— Ваше величество, — обратился капитан к Каспиану, — думаю, вам пристало отведать этой воды первым.
Король обеими руками поднял ведро, поднес к губам, пригубил, потом сделал большой глоток и вскинул голову. Глаза его радостно сияли.
— Да, — сказал он, — вода не соленая. Ее можно назвать и сладкой, но не то чтобы такой сладкой, как медовая водичка или чай с сахаром. Скажу одно — если мне суждено утонуть, я предпочел бы утонуть именно в ней.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Эдмунд.
— По вкусу она похожа на свет, — ответил Каспиан.
— Точно так, — подтвердил Рипичип. — На жидкий свет, который можно пить. Мы недалеки от нашей цели.
Несколько мгновений длилось молчание. Потом Люси опустилась на колени и отпила из ведра.
— Ну и вкуснятина! — восторженно выдохнула девочка, — в жизни такой не пила. Но она еще и… крепкая, что ли? Сдается мне, нам теперь долго не понадобится еда.
Один за другим все отведали чудесной воды и испытали столь поразительные ощущения, что для их описания у матросов просто не нашлось слов.
Странности между тем множились. Я уже говорил, что восточнее острова Романду света стало больше, и он сделался светлее. Солнце увеличилось в размерах, сверкало ярче, хоть и не припекало. Чем дальше на восток, тем больше свет пронизывал все — и море, и воздух; но странным образом этот свет обретал особую мягкость и совершенно не резал глаза. По прошествии некоторого времени люди смогли смотреть не щурясь даже прямо на солнце. Скоро светилось все — корпус корабля, парус, весла, снасти и сами моряки. А на следующее утро, когда взошло огромное, раз в пять больше обычного, светило, люди долго не сводили с него глаз, любуясь взлетавшими со сверкающего диска белоснежными птицами.
За весь день никто на борту не вымолвил и слова, и лишь к вечеру (ужинать не садились, просто попили воды) Дриниан сказал:
— Решительно ничего не понимаю. Полнейший штиль, парус обвис, море гладкое, что твой пруд, а корабль летит вперед, словно его подгоняет буря. Что бы это могло значить?
— Не знаю, — откликнулся Каспиан, — Может, нас подхватило сильное течение?
— Хм… — покачал головой Эдмунд. — Мы вот все говорили: Край Света, Край Света. Но если у света и вправду есть край, нам это не сулит ничего хорошего.
— Ты полагаешь, — сказал Каспиан, — море переливается через этот край, и мы можем просто… перелиться с ним вместе?
— Вот здорово! — вскричал Рипичип и захлопал от восторга в ладоши. — Я всегда так и представлял себе мир: он как большущий круглый стол, и воды всех морей беспрестанно переливаются через его края, как… ну, как свисает со стола скатерть. Корабль подплывет к самому краю — поспеет к рассвету — мы заглянем вниз, потом нырнем и…
— И что? — спросил Дриниан, — Как ты думаешь, что ожидает нас там, внизу?
— Наверное, страна Эслана, — ответил Рипичип. Глаза его сверкнули. — Впрочем, кто знает? Может, никакого низа и нет, и мы будем падать целую вечность. Но так ли это важно, ведь главное, что мы все-таки заглянем за Край Света.
— Это антинаучно, — не выдержал Юстейс. — Мир действительно круглый, но вовсе не как стол, а как шар.
— Это наш мир такой, — возразил Эдмунд, — а что ты знаешь про здешний?
— Вы что, — удивился Каспиан, — и впрямь хотите сказать, будто заявились сюда из мира, похожего на мяч? И ни разу, ни словечком об этом не обмолвились! А я в детстве больше всего любил сказки про такие волшебные миры. Хоть и не верил, что они взаправду существуют. Что угодно бы отдал, только бы… Хм, интересно, кстати: почему вы оттуда к нам попадаете, а наоборот не бывает? Эх, вот бы туда попасть! Чудно, наверное, жить на шаре. А вы бывали в тех местах, где людям приходится ходить вниз головой?
— Там этого никто даже не замечает, — пробурчал Эдмунд. — Для того, кто живет в круглом мире, в нем нет ничего особенного.
Глава 16Край Света
Не считая Люси с Эдмундом и Дринианом, подводных жителей видел один только Рипичип. Он вовсе не упал в воду, а прыгнул, увидев, как морской король потряс своим копьем, потому что усмотрел в этом вызов, который никак не мог оставить без должного ответа. Однако обнаружив, что вода не соленая, Рипичип пришел в такое волнение, что о морских обитателях и думать забыл, а прежде чем вспомнил, Люси с Дринианом успели отвести его в сторонку и попросили никому ничего не рассказывать.
Впрочем, вскоре беспокоиться было уже не о чем, ибо теперь корабль плыл над совершенно необитаемым дном. Подводных людей приметила только Люси, да и то лишь мельком и в отдалении. Все следующее утро плыли по мелководью, над густыми зарослями водорослей. Незадолго до полудня девочка увидела большой косяк рыб: все плыли в одну сторону и все что-то жевали. «Ну, совсем как овечки», — подумала Люси и тут неподалеку от рыбьей отары увидела подводную девочку примерно своих лет — одинокую девчушку с хворостиной в руке. Люси решила, что это пастушка, и пасет она этот самый рыбий косяк. Когда корабль оказался прямо над пастушкой, та подняла голову, и глаза двух девочек встретились. Ни одна не проронила ни слова; спустя несколько мгновений стадо с пастушкой остались за кормой, но лицо подводной девочки Люси запомнила на всю жизнь.
В отличие от вчерашних морских рыцарей и дам, на этом лице не было ни гнева, ни страха. Девочка очень понравилась Люси, а Люси, наверное, так же понравилась девочке. Можно сказать, что за краткий миг они успели подружиться. Маловероятно, чтоб им довелось встретиться хоть в этом мире, хоть в любом другом, но если такая встреча все же состоится, обе, я уверен, бросятся друг к дружке с распростертыми объятиями.
Потом корабль долго-долго скользил по гладкой поверхности моря, и с каждым днем, с каждым часом свет становился все ярче и в то же время мягче. Никто больше не ел и не спал. Люди черпали из-за борта воду и пили ее, а она была словно мокрее обычной и крепче вина. Двое пожилых матросов молодели на глазах. Все радовались за них, все восхищались происходящим, но и радость, и восхищение были тихими и не выплескивались в пересуды. Чем дальше на восток, тем реже велись разговоры, а если и велись, то больше шепотом. Умиротворение Последнего Моря передавалось и людям.
— Капитан, — спросил однажды Каспиан у Дриниана, — что это виднеется впереди?
— Ваше величество, вдоль всего горизонта, с севера на юг, тянется белая полоса.
— Вижу, но никак не пойму, что это может быть.
— Будь мы в северных широтах, ваше величество, — сказал Дриниан, — я решил бы, что это льды, но здесь никаких льдов быть не может. Думаю, не мешает посадить матросов на весла. Течение несет нас слишком быстро, а у меня нет желания врезаться во что бы то ни было на такой скорости.
Сказано — сделано. Гребцы замедлили бег судна, но белая полоса неуклонно приближалась, оставаясь при этом все такой же загадочной. Если то был остров, то весьма необычный, ибо совершенно не возвышался над водой. Когда подошли совсем близко, Дриниан приказал развернуть корабль и грести на юг, вдоль таинственной линии. Тогда и выяснилось, что полоса подхватившего их течения не шире сорока футов, а по обе стороны от нее море совершенно неподвижное. Это обрадовало, ибо многие уже подумывали о том, каково будет возвращаться против столь сильного течения. Теперь, кстати, Люси сообразила, почему морская пастушка пропала из вида так быстро. Она стояла вне полосы течения, а иначе ее сносило бы с той же скоростью, что и корабль.
Но если с течением прояснилось, то загадочная белизна оставалась столь же загадочной. Пришлось спустить на воду и выслать вперед шлюпку. Следившие за ней с борта увидели, как она легко пересекла черту и оказалась посреди белого пространства. Со шлюпки донеслись изумленные голоса. Потом наступило молчание. С корабля видели, как Ринельф промерял лотом глубину, а когда шлюпка повернула обратно, оказалось, что и она изнутри побелела. Подгоняемые любопытством, все бросились к борту.
— Это лилии, ваше величество, — предваряя вопросы, крикнул из лодки Ринельф.
— Что? — не понял Каспиан.
— Лилии, водяные лилии! — повторил Ринельф. — Вроде кувшинок, которые в прудах растут.
— Смотрите! — Сидевшая на корме шлюпки Люси подняла охапку белых цветов с плоскими, широкими листьями.
— А какая там глубина? — спросил Дриниан.
— Как ни странно, капитан, — отозвался Ринельф — отмели там нет.
— По-моему, это никакие не кувшинки, — сказал Юстейс. Вполне возможно, он не ошибся. Но с виду эти цветы были просто вылитые кувшинки.
Посовещавшись, корабль снова пустили по течению, прямиком через Озеро Лилий, или Серебристое Море (какое из двух названий лучше, тогда так и не решили, но Каспиан нанес на свою карту последнее). Началась, пожалуй, самая удивительная часть плавания. О существовании обычного, не поросшего цветами моря теперь напоминала только синяя каемка далеко на западе. Со всех сторон, насколько хватало взгляда, корабль окружали белоснежные цветы, отражавшие золотистый солнечный свет. Лишь за кормой сплошной белый покров расходился, открывая дорожку чистой, поблескивающей, как темное стекло, воды. Могло показаться, что корабль находится где-то среди арктических льдов; и если бы глаза моряков не приспособились к яркому свету, они могли бы не выдержать ослепительной белизны лепестков. Особенно ярко сияли цветы на рассвете, когда вставало исполинское солнце; однако из-за лилий светлыми сделались даже ночи. А уж какой они источали аромат! Впоследствии Люси не раз пыталась описать это нежное благоухание, чарующее, но не дурманящее, прохладное, свежее, проникающее в самое сердце и бодрящее — хотелось взбежать на верхушку самой крутой горы или помериться силами со слоном.
Люси с Каспианом то и дело говорили друг другу:
— У меня больше нет сил это выносить… но только бы оно не кончалось!
Дриниан без конца промерял глубину, однако дно стало подниматься лишь через несколько дней. Теперь чем дальше, тем становилось мельче; из осторожности корабль вывели из течения и пошли на веслах. А еще через несколько дней стало ясно, что дальше кораблю путь заказан. Пожалуй, они до сих пор не налетели на мель лишь благодаря предусмотрительности и искусству Дриниана.