Падая с коня, Шаста успел подумать, что его наверняка затопчут. Но кони даже в пылу сражения крайне редко наступают на людей. Минуло десять ужасных минут или около того, и Шаста понял, что поблизости от него уже нет грозящих неминуемой смертью копыт и что шум, который он слышит, вовсе не похож на шум битвы. Мальчик осторожно сел и огляделся. Пускай он был несведущ в ратном деле, однако ему хватило одного взгляда, чтобы сообразить — Нарния и Арченланд победили! Уцелевшие калорменцы сдались в плен, ворота Анварда были открыты, король Лун пожимал руку королю Эдмунду, стоя на таране. Вокруг державных правителей толпились рыцари. Они весело о чем-то переговаривались, а потом вдруг разразились дружным хохотом.
Шаста кое-как поднялся и, с трудом переставляя ноги, заковылял к воротам. Глазам его предстало удивительное зрелище. На стене у ворот висел принц Рабадаш. Он судорожно дергал ногами, не достававшими до земли. Кольчуга задралась и, похоже, изрядно жала ему под мышками, закрывая, вдобавок, половину лица. Он выглядел так, как будет выглядеть любой мужчина, попытавшись надеть через голову рубашку меньшего, чем ему годится, размера. Впоследствии выяснилось (уж будьте уверены — молва об этом событии разошлась по всем городам и весям), что в самом начале битвы один из великанов попытался проткнуть Рабадаша своим шипастым сапогом. У него ничего не вышло — точнее, почти ничего: Рабадаш уцелел, но шипы порвали кольчугу, словно то была обыкновенная холщовая рубаха. И с Эдмундом в воротах Анварда Рабадаш сражался в рваной на спине кольчуге. Когда Эдмунд прижал его к стене, он вскочил на близлежащий камень и стал осыпать противника ударами сверху. Впрочем, ему самому пришлось несладко — ведь его голова возвышалась над головами всех прочих, и не удивительно, что нарнианские лучники именно ее избрали своею целью. Рабадаш решил спрыгнуть на землю. Он намеревался соскочить с громким, устрашающим криком: «Молния Таша летит с небес!» Однако прямо перед ним сеча была столь жаркой, что он вынужден был прыгнуть вбок — и аккуратнейшим образом зацепился этой своей дыркой на спине за вбитый в стену крюк! (Столетия назад такие крюки вбивали в стены, чтобы привязывать к ним лошадей.) Иными словами, Рабадаш повис на этом крюке, словно мокрая простыня, которую вывесили сушиться, и теперь все над ним потешались.
— Дай мне спуститься, Эдмунд! — рычал Рабадаш. — Дай мне спуститься и сразись со мной, как подобает мужчине и королю! А если ты трус, убей меня прямо так.
— С превеликой охотой! — отозвался Эдмунд, обнажая меч, но тут вмешался король Лун.
— С позволения вашего величества, — проговорил он, удерживая руку Эдмунда. — Позвольте мне, — и повернулся к Рабадашу: — Ваше королевское высочество, огласи вы свой вызов неделю назад, я бы ответил вам, что во владениях короля Эдмунда не найдется никого, от самого короля до крошечной говорящей мыши, кто бы отказался этот вызов принять. Но, напав на Анвард без объявления войны, вы тем самым явили свою истинную сущность. Вы не рыцарь, вы трус и подлец, недостойный скрестить меч с человеком чести. Эх, выпороть бы вас, ваше высочество, как последнего мерзавца… Снимите его, свяжите и отведите в замок; пускай ждет, пока мы изъявим свою королевскую волю.
Крепкие руки отняли у Рабадаша меч, сняли принца с крюка и связали его высочество. Сопровождаемый королевскими дружинниками, он скрылся под сводами замка, изрыгая проклятия и не скрывая слез отчаяния. Рабадашу были не страшны даже пытки, но оказаться всеобщим посмешищем — этого он вынести не мог. В Ташбаане никто не смел над ним смеяться.
В этот миг Корин увидел Шасту, подбежал к нему, схватил за руку и почти поволок к своему отцу королю Луну.
— Вот он, отец, вот он! — воскликнул принц.
— Ах, вот ты где! — сурово молвил король. — Вижу я, что пренебрег ты велением мудрым и испытал отвагу свою на поле брани, сердце отцовское не жалея. Экий негодник, право слово! Да в твои годы пристало палкой лопухи сшибать, а не мечом махать! — Впрочем, все, и Корин в том числе, догадывались, что на самом деле король гордится своим сыном.
— Пощадите его, государь, — сказал Даррин. — Его королевское высочество унаследовал ваш горячий нрав. Сдается мне, ваше величество изрядно бы опечалились, когда бы пришлось вам ругать его не за безрассудную отвагу, а за нечто противоположное…
— Хорошо, хорошо, — проворчал король. — Оставим это, Даррин. А теперь…
То, что случилось потом, изумило Шасту, как не изумляло до сих пор никакое другое событие его жизни. Король Лун по-медвежьи облапил мальчика и расцеловал в обе щеки.
— Иди сюда, — сказал он, маня Корина. — Встаньте рядом, ребятки. Головы поднимите, чтобы все вас хорошенько разглядели. Ну что, господа? Есть у кого-нибудь сомнения?
Шаста никак не мог понять, с чего вдруг все так развеселились.
Глава 14Как Брипреподали урок
Теперь мы должны вернуться к Аравис и лошадям. Отшельник, по-прежнему глядевший в пруд, поведал им, что Шаста уцелел и его даже не ранили, а еще о том, как тепло встретил мальчика король Лун. Но в пруду можно было только наблюдать за происходящим, слышать вы все равно ничего не слышали, и потому, когда битва завершилась и начались всякие разговоры, глядеть в пруд стало бессмысленно: гляди, не гляди ничего не вызнаешь.
На следующее утро стали судить и рядить, как быть дальше.
— С меня хватит, — твердо сказала Хвин. — Отшельник такой добрый, большое ему спасибо, что он нас приютил, но я уже просто не могу есть с утра до вечера! Так и разжиреть недолго! Скачем в Нарнию!
— Только не сегодня, мадам, — возразил Бри, — К чему спешить? Погодим денек-другой, а уж там и решать будем…
— Сперва попрощаемся с Шастой, — промолвила Аравис. — Попрощаемся и… извинимся перед ним.
— Вот именно! — вскричал Бри. — Таркина, ты читаешь мои мысли!
— Ну, конечно, — согласилась Хвин. — Он ведь в Анварде, верно? Это нам по дороге. Мы заглянем в Анвард и повидаем Шасту. Кстати сказать, а не собраться ли нам в дорогу прямо сейчас? Я думала, мы все стремимся в Нарнию…
— Угу, — пробормотала Аравис, которая вдруг почувствовала себя одинокой: что она будет делать в этой чужой стране, среди чужих людей… и животных?
— Хорошо, хорошо, — пошел на попятную Бри, — Никто же не говорит, что мы останемся тут навсегда. Просто не нужно торопить события. Понимаете, мадам, к чему я клоню?
— Не понимаю, — призналась Хвин. — Почему вы нас отговариваете?
— Ммм, — протянул Бри. — Мадам, ну как вы не поймете? Это же не просто так… возвращение домой… появление в обществе… в избранном обществе… надо произвести надлежащее впечатление… Ну, в общем…
Хвин расхохоталась.
— И как я сразу не догадалась! — воскликнула она. — Все дело в хвосте, правильно? Вы хотите дождаться, пока у вас отрастет хвост! А может, в Нарнии у всех лошадей хвосты короткие, откуда нам знать? Друг мой, вы тщеславны, как та ташбаанская таркина!
— Глупый ты, глупый, Бри, — хмыкнула Аравис.
— Ничего подобного, таркина, клянусь гривой Великого Льва! — возмутился Бри, — Просто я привык уважать себя… и других лошадей, только и всего!
Аравис решила сменить тему: длина конского хвоста ее нисколько не интересовала.
— Бри, я давно хотела тебя кое о чем спросить. Ты клянешься то каким-то великим львом, то его гривой. Что это за странные клятвы? Мне казалось, ты львов терпеть не можешь.
— Так и есть, — отозвался Бри. — Но Великий Лев — совсем другое дело. Это Эслан, освободитель Нарнии; он прогнал Бледную Ведьмарку и победил Долгую Зиму. Все нарнианцы клянутся его именем.
— Но ведь он Лев?
— Нет! — воскликнул Бри, словно потрясенный этаким святотатством. — Ни в коем случае!
— А в Ташбаане думают иначе, — заметила Аравис. — И потом, если он не Лев, почему ты называешь его львом?
— Прости меня, таркина, но ты еще слишком молода, чтобы это понять, — важно молвил Бри, — К тому же я покинул Нарнию жеребенком, так что и сам разобраться как следует не успел.
(Во время этой беседы Бри стоял спиной к калитке в живой изгороди. Глаза его были полуприкрыты, будто он говорил и одновременно размышлял о чем-то необыкновенно важном, и потому он не заметил, как изменилось вдруг лицо Ара-вис и как попятилась Хвин. Им было чему изумиться и чего испугаться: на дворе откуда ни возьмись появился громадный Лев, и был этот Лев больше, прекраснее и страшнее всех львов на свете. Одним прыжком зверь перескочил через изгородь и двинулся к ним, беззвучно ступая по траве. Его шкура отливала золотом. Аравис и Хвин замерли, не в силах пошевелиться.)
— Сомневаться не приходится, — вещал между тем Бри, — Эслана называют львом потому, что он силен, как Лев, и свиреп, как Лев — с врагами Нарнии. Вот так-то, таркина. Даже ты, в твоем возрасте, должна понимать, что просто нелепо думать, будто Эслан и вправду Лев. Какое неуважение! Какая непочтительность! Да будь он львом, он был бы ничем не лучше нас! Ха! — конь фыркнул. — Будь он львом, у него были бы четыре лапы, хвост и усы… Аааа! Помогите! Спасите!
В тот самый миг, когда Бри упомянул об усах, Лев своим усом пощекотал коня за ухом. Бри подскочил, шарахнулся в сторону и отважился повернуться, только очутившись у дальней калитки; пожалуй, будь изгородь пониже, он бы с испуга наверняка ее перепрыгнул.
Аравис и Хвин дружно попятились. А затем Хвин тихонько заржала и, вся дрожа, пошла навстречу льву.
— Пожалуйста, — проговорила она, подойдя к зверю вплотную. — Ты такой красивый! Съешь меня, если хочешь. Для тебя я готова на все.
— Милая дочь моя, — с этими словами Лев осторожно прикоснулся губами к носу Хвин, — я ждал тебя и верил, что ты поспешишь ко мне. Возрадуйся же! — Он вскинул голову и возвысил голос: — Бри, гордый и напуганный конь, подойди ко мне! Ближе, сын мой, ближе. Отринь свой страх. Коснись меня. Принюхайся. Вот мои лапы, вот мой хвост, а вот и усы. Я — такой же, как все.
— Эслан, — выдавил Бри. — Какой же я дурак!