— Нагнись, парень, — посоветовал Даффл, но предупреждение запоздало: Шаста уже успел стукнуться лбом о низенькую притолоку. — Присаживайся. Стол низковат, уж не обессудь, зато стулья ему впору. Так, что у нас тут? Ага, овсянка и кувшинчик со сливками. На, держи ложку.
К тому времени как Шаста справился с овсянкой, братья Даффла — их звали Рогин и Бриклтам — выставили на стол прочее угощение: сковородку с яичницей, дымящийся кофейник, кувшин с парным молоком и жареные хлебцы.
Все это Шаста пробовал впервые в жизни. В Калормене он привык совсем к другой еде. Даже хлебцы были ему в диковинку, что уж говорить о сливочном масле! (В Калормене принято не намазывать хлеб, а поливать его маслом растительным.) Да и сам дом разительно отличался от калорменских строений — и от сумрачной, грязной, пропахшей рыбой хижины Аршиша, и от многоколонных, убранных драгоценными коврами дворцов Ташбаана. Потолок нависал так низко, что можно было достать рукой; кругом сплошное дерево, ни единого камушка; на стене часы с какой-то птицей в окошечке, на столе скатерть в красно-белых клетках, на окнах с толстыми стеклами — белые занавеси. Разумеется, гномы строили дом, что называется, под себя, и вся посуда и ножи с вилками у них тоже были гномьи, то бишь куда меньше привычных. Да и порции оказались скудноваты; впрочем, добавлять можно было сколько угодно, так что Шаста голодным не остался. Гномы от него не отставали — уплетали так, что трещало за ушами, и переклинивались через стол: «Подай-ка маслица, братец!» — «Плесни кофейку-то, плесни!» — «А грибки замечательные, сами в рот просятся». — «Может, еще яиц поджарить,?» Наконец с завтраком было покончено, и разгорелся спор насчет того, кому мыть посуду. После долгих препирательств определили, что моет Рогин. Даффл с Бриклтамом вывели Шасту наружу и усадили на скамейку у стены дома; все вытянули ноги, дружно вздохнули, а потом гномы разожгли свои трубки. Солнце припекало, роса давно высохла; когда бы не легкий ветерок, уже было бы жарко.
— Что ж, чужестранец, — проговорил Даффл. — Позволь поведать тебе о том, что ты видишь. Пред тобою южная Нарния, наша родина, наша гордость. По левую руку, вон за теми холмами, виден Западный кряж, а тот круглый холм справа зовется Каменным Столом. За ним…
Он умолк, прерванный самым неподобающим образом: Шаста, утомленный ночными скитаниями и осоловевший после столь сытного завтрака, крепко заснул и даже захрапел. Гномы ничуть не обиделись;, наоборот, они принялись размахивать руками, показывая друг другу — пускай, мол, поспит малец — и так оживленно махали и перешептывались, так долго вставали и на цыпочках уходили прочь, что наверняка разбудили бы его, будь он не таким усталым.
Шаста проспал почти весь день и пробудился только к ужину. После ужина стали укладываться спать. Кровати для мальчика в доме не нашлось — все оказались слишком маленькими, — и ему постелили на полу. Он лег на мягкий вереск и мгновенно провалился в сон и спал, не шелохнувшись и без всяких сновидений, до самого утра.
Поутру же подали не менее обильный, чем накануне, завтрак. Едва успели откушать, как снаружи донесся пронзительный, призывный звук.
— Труба! — вскричали гномы, вскакивая из-за стола. Шаста последовал за ними.
Звук повторился — радостный, отчетливый, звонкий, не похожий ни на пригибающее к земле пение ташбаанских рогов, ни на веселую трель охотничьего рожка, что недавно привела Шасту к королю Луну. Этот звук доносился с востока. Вскоре послышался цокот копыт, а немного спустя из леса показался конный отряд.
Впереди ехал на гнедом коне рыцарь со стягом Нарнии в руках — алый Лев на зеленом поле. Шаста с первого взгляда узнал в рыцаре того самого Перидана, с которым волей случая виделся в Ташбаане. За Периданом ехали в ряд трое: король Эдмунд и девушка в шлеме и кольчуге — на статных боевых конях, принц Корин, которого Шаста тоже сразу узнал, — на пони. «Королева Люси», — прошептал Даффл, указывая на всадницу. Из-под шлема королевы выбивались золотистые пряди, за плечом виднелся лук, а к луке седла был приторочен колчан, полный стрел. Следом двигалась армия: люди верхом на лошадях обычных и на лошадях говорящих (когда случалось что-либо важное, например, начиналась война, даже говорящие лошади соглашались, чтобы на них ездили), суровые кентавры, матерые медведи, огромные говорящие псы; замыкали строй шестеро великанов. Признаться, Шаста изрядно струхнул: он, конечно, знал, что великаны с ним заодно, но уж очень непривычно — и страшно — было за ними наблюдать.
Король с королевой подъехали к дому. Гномы принялись кланяться до земли.
— Друзья! — воскликнул король Эдмунд, оборачиваясь к своему войску, — Время отдохнуть и подкрепиться!
Войско остановилось. Люди спрыгивали наземь, развязывали торбы, кормили животных и ели сами, переговариваясь о том, о сем.
— Ура! — крикнул Корин, подбегая к Шасте и хватая того за руки, — Ты тоже здесь? Добрался, значит? Молодец! Ну, теперь пойдет веселье! Знаешь, до сих пор не верится. Мы вошли в гавань вчера утром, и нас встретил Чевви, олень, и рассказал, что калорменцы осадили Анвард. Как по-твоему…
— С кем это беседует ваше высочество? — осведомился король Эдмунд, спешившись.
— Вы только посмотрите, государь! — Корин подтолкнул Шасту вперед. — Это же мой двойник! Тот самый, с кем меня перепутали в Ташбаане!
— Вы и вправду похожи как две капли воды, — изумилась королева Люси. — Глазам своим не верю.
— Ваше величество, — пролепетал Шаста, кланяясь Эдмунду, — я не предатель, честное слово. Просто так получилось… ну, что меня за Корина приняли… Я никому ничего не сказал, правда!
— Знаю, мальчуган, — Эдмунд положил свою королевскую длань на плечо Шасте. — Но в следующий раз старайся не подслушивать, если не хочешь, чтобы тебя сочли лазутчиком.
С этими словами он удалился, а Шаста очутился вдруг в самой гуще толпы. Его толкали, пихали, вертели в разные стороны, и он быстро потерял из вида и Эдмунда, и королеву Люси, и даже Корина. Впрочем, Корин был из тех, кто надолго не пропадает; вскоре Шаста услыхал голос Эдмунда — король отчитывал Корина.
— Клянусь гривой Великого Льва, принц, это уже чересчур! Да образумьтесь вы наконец, ваше высочество! С вами хлопот больше, чем с целой армией! Гнездо разъяренных шершней и то спокойнее!
Шаста протолкался сквозь толпу. Корин, потупив взор, стоял перед разгневанным Эдмундом; поблизости сидел на траве незнакомый гном с гримасой боли на лице. Возле него суетились два фавна, помогая гному снять доспехи.
— Будь мой целебный настой при мне, — сказала королева Люси, — я бы мигом исцелила твое увечье. Но я не взяла его с собой, ибо наш венценосный брат верховный король рек, что настой сей предназначен для особых случаев.
А случилось вот что. Едва Корин отвернулся от Шасты, как его дернул за локоть гном по имени Торнбат.
— Что стряслось, Торнбат? — спросил принц.
— Ваше королевское высочество, — ответил гном, увлекая Корина в сторонку, — наш путь ведет через перевал, к замку вашего венценосного отца. Еще до ночи мы можем вступить в бой.
— Здорово! — вскричал Корин. — Эх, скорей бы!
— Не знаю, здорово или нет, — отвечал гном, — но король Эдмунд строго-настрого наказал мне проследить, чтоб вы в сражение не ввязывались. Достанет и того, что вам, в ваши-то годы, позволят увидеть настоящий бой своими глазами.
— Что за чушь? — воскликнул Корин. — Как это не ввязывался? Чем я хуже королевы Люси? А она будет драться!
— Их королевскому величеству я не указ, — сказал гном. — А вот вы, ваше высочество, должны меня слушаться. В общем, так. Либо вы поклянетесь честью держаться позади меня — не рядом, а позади, — пока я не позволю вам сдвинуться с места, либо — это слова его величества — нас с вами привяжут друг к другу, точно пленников.
— Только попробуй остановить меня! — крикнул Корин. — Я тебя так вздую, что мало не покажется!
— На месте вашего высочества я бы поостерегся, — предупредил гном.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы вспыльчивый Корин кинулся в драку. Они с гномом принялись тузить друг друга. Силы были приблизительно равны: принц был тяжелее и превосходил гнома длиной рук, зато гном был старше и крепче. Но доказать свою правоту кулаками не удалось никому (еще бы — сцепиться на склоне холма!): Торнбат невзначай наступил на шаткий камень, потерял равновесие и рухнул лицом вниз, а когда попытался встать — выяснил, что растянул лодыжку. Теперь по меньшей мере две недели он не мог ни ходить, ни даже ездить верхом.
— Посмотрите, ваше высочество, что вы наделали! — укорил принца Эдмунд, — Накануне битвы лишили нас испытанного воина!
— Я встану вместо него, государь! — заявил Корин.
Король невесело усмехнулся:
— Ваша храбрость, принц, известна всем. Но мальчик в настоящем бою куда опаснее для друзей, чем для врагов.
С этими словами он повернулся и ушел. Корин искренне извинился перед гномом, потом подбежал к Шасте и прошептал на ухо:
— Живее! У нас появился лишний пони и лишний доспех. Да пошевеливайся ты!
— Какой доспех? — не понял Шаста. — Какой пони?
— На котором ты поскачешь в бой! Разве ты не хочешь сразиться в настоящей битве?
— А… Хочу, конечно, — разумеется, Шаста лукавил. Ни о чем подобном он до сих пор даже не задумывался. Мальчик зябко поежился.
— Отлично, — Корин помог Шасте надеть латы. — Через голову, вот так. Теперь перевязь, вместе с мечом. Будем держаться в хвосте, пока заварушка не начнется. А там уже не до нас станет.
Глава 13Битва при Анварде
Около одиннадцати войско вновь выступило в поход. Двигались на запад, оставляя горы по левую руку. Корин с Шастой, как и договаривались, держались позади, сразу за великанами. Принца никто не разыскивал — не до того было; Эдмунд, Люси и Перидан готовились к сражению. Королева Люси, правда, обмолвилась мимоходом, что не мешало бы узнать, как там «его неугомонное высочество». Но Эдмунд только отмахнулся: мол, главное, что не впереди, а остальное все ерунда.