Хроники Нарнии — страница 29 из 160

Услышь Дигори о саде вечной юности всего несколько дней назад, он бы решил, что тетя Летти говорит «иносказательно», как то заведено у взрослых, и не обратил бы на ее слова ни малейшего внимания. Но сейчас его как озарило! Ведь ему известно наверняка, что существуют другие миры кроме нашего; он сам побывал в одном из таких миров. Значит, вполне возможно, что сад вечной юности — не выдумка, что туда можно попасть на самом деле. Может быть, в каком-нибудь мире и вправду найдется плод, который спасет его маму!..

Когда чего-то отчаянно хочется, когда начинаешь надеяться, что твое желание сбудется, самое главное — справиться с собственным неверием, с мыслью, что надежда слишком хороша, чтобы быть правдой. Ведь сколько уже раз обманывала! Именно так чувствовал себя Дигори. С другой стороны, надежда могла и сбыться. Вон сколько всего невероятного произошло за это утро! Вдобавок у него есть магические кольца. Если понадобится, он обшарит все миры, в какие только можно попасть из леса. И мама выздоровеет!

Поглощенный этими мыслями, мальчик совсем забыл о ведьме. Его рука, словно сама собой, скользнула к карману, где лежало желтое кольцо, и тут он услышал топот копыт.

«Это еще что такое? — подумал он. — Пожарная команда? А где пожар? Елки-палки, да скачут-то сюда! Это она!»

Думаю, вы догадались, кого он имел в виду.

На улицу, накренившись на один бок, влетел конный экипаж. Место возницы пустовало, а на крыше экипажа, удивительным образом сохраняя равновесие, стояла королева Джадис, Великий Ужас Парна. Зубы оскалены, глаза мечут молнии, длинные волосы развеваются на ветру, точно хвост кометы, в руке хлыст, которым она безжалостно хлещет лошадь. Животное широко раздувало ноздри, его бока были в пене; во весь опор подскакав к крыльцу и едва увернувшись от фонарного столба, лошадь встала на дыбы. Экипаж врезался в столб и развалился. Но королева при этом ничуть не пострадала — она ухитрилась в нужный момент ловко перепрыгнуть с крыши экипажа на спину животному. Припала к гриве, принялась что-то нашептывать на ухо лошадке; та ничуть не успокоилась, наоборот, разъярилась пуще прежнего, заржала, словно закричала от боли, и снова встала на дыбы. Она била копытами, норовила укусить наездницу и даже сбросить наземь; но королева сидела как влитая.

Не успел Дигори опомниться, как на улицу влетел второй экипаж, из которого выскочили какой-то толстяк — и полисмен! Затем появился третий экипаж, сразу с двумя полисменами; за этим экипажем прикатили человек двадцать на велосипедах, в основном мальчишки-посыльные. Улица огласилась треньканьем велосипедных звонков и восторженными воплями. Наконец прибежали те, кому пришлось проделать путь, как говорится, на своих двоих: разгоряченная толпа собралась у крыльца дома Кеттерли. В соседских домах пораскрывались окна, из дверей высыпали слуги и служанки. Всем не терпелось увидеть то, что должно было произойти.

Между тем из обломков первого экипажа выбрался пожилой джентльмен. Несколько человек поспешили ему помочь; впрочем, все они тянули в разные стороны, так что в конце концов джентльмен оттолкнул их и попытался встать сам. Лица джентльмена Дигори не видел, но решил, что это не кто иной, как дядя Эндрю — в изрядно помятом цилиндре, надвинутом почти по самую шею.

Мальчик выскочил на улицу и присоединился к толпе зевак.

— Та самая женщина, констебль, та самая! — заходился в крике толстяк, тыкая пальцем в Джадис. — Хватайте ее! Арестуйте! Она меня ограбила, почитай что по миру пустила. Вон мое ожерелье у нее на шее. Смотрите, какой синяк она мне поставила!

— Точно, поставила, — подтвердили из толпы. — Классный синячище, приятель. Ну и здорова тетка!

— Приложите сырое мясо, мистер, — посоветовал мальчишка из мясной лавки. — Мигом пройдет.

— Ну-ка тихо! — прикрикнул старший из полисменов, — Что здесь происходит?

— Я же говорю… — начал было толстяк, но тут кто-то закричал:

— Старика не упустите! Он с ней заодно, я видел!

Пожилой джентльмен — это и вправду был дядя Эндрю — кое-как поднялся на ноги и теперь потирал ушибленные места.

— Итак, сэр, — спросил полисмен, поворачиваясь к нему, — что все это означает?

— Гарумпф… хрумпф… штумпф… — пробормотал дядя Эндрю из-под цилиндра.

— А ну, прекратите! — прикрикнул на него констебль, — Будет шутки шутить. Вылезайте из шляпы.

Сказать это было гораздо легче, чем сделать. Как ни старался дядя Эндрю, у него ничего не выходило. Тогда двое полицейских ухватились за поля и рывком стащили цилиндр с его головы.

— Спасибо, большое спасибо, — тихо проговорил дядя Эндрю. — Премного вам благодарен. Ну и денек, господи ты боже мой! Может, кто-нибудь плеснет мне бренди?..

— Минуточку, сэр, — перебил старший констебль, доставая внушительных размеров блокнот и крохотный карандаш. — Эта молодая особа находится на вашем попечении?

— Берегись! — крикнули сразу несколько голосов. Констебль отшатнулся — как нельзя более вовремя. Промедли он долю секунды, и копыто угодило бы точно ему в висок. Джадис поворотила лошадь мордой к толпе (задними копытами на тротуар) и длинным сверкающим ножом принялась резать постромки, чтобы освободить животное от упряжи.

Тем временем Дигори пытался подобраться поближе к ведьме. С ближней стороны путь перекрывала густая толпа. А чтобы подкрасться с дальней стороны, пришлось бы прошмыгнуть по узенькому пространству между конскими копытами и оградой дома Кеттерли. Если вы понимаете толк в лошадях (и если бы вы видели, в каком состоянии находилось несчастное животное), вам бы сразу стало ясно — дело табак. Дигори разбирался в лошадях, но все же он стиснул зубы и приготовился. Оставалось улучить момент.

Сквозь толпу протолкался краснолицый молодчик в шляпе-котелке.

— Эй, констебль, — сказал он, — это ведь моя коняга, на которой та девка расселась, и кэб тоже мой… был мой, щепки мне и даром не нужны.

— По одному, пожалуйста, по одному, — отвечал полисмен.

— Да погоди, констебль, — принялся втолковывать кэбмен. — Я ж говорю, это моя коняга. Уж я-то свою животину завсегда отличу. Лошадка что надо, первый сорт! Папаша ейный в кавалерии служил, под офицером ходил. Коль девица эта ее и дале шпынять будет, она совсем загнется. Пусти-ка меня, я сам разберусь.

Полисмен посторонился, явно обрадовавшись случаю убраться подальше от копыт.

— Эй, барышня, — добродушно позвал кэбмен, — вы уж не ерзайте так, ладно? Я ее за морду схвачу, а вы слазьте да ступайте домой. Чайку попьете, соснете часок-другой, глядишь, и полегчает вам. Видать, вы из благородных, не пристало этим грубиянам над вами потешаться.

Он протянул руку к лошадиной морде.

— Тпру, Ягодка! Тише, старушка, тише…

И тут королева подала голос.

— Пес! — воскликнула она ледяным тоном, легко перекрыв гомон толпы, — Убери свои грязные лапы от нашего коня! Перед тобой императрица Джадис!

Глава 8Битва у фонарного столба

— Да ну! — крикнул кто-то из толпы. — Неужто сама императрица? Ура императрице заднего двора! Ура!

Ведьма зарделась и величественно наклонила голову, но в следующее мгновение поняла, что над нею просто-напросто насмехаются. Ее лицо исказилось, она переложила нож в левую руку. А дальше произошло нечто совершенно ужасное: ведьма вытянула правую руку и без малейшего усилия, словно в том не было решительно ничего особенного, одним движением оторвала от фонарного столба железную поперечину. Быть может, она и утратила отчасти свою чародейскую силу, зато сил физических у нее, вне сомнения, оставалось предостаточно. Во всяком случае, брусок она отломила с такой легкостью, словно то было не железо, а кусок сахара. Ведьма подбросила брусок в воздух, поймала, взмахнула им над головой и направила лошадь на зевак.

«Пора!» — подумал Дигори и бросился вперед. Ему удалось целым и невредимым прошмыгнуть между забором и конскими копытами; теперь нужно было изловчиться и ухватить ведьму за пятку. Вдруг раздался глухой стук: это ведьма опустила железный брусок на голову старшему констеблю, и тот свалился как подкошенный.

— Быстрее, Дигори! Ее надо остановить, — проговорил кто-то у мальчика за спиной. Дигори обернулся и увидел Полли, которая выбежала на улицу, едва ей разрешили встать с постели.

— А я что делаю? Хватайся за меня. Кольца при тебе? Желтое, смотри не перепутай. И не надевай, пока я не крикну.

Между тем ведьма повергла наземь второго полисмена. Толпа сердито заворчала, послышались крики: «Стащите ее с коня! Камнем ее, камнем! Солдат надо вызвать!» Впрочем, продолжая шуметь, зеваки расступались и пятились, чтобы не подвернуться под тяжелую руку ведьмы. Скоро перед Джадис остался только кэбмен, самый храбрый (и самый добросердечный) из собравшихся; уворачиваясь от бруска, он по-прежнему норовил подобраться поближе к коню.

Толпа заревела, над головой Дигори просвистел камень. Внезапно над улицей раскатился голос ведьмы, подобный колокольному звону; и звучал он почти радостно:

— Чернь! Когда я завладею вашим миром, вы у меня за все заплатите! От вашего города и камня на камне не останется! Он станет таким, как Чарн! Как Фелинда, как Сорлуа, как Брамандин!

Дигори наконец удалось подобраться вплотную, и он схватил ведьму за лодыжку. Джадис съездила ему каблуком по зубам. От боли Дигори отпустил ее ногу. У него кровоточила губа, да и на языке ощущался привкус крови. Где-то неподалеку верещал дядя Эндрю: «Мадам!.. Моя дорогая юная леди!.. Ради всего святого!.. Успокойтесь!..» Дигори снова попытался схватить Джадис — и снова его отпихнули. Ведьма наносила поперечиной удары направо и налево, люди падали на мостовую. Дигори вцепился в ее ногу что было сил и крикнул Полли: «Давай!». В следующий миг…

Хвала небесам! Разъяренные лица исчезли, смолкли яростные вопли. Правда, где-то совсем рядом продолжал причитать дядя Эндрю:

— О боже мой! Неужели я брежу? Или умер? Это нечестно! Я не хотел быть чародеем. Это недоразумение. Моя крестная… я тут ни при чем… старый больной человек… старинный род…