведь так далеко на восток еще не заплывал никто из мореходов.
— Что там такое? — послышался голос у нее за спиной. Девочка вздрогнула от неожиданности и только сейчас почувствовала, как затекла у нее рука. К ней подошли Эдмунд и Дриниан.
— Смотрите!
Оба склонились над водой, и почти в тот же миг Дриниан тихонько сказал:
— Ваши величества, прошу вас отвернуться. Да-да, встаньте спиной к морю. И держитесь так, чтобы никто не подумал, будто мы говорим о чем-то серьезном.
— А почему? — удивилась Люси.
— Потому, — отвечал капитан, — что нашим матросам нельзя видеть этих людей. Они влюбятся в подводных красавиц и попрыгают за борт. Я слышал, в дальних морях такое случалось. На морских жителей смотреть нельзя.
— Но мы их уже видели, — возразила Люси. — В день коронации, когда взошел на престол наш брат Питер, они поднялись на поверхность и пели нам песни.
— Это, наверное, другие, — предположил Эдмунд. — Мало ли всякого народа может жить в море? Те воздухом могли дышать, а эти голов из-под воды не кажут. А не то давно бы на нас напали — вон у них физиономии какие злющие.
— Как бы то ни было… — начал Дриниан, но что он намеревался сказать, осталось неизвестным, ибо корабль огласился громким криком марсового: «Человек за бортом!» Тут же закипела работа: одни матросы поспешили на рею, чтобы убрать парус, другие бросились вниз, к веслам, а стоявший на вахте Рине налег на штурвал, чтобы сделать круг и вернуться к упавшему. По правде сказать, упал за борт вовсе не человек, а неугомонный Рипичип.
— Чтоб ему провалиться, недомерку хвостатому! — вскричал в сердцах Дриниан. — Легче иметь дело с целой оравой матросов, чем с ним одним. Где какая заваруха, будьте уверены — оттуда торчит его хвост. Будь моя воля, я б его на цепь посадил… Нет, на необитаемый остров бы высадил… Да что там, я бы ему усы остриг!
Должен сказать, вся эта ругань объяснялась тем, что Дриниан очень любил мышиного вождя и страшно за него беспокоился, — так родители бранят ребенка, перебежавшего улицу перед машиной. Другие на борту не слишком испугались — все знали, что Рипичип прекрасный пловец, и никто, кроме Люси, Эдмунда и Дриниана, не видел гневных лиц подводных жителей и их длинных копий.
Через несколько минут корабль, описав круг, вернулся к месту падения. Рипичип барахтался в воде и что-то кричал, но что именно, было не разобрать.
— Не хватало только, чтоб он все разболтал! — процедил сквозь зубы капитан и поспешил к борту с веревкой в руках. Бросившимся было ему на помощь матросам он сказал: — Все по местам, ребята! Уж кого-кого, а мышь я как-нибудь сам вытащу.
Он бросил веревку и, пока Рипичип не слишком проворно, потому что намок и отяжелел, взбирался по ней, успел наклониться и шепнуть:
— Молчи! О тех, внизу, — никому ни слова!
Но когда промокший мышиный вождь оказался на палубе, выяснилось, что до «тех внизу» ему нет никакого дела. В волнение он пришел совсем по другой причине.
— Она не соленая! — твердил Рипичип. — Понимаете, сладкая вода! Сладкая!
Решительно никто не мог взять в толк, почему из-за этого надо поднимать такой шум, пока Рипичип не напомнил слова своей, заветной песенки:
Где небо с морем встречается,
Где сладкие волны качаются,
Ты туда попадешь, Рипичип, и найдешь
То место, где солнце встает.
Тут уж всем все стало ясно.
— Ринельф, ведро! — распорядился Дриниан.
Ведро подали. Дриниан опустил его на веревке за борт и поднял полное хрустально прозрачной, светящейся воды.