Вот что рассказал им старый филин — не Белопер, а другой.
Случилось это лет десять тому назад на первое мая. Ранним утром Рилиан, сын Каспиана, юный рыцарь, с матушкой своей, королевой, и с немалой свитой отправился на север Нарнии. У всех у них на головах были венки из зеленых листьев, а в руках — свирели; собак же при них не было, ибо собирались они не охотиться, а праздновать приход весны. Задолго до полудня праздничная кавалькада выехала на широкую поляну, посреди которой из земли бил родник; там они спешились, стали пить, есть да веселиться. А потом королева, притомившись, захотела соснуть; постелили ей плащи и попоны возле родника, а сами — королевич со всей свитой — отошли в сторонку, чтобы песни и смех не мешали ее величеству почивать. И вот выползла из темного леса большая змея и ужалила королеву. Услыхали они крик, бросились на помощь; Рилиан же впереди всех. И вот видит он ту змею, как ползет она к лесу, и бросается за нею с мечом в руках. А была та змея пребольшая и вся зеленая, как отравное зелье, и видна издалека; но скользнула змея в густую чащу, и не смог королевич отыскать ее. А когда он вернулся к своей матушке-королеве — вся свита тем временем хлопотала вокруг нее, — сразу понял Рилиан, что напрасны хлопоты, что и лучший на свете лекарь не поможет ей. А королева, покуда была жива, все пыталась что-то молвить сыну. Но не слушались ее уста, и не смог королевич разобрать ни слова. Так и умерла королева — десяти минут не минуло…
Принесли мертвую королеву в Кэйр-Паравел, горько оплакивали ее кончину и сын ее, Рилиан, и супруг ее, король, и вся Нарния. Ибо не было жены мудрее и добрее, и счастливее, чем покойная супруга короля Каспиана, привезенная им с восточной окраины вселенной. Мудрецы же говорят, будто в жилах ее текла звездная кровь.
Опечалила королевича смерть матушки, и вот стал он что ни день уезжать на север Нарнии, и там бродил — искал ту змею ядовитую, чтоб убить ее, отомстить за смерть матери. Только худа от этого никто не ждал, хотя всякий раз возвращался королевич домой усталый и будто не в себе. Однако не прошло и месяца со смерти королевы, как стали примечать: в глазах королевича появилось что-то такое, знаете, как у человека, который узрел привидение, и хоть пропадал он на севере целыми днями, конь его по возвращении не казался уставшим.
Ближайший друг королевича, старший придворный советник, капитан Дриниан, правивший королевским кораблем в том дальнем плавании на восток, однажды вечером сказал Рилиану:
— Ваше высочество, не пора ли прекратить преследование змеи? Тварь эта не достойна мщенья, ибо она неразумна. Вы напрасно тратите силы.
Королевич Рилиан ответил:
— Ваша светлость, уже семь дней, как я о змее и не вспоминаю.
Тогда капитан Дриниан спросил его, зачем же он что ни день ездит в Северный лес.
— Ваша светлость, — отвечал королевич, — я встретил красоту столь чудесную, какой никогда не видывал.
Тогда капитан Дриниан сказал:
— Дорогой мой королевич, не позволите ли вы мне отправиться завтра с вами, ибо я тоже хотел бы взглянуть на чудо.
— С превеликой охотой, — отвечал Рилиан.
На следующее утро, оседлав своих лошадей, они поскакали на север. И нигде не останавливались, покуда не добрались до того самого родника, возле которого умерла королева. Дриниану показалось странным, что королевич для отдыха выбрал именно это место. И там они пребывали до полудня. И вот ровно в полдень капитан Дриниан увидел прекрасную даму, прекраснее какой он вовек не видывал; она явилась по другую сторону родника, безмолвная, и манила королевича, помахивая рукой. Была она высока, стройна, хороша собой, а платье на ней было столь же зелено, как отравное зелье. Королевич же смотрел на нее как безумный. Вдруг дама исчезла, а куда делась, Дриниан не заметил. И вернулись они в Кэйр-Паравел. Капитану же Дриниану все думалось, что зеленая дама, хотя и прекрасна, но зла.
А еще размышлял он, не поведать ли королю об этом случае, но не желал прослыть сплетником и ябедой и потому промолчал. И очень скоро пожалел о том. Ибо на следующий день Рилиан вновь уехал. К вечеру он не вернулся, и с того дня никто его не видел, ни в Нарнии, ни в соседних землях: не осталось от него ни следочка — ни коня его, ни шляпы, ни плаща — ничего. Тогда Дриниан, опечалившись в сердце своем, предстал пред Каспианом и сказал:
— Ваше величество, убейте меня, как изменника, ибо ради собственного покоя погубил я вашего сына, — и он рассказал ему все как было. Тогда король Каспиан схватил свою боевую секиру и бросился к Дриниану, чтобы убить его, а тот стоял как вкопанный, ожидая смертельного удара. Замахнулся король секирой и вдруг отбросил ее прочь. «Потерял я супругу мою, королеву, потерял я и сына моего, королевича, — потеряю ли лучшего друга?» — вскричал он и обнял капитана и заплакал. И дружба их не порушилась.
Такова история королевича Рилиана.
Выслушав все, Джил сказала:
— Бьюсь об заклад, что змея и есть та зеленая дама.
— Ух-угу! Угу! И мы думаем так же, — зашумели птицы.
— А к тому же, мы думаем, — добавил Белопер, — что она его не убила, ух. Потому что костей…
— Нет, не убила! — перебил его Бяка, — Мы точно знаем. Об этом сказал сам Эслан.
— У-ху-ху! Никому не известно, что чего хуже, — про-ухал старейший из филинов. — Стало быть, он ей зачем-то нужен; зло умыслила колдунья против Нарнии. Ух, давно-давно, в начале времен, появилась с севера Бледная Ведьмарка и наслала на нашу землю снег и лед и вековечную зиму. У-ху-ху, вот мы и думаем, а вдруг эта колдунья из того же гнезда?
— Ничего, ничего, — сказал Бяка, — я и Джил, мы найдем королевича. А вот чем вы нам можете помочь?
— Ух, а знаете ли вы, куда вам путь пролег? — спросил Белопер.
— Знаем, — ответил Бяка. — Мы должны идти на север. Мы должны найти развалины древнего города.
Что тут началось! Филины заухали, заугукали, захлопали крыльями, застучали лапами. В конце концов выяснилось, что они весьма сожалеют, но никто из них не может самолично пуститься вместе с Джил и Юстейсом на поиски королевича. «Потому, ух, что путь ваш будет дневной, а наш — ночной, — говорили птицы. — Это, ух, никому не удобно». А кое-кто из филинов стал твердить, что даже здесь, в разрушенной башне, уже слишком светло, что ночной совет затянулся до утра. На самом деле одно только упоминание о развалинах великаньего города поумерило их пыл. Тут Белопер сказал:
— Ух-угу. Если путь им через Великогорье, у-ху-ху, пусть поможет им лягва-мокроступ. Вот кто будет им полезен. Угу?
— Ух-угу! Угу! — закричали совы.
— Ну, так в путь! — воскликнул Белопер. — Я полечу. Одного донесу. Кто возьмет другого? Нужно быть там к утру. Ну?
— Я полечу, но только до Болота, угу? — согласился кто-то из филинов.
— Ух, давай, поехали, — обратился Белопер к Джил.
— По-моему, она спит, — сказал Бяка.
Глава 5Мокроступ Зудень
Джил спала. С самого начала совета ее одолела страшная зевота, а потом девочка и вовсе уснула. И не очень обрадовалась, когда ее разбудили — чего хорошего проснуться на голом полу в совершенно темной башне, да к тому же среди каких-то птиц? Еще хуже — услышать, что надо куда-то отправляться (главное, что не в кровать!) верхом на филине.
— Ну давай, Поул, шевелись, — послышался голос Бяки. — Нас ждут приключения.
— Хватит с меня приключений, — спросонья отмахивалась Джил, но в конце концов села на закорки Белоперу, и они полетели.
Ночной холодный воздух ненадолго взбодрил ее. Теперь в небе не было видно ни звезд, ни луны. Далеко позади светился единственный огонек — должно быть, окно в одной из башен Кэйр-Паравела. И Джил захотелось вернуться в те чудесные покои, где застлана постель и блики огня играют на стенах. Она спрятала руки под плащ и запахнулась поплотнее. А чуть в стороне из тьмы доносились голоса: это Бяка переговаривался со своим филином. «Хорошо ему, он не устал», — позавидовала Джил, не понимая, что Юстейс уже бывал в этом мире, и на его долю здесь выпали немалые испытания, а посему воздух Нарнии вновь вдохнул в него силы, обретенные во время плавания по Восточному Морю с королем Каспианом.
Всю дорогу Джил приходилось быть начеку, чтобы, ненароком задремав, не свалиться со спины Белопера, а когда наконец приземлились, все тело у девочки так затекло, что она с трудом слезла на землю. Похоже, место, куда они прибыли, продувалось всеми ветрами. Стало еще холоднее.
— Ух-угу, ух-угу! — закликал Белопер. — Вставай, Зудень, просыпайся. Тут к тебе пришли по делу. От Льва! Ух-угу?
Долгое время никто не отзывался. Наконец вдалеке появился неяркий огонек и двинулся в их сторону. Затем послышался и голос:
— Эгей, филины, что стряслось? Какая беда? Или король умер? Или война началась? Наводнение? Драконы?
Огонек приблизился, и стало ясно, что это немалых размеров фонарь, но того, кто нес его, в темноте, против света, невозможно было разглядеть — только руки и ноги. Филины что-то говорили, что-то объясняли, но Джил слишком устала, чтобы вслушиваться. Она немного встряхнулась, только когда поняла, что филины с ней прощаются. О дальнейшем Джил при всем желании ничего не смогла бы вспомнить, разве только как они с Бякой куда-то идут, протискиваются в какую-то низенькую дверцу и (наконец-то!) валятся на что-то мягкое и теплое, и какой-то голос произносит:
— Ну вот. Лучше это, чем ничего. Хотя здесь, боюсь, холодно и жестко. И мокро. И вам ни за что не удастся уснуть, даже ежели не случится грозы или наводнения, даже ежели крыша не обвалится прямо на вас — ничего другого и ждать нечего, — все равно не уснете. И все же так оно лучше, чем ничего… — Тут она уснула.
Пробудившись на следующее утро, наши герои обнаружили, что лежат под крышей, на сухих и теплых тюфяках, а через треугольное отверстие в стене льется дневной свет.
— Где это мы? — спросила Джил.
— В вигваме лягвы-мокроступа, — сказал Юстейс.
— Кого-кого?