не день и не два, и при свете солнца, и во мраке ночи, однако вылазки эти не причиняли врагу особого ущерба.
А потом наступила ночь, когда все вообще пошло из рук вон плохо. Дождь, хлеставший весь день напролет, обернулся ночными заморозками. Утром же Каспиан предполагал ударить по врагу всеми наличными силами. Сам он вместе с гномами должен был напасть на рассвете на правое крыло Миразовой армии; а когда завяжется сражение, великан Ветродуй с кентаврами и хищниками выскочит из засады и отрежет правое крыло Мираза от остального войска. Однако план провалился. Никто не предупредил Каспиана (по правде сказать, никто этого не помнил и помнить не мог), что великаны не отличаются сообразительностью. Бедняга Ветродуй был настоящим великаном — храбрым как Лев и изрядно туповатым. Он выбрался из засады в неурочный час и ударил вовсе не туда, куда ему говорили, и в итоге отряды Каспиана понесли большие потери, а враг почти не пострадал. И самый доблестный из Пузатых медведей, и один из кентавров были почти при смерти, а ран не избежал никто.
Отступив, укрылись в лесу и расселись в молчании за скудной едой. Мрачнее других, разумеется, был Ветродуй. Он сидел и горько плакал, и огромные слезы падали на горстку мышей, пригревшихся у его ног. Мыши, естественно, повскакивали, принялись отряхиваться, размахивать клинками и грозить великану страшными карами, если он не прекратит немедленно это безобразие. Тут пробудились и другие и принялись совестить мышей: дескать, вас брали в разведчики, а вовсе не в певцы, так что давайте-ка, братцы, уймитесь. А пристыженный Ветродуй на цыпочках ушел в глубь леса — искать укромное местечко, где никто не помешает выплакаться; по дороге он наступил на чей-то хвост, и кто-то (как говорили потом, лиса) его укусил. Короче говоря, отдохнуть не удалось никому.
А в тайной пещере в самом сердце кургана королевич Каспиан держал совет с доктором Корнелиусом, Землероем, Трампкином и Никабриком. Свод пещеры поддерживали толстые колонны, изваянные древними мастерами. Посреди пещеры стоял магический камень — точнее, каменный стол, расщепленный точно посередине. По камню бежала какая-то надпись. За несчетные годы, которые этот стол простоял под небом, открытый ветру и непогоде, надпись почти стерлась. Участники совета старались не подходить слишком близко к столу: от него до сих пор исходила некая магия, а потому он внушал трепет. Сидели на бревнах у грубого, наспех сколоченного деревянного стола, на котором стояла глиняная лампада. В углах пещеры залегли глубокие тени.
— Пора воспользоваться рогом, ваше величество, — сказал Землерой (Каспиан поведал друзьям об обретенном сокровище). — Думаю, помощь не замедлит прийти.
— Мы в отчаянном положении, — согласился Каспиан. — Но как узнать, насколько оно отчаянное? А вдруг завтра станет и того хуже? Что тогда?
— Все бы вам рассуждать, — проворчал Никабрик. — Дорассуждаетесь, слишком поздно будет.
Гном прав, — сказал доктор Корнелиус.
— А ты что молчишь, Трампкин? — спросил Каспиан у рыжего гнома, который слушал разговор с совершенно безразличным видом.
— Вашему величеству прекрасно известно, что я думаю. А для остальных повторю: по-моему, и этот рог, и вон та каменюка, и король Питер, и Эслан ваш — все это пустая болтовня, бабушкины сказки. Трубите, ваше величество, коли вам приспичило, только никому не рассказывайте. Не надо обманывать тех, кто вам доверяет. А вы их непременно обманете, ибо проку от вашего рога — ну никакого!
— Что ж… Во имя Эслана! Я протрублю в рог королевы Сьюзен! — вскричал Каспиан.
— Не спешите, государь, — сказал Корнелиус, — Прежде вам следует сделать кое-что другое. Мы не знаем, что за помощь к нам придет. Вполне возможно, рог призовет Эслана из-за моря. Но мне сдается, что скорее всего он приведет к нам верховного короля Питера и его сподвижников из славного прошлого. Но вряд ли можно ожидать, что они — кто бы то ни был — появятся именно здесь…
— Первые разумные слова, — пробурчал Трампкин.
— Думаю, — продолжал доктор, — наша помощь явится в каком-либо из Древнейших Мест. Мы с вами находимся в самом древнем из них и в самом что ни на есть волшебном, но существуют также два других. Первое — Фонарный Угол; это вверх по реке, к западу от Бобриной Плотины, там дети-короли впервые появились в Нарнии, как гласит легенда. Второе — в устье реки, где когда-то стоял замок Кэйр-Паравел. И если даже к нам на выручку придет сам Эслан, вероятнее всего встретить его именно там, ибо в преданиях говорится, что он — сын заморского императора и должен прийти из-за моря. Я предлагаю послать дозорных и вниз, и вверх по течению, и в Фонарный Угол, и к устью, чтобы было кому встретить нашу подмогу.
— Так я и думал, — буркнул Трампкин. — Мало нам хлопот, еще и двух воинов потеряем.
— Кого же нам послать, доктор Корнелиус? — спросил Каспиан.
— По вражеской территории сподручнее всего пробираться белке, — проговорил Землерой.
— Все наши белки — а у нас их не так уж много, — отозвался Никабрик, — существа легкомысленные. Единственная, кому я доверяю, — Балаболка.
— Пускай будет Балаболка, — решил Каспиан. — А второй посланец? Я бы предложил Землероя, но он не то чтобы скор на ногу. И вы тоже, доктор Корнелиус.
— Я не пойду, — заявил Никабрик. — Люди и звери тут кишмя кишат, а значит, при короле нужен гном, чтобы гномов никто обидеть не посмел.
— Иголки да колючки! — в ярости вскричал Трампкин. — Да как ты смеешь обвинять короля?! Пошлите меня, государь!
— Тебя? — удивился Каспиан. — Ты же не веришь в силу рога, Трампкин.
— Не верю, ваше величество, — согласился рыжий гном. — Но разве это важно? Какая разница, где погибать? Вы — мой король. Мое дело — советовать, ваше — повелевать. Совет вы слышали, теперь приказывайте.
— Ты настоящий друг, Трампкин, — Каспиан повернулся к Корнелиусу. — Пошлите за Балаболкой. Доктор, когда я должен протрубить в рог?
— Я бы подождал рассвета, ваше величество, — откликнулся Корнелиус. — Белая магия действеннее, когда ее творят при свете дня.
Несколько минут спустя прибежала Балаболка. Ей подробно объяснили, что нужно сделать, и она пообещала все в точности исполнить. Чувствовалось, что ей не терпится отправиться в путь (подобно многим другим белкам, Балаболка отличалась неуемным любопытством и всегда была готова к приключениям). Торопливо перекусив перед дорогой, попрощались с Каспианом, барсуком и Корнелиусом и двинулись каждый в свою сторону: белка умчалась на северо-запад, в направлении Фонарного Угла, а угрюмый Трампкин, бурча под нос, зашагал вниз по течению реки.
Глава 8Расставание с островом
— И вот, — закончил Трампкин (именно он, как вы уже наверняка догадались, и был тем самым гномом, которого ребята спасли от неминуемой смерти), — я сунул в карман пару галет, из оружия прихватил с собой только кинжал и рано поутру двинулся к лесу. За спиной осталось уже немало миль, когда я услыхал звук, подобного которому в жизни не слышал. Провалиться мне на этом месте! Он словно заполнял псе вокруг — громкий, точно раскат грома, и нескончаемо протяженный, а еще отчетливый и сладостный, как музыка, плывущая над водой. И от него содрогнулись деревья! Я сказал себе: «Если это не рог, значит, я — кролик». А потом подивился, почему в рог не протрубили раньше…
— Когда это было? — перебил Эдмунд.
— Часов в девять — или в десять. В общем, где-то между.
— Мы сидели на станции! — воскликнули хором ребята и, не сговариваясь, подмигнули друг другу.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросила Люси.
— Что ж, подивиться я подивился, но шаг не сбавил. Шел всю ночь напролет — а раненько поутру втемяшилось мне в голову пробежать по открытому месту, чтобы речную петлю срезать. Одно слово, олух! Ладно бы, великаном был, с них-то спрос какой. Так ведь нет… Короче, меня поймали. И кто? Дряхлый старикашка, который того и гляди лопнет от спеси! Он держит ближайшую к побережью крепость Мираза. Разумеется, правды они у меня не выпытали, да только кровь моя сама за себя говорила: гном — стало быть, бунтовщик. Борода моя торчком! По счастью, Миразов наместник оказался еще глупее меня. Будь на его месте кто другой, со мной не стали бы церемониться. А он решил устроить зрелище: торжественно спровадить беднягу Трампкина к призракам, тщательно соблюдая все традиции. Ну вот… Затем сия юная дама, — гном кивком головы указал на Сьюзен, — проявила свое умение стрелять из лука; и скажу откровенно — стреляет она очень даже неплохо. Теперь я с вами, живой, но без оружия и без доспехов — их у меня, конечно же, забрали, — он выбил трубку и набил ее по-новой.
— Великие небеса! — вскричал Питер. — Значит, это рог — твой рог, Сью, — призвал нас сюда! Даже не верится… Но сколько ни зажмуривайся, вот она, наша Нарния!
— Почему не верится? — удивилась Люси. — Еще как верится! Вспомни сказки: в них обязательно кто-нибудь да переносится по воле волшебства с места на место — или из мира в мир. Ну, когда в «Тысячи и одной ночи» колдун вызывает джинна, тот не может ослушаться, правда? Мы сейчас — вроде того джинна…
— Джинны и джиннии, — усмехнулся Питер, — В сказ-ках-то непременно призывают кого-нибудь в наш мир, а не наоборот. Мы к этому привыкли, а потому нам трудно представить, что может быть иначе.
— Зато теперь мы знаем, что чувствуют джинны, когда их призывают, — Эдмунд хмыкнул. — Выходит, в любой момент кого угодно можно вот этак высвистать… Брр! А папа нас всякой ерундой пугал: дескать, ныне человек — придаток телефона, и все такое…
— Но мы же хотели вернуться в Нарнию, — проговорила Люси. — Верно? А вышло, что и Эслан захотел того же.
— Уж простите, — вмешался гном, — но что делать-то будем? Мне бы к королю Каспиану вернуться, известить его, что подмога не пришла.
— Не пришла? — с возмущением повторила Сьюзен. — Как это «не пришла»? А мы?
— Э… Ну… Конечно, конечно… — Похоже, у гнома вдруг забилась трубка; во всяком случае, он ретиво принялся ее прочищать, — Но… В смысле… Как же…