— Эй, да ведь это лягва! Лягва-мокроступ! Неужели Зудень с Восточных Болот? Точно! Куда ты запропастился, старина? Тебя всюду искали. Наместник Трампкин издал указ, да, да, и назначил за всех вас награду!
И вдруг все стихло, наступила такая тишина, какая бывает в классе, если туда заглянет директор школы, — все увидели королевича.
Ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, кто он такой. Многие животные, дриады и гномы знали королевича в лицо, а были и такие, кто помнил короля Каспиана в молодости, и твердили, что королевич очень похож на отца. Но и без того, надо полагать, его признал бы всякий. Бледный от долгого пребывания во мраке Подземья, одетый во все черное, пыльный, чумазый, растрепанный, усталый — и все равно что-то такое было в его лице и взгляде, что исключало ошибку. Что-то такое, чем отличались все истинные короли Нарнии, которые правили именем Эслана и восседали в Кэйр-Паравеле на престоле верховного короля Питера. Народ преклонил колени и склонил головы, а затем разразился кликами и здравицами, все стали прыгать от радости, целоваться, обниматься. На глазах у Джил выступили слезы — ради этого стоило претерпеть все, что они претерпели.
— Пожалуйте, ваше высочество, — сказал старейший из гномов, — там, в пещере, все готово для трапезы по случаю Большого Танца Снега.
— С удовольствием, старейшина, — отвечал королевич. — Кажется, ни один королевич, рыцарь, человек или медведь не бывали столь голодны, как мы, четверо странников.
Все скопом двинулись через лес к пещере. Джил слышала, как Зудень отбивается от наседающих:
— Нет, нет, мои рассказы подождут. Боюсь, и рассказывать не о чем. Лучше вы мне скажите, что нового. И постарайтесь ничего не скрывать, ничего не смягчать — лучше уж все узнать сразу. Король погиб в кораблекрушении? Леса сгорели? Война или драконы? Ничего иного и ждать нечего!
И все вокруг смеялись и говорили:
— Ну, разве это не истинный лягва-мокроступ?
Наши герои едва держались на ногах от усталости и голода, но тепло пещеры, и самый вид огня в очаге (как на обыкновенной фермерской кухне), отблески которого играли на стенах, на платьях гостей, на кубках, блюдах, тарелках и на гладком каменном полу, придали им сил. И все равно, пока готовилась трапеза, они дремали. А тем временем королевич Рилиан успел поведать старейшим и мудрейшим животным и гномам все, что с ними приключилось. И всем стало ясно, что злая колдунья (несомненно, та самая Бледная Ведьмарка, которая в давние времена наслала Вековечную Зиму) сначала убила мать Рилиана, чтобы уловить и заколдовать самого королевича. Она подвела подкоп под Нарнию, собиралась захватить страну и править ею именем Рилиана. А королевич даже и не подозревал, что земля, в которой она хотела поставить его королем (на самом же деле он был бы ведьминым рабом), была его родная земля. Кроме того, из приключений наших героев был сделан вывод, что ведьма водила дружбу и заключила союз с великанами Скальзуба.
— Вот урок, который следует извлечь из всего этого, ваше высочество, — сказал старейший из гномов, — все колдуньи и ведьмы от века желают одного и того же, и только способы для достижения желаемого меняются.
Глава 16Жизнь продолжается
На следующее утро, проснувшись в пещере под каменным сводом, Джил испугалась, что вновь очутилась в Подземье, — это было бы ужасно. Но тут же заметила охапки вереска, на которых лежит, и меховой плащ, которым укрыта, услышала веселый треск огня в очаге (будто его только что разожгли), увидела утренний солнечный свет в устье пещеры, все вспомнила и возликовала. Да, вчера был пир горой, все набились в эту пещеру, однако сама она уснула задолго до того, как застолье кончилось. Она смутно помнила гномов, толпящихся у очага со сковородами — а сковороды эти были больше самих гномов, — шипение и восхитительный запах сосисок, жареных сосисок, множество, бесконечное количество сосисок. И не таких, как в школьном буфете, наполовину из хлеба и сои, а настоящих, мясных, с перцем, с жирком, тугих, поджаристых, с румяной корочкой. А еще жареную картошку, жареные каштаны, печеные яблоки с изюмом, орехи, а на десерт — мороженое и какао с пенкой в кружках.
Джил села и огляделась. Зудень и Юстейс лежали неподалеку, оба спали.
— Эй, вы! — крикнула Джил, — не пора ли вставать?
— У-ху-ху, у-ху-ху, — глухо послышалось в ответ, — Я тут, наверху. Нечего зря кричать, самое время спать. А я уснуть не могу. Угу?
— Неужели, — Джил разглядела в дальнем углу пещеры старинные часы и восседающий на них большой пук белых перьев, — неужели это вы, господин Белопер?
— Ух-угу, ух-угу! — Круглая голова вынырнула из-под крыла. Приоткрыв один глаз, филин проговорил: — Белки весть принесли, как вы явились из-под земли. А я утром пораньше принес весть королевичу Рилиану. Королевич уже в пути, и вам надо идти. Спокойного вам дня, не будите меня. Угу? — И голова вновь исчезла.
Поняв, что от филина толку не добьешься, Джил решила встать и посмотреть, где тут можно умыться и чем можно подкрепиться. Но едва она успела подняться, как по каменному полу зацокали копытца, и в пещеру вошел маленький фавн.
— Ах-ах! Вы уже пробудились, дочь Евы? — Фавн учтиво поклонился. — Не сочтете ли вы за благо разбудить и сына Адама? Вам следует поспешить, ибо два кентавра любезно согласились доставить вас в Кэйр-Паравел, — и добавил, понизив голос: — Полагаю, вы понимаете, какая это небывалая, неслыханная честь ехать верхом на кентавре. Насколько мне известно, такого не случалось испокон веков. Посему не следует заставлять их ждать.
— Где королевич? — первым делом спросили разбуженные Юстейс и Зудень.
— Королевич уже на пути в Кэйр-Паравел, — отвечал фавн, имя которому было Златбег, — дабы успеть встретить своего отца, короля. Корабль его величества может прибыть в гавань в любой момент. Говорят, король не успел уплыть слишком далеко, ибо узрел Эслана. Мне неведомо, было то в видении или на самом деле, но Эслан велел королю возвращаться, сказав, что давно утраченный сын ждет его в Нарнии.
Юстейс и Джил помогали Златбегу готовить завтрак, а мокроступу велели лежать. К нему пригласили кентавра по имени Облород, известного врача, или, как сказал Златбег, «костоправа», чтобы тот осмотрел обожженные ступни.
— Э-хе-хе! — удовлетворенно вздохнул Зудень. — Боюсь, укоротят мне ноги по колени — ничего иного и ждать нечего. Вот увидите, — и остался в постели.
На завтрак была яичница-болтунья с поджаренными хлебцами, и Юстейс набросился на еду так, будто на ночном пиру не съел ни крошки.
— Вот что я вам скажу, сын Адама, — молвил фавн, с некоторым страхом наблюдая за тем, как Юстейс набивает рот. — Вероятно, не следует так уж поспешать. Полагаю, кентавры еще не завершили утренней трапезы.
— Значит, они тоже проспали? — спросил Юстейс, — Готов поспорить, сейчас уже часов десять.
— О, нет, — отвечал Златбег. — Они поднялись до зари.
— Ага, значит, завтрак был не готов, — сказал Юстейс.
— О нет, они приступили к трапезе, как только пробудились.
— Вот это да! — Юстейс даже перестал жевать. — Ничего себе завтрачек!
— Ах, сын Адама, разве вы не знаете? У кентавров два желудка — один человеческий, другой лошадиный. И оба, прошу прощения, нужно набить. Поэтому на первую перемену кентаврам подается овсянка, почки, бекон, омлет, холодная ветчина, хлебцы, мармелад, кофе и пиво. Вторая перемена у них лошадиная — час-другой они пасутся на травке. А на десерт у них пареные отруби, овес и мешок сахара. Вот почему пригласить кентавра в гости на день-два — весьма серьезное мероприятие. Уверяю вас, весьма серьезное.
В этот момент по камням загрохотали копыта, все оглянулись и увидели у входа двух кентавров, одного с черной бородой, ниспадающей на мощную грудь, другого — с золотистой. Пригнув головы, кентавры заглянули в пещеру. Тут наши герои притихли и быстренько покончили с завтраком. Ведь кентавров не назовешь благодушными существами. Они торжественны, величавы, преисполнены древней мудрости, полученной от звезд; они редко смеются, редко гневаются, но гнев их ужасен, как волна прибоя в бурю.
— До свидания, милый Зудень, — Джил подошла к постели лягвы-мокроступа. — Я была не права, считая тебя занудой.
— И я тоже, — сказал Юстейс. — Ты — лучший в мире друг.
— Надеюсь, мы еще встретимся, — добавила Джил.
— Боюсь, этому не бывать, — отвечал Зудень. — Боюсь, я никогда уже не увижу мой старый вигвам. И королевич, он, конечно, хороший малый, но не кажется ли вам, что здоровье у него никудышное? Столько лет провести под землей — ничего иного и ждать нечего. Выглядит — краше в гроб кладут.
— Ах ты, Зудень! — воскликнула Джил. — Ах ты, старый притвора! Вид постный, как на похоронах, а сам счастлив. Ты всегда говоришь «боюсь, боюсь», а на самом деле отважен, как Лев.
— Боюсь, насчет похорон… — начал было лягва, но Джил, услышав, как кентавры перебирают копытами, удивила его — обняла за тощую шею и поцеловала в грязно-серый лоб. Юстейс пожал перепончатую руку. Потом они выбежали из пещеры, а лягва-мокроступ, откинувшись на вересковое ложе, сказал сам себе: «Боюсь, об этом я и не мечтал. Далее при том, что я не то чтобы не красавец».
Ездить верхом на кентавре, вне всяких сомнений, великая честь (кроме Джил и Юстейса таковой чести, насколько известно, не удостаивался никто из живущих под небом), однако сидеть на нем очень неудобно. Никто, кому дорога жизнь, не рискнет седлать кентавра, а скакать без седла — не слишком приятное дело, особенно если вы, подобно Юстейсу, никогда не учились верховой езде. Кентавры были чрезвычайно осторожны, вежливы и добры, и покуда скакали по нарнианскому лесу, не поворачивая головы, рассказывали своим седокам о целебных свойствах трав и корней, о влиянии планет, о девяти именах Эслана и что каждое означает, и обо всем таком прочем. Хотя было и больно, и тряско, но многое дали бы наши герои, чтобы эта поездка повторилась: снова увидеть поляны и склоны, укрытые искрящимся свежим снегом, снова услышать от зайцев, белок и птиц пожелание доброго утра, снова вдохнуть воздух Нарнии и насладиться голосами нарнианских деревьев!