— Да, повелитель, — отозвался Каспиан. — Что ж, мой род мог быть и поблагороднее.
— Ты ведешь свой род от Адама и Евы, — рек Эслан. — И это великая честь, которая даже последнего нищего заставит вскинуть голову. И тяжкое бремя, способное пригнуть к земле шею самого могущественного правителя.
Каспиан молча поклонился.
— Что ж, сыны и дочери Тельмара, — молвил Эслан, — хотите ли вы вернуться на тот остров, с которого прибыли сюда ваши предки? Этот остров ныне необитаем, те пираты, которые на нем оставались, давно вымерли. Там есть родники, почва плодородна, найдется и лес, чтоб строить дома, и рыба, чтоб питаться. Дверь открыта, выбор за вами. Но должен вас предостеречь: возврата уже не будет, за вашими спинами эта дверь между мирами захлопнется навсегда.
Никто не ответил. Но вот из толпы тельмаринцев вышел коренастый мужчина.
— Я согласен, — коротко сказал он.
— Выбор сделан, — молвил Эслан, — Раз ты вызвался первым, тебе будет сопутствовать удача. Ступай же.
Тельмаринец побледнел, однако шагнул к двери. Эслан и нарнианцы посторонились, давая дорогу.
— Ступай сквозь проем, сын мой, — проговорил Эслан и потерся носом о нос тельмаринца. Едва на человека упало дыхание льва, в глазах мужчины появилось странное выражение, будто он пытался что-то вспомнить. Расправив плечи, он шагнул в проем.
На него были устремлены все взгляды. Сквозь проем виднелись деревья и кусты под синим нарнианским небом. Тельмаринец занес ногу, переступил незримый порог — и исчез.
С дальнего конца поляны донеслись крики:
— И где он? Что с ним стало? Хочет нас убить, честное слово! Мы не пойдем!
Когда же они немного успокоились, кто-то сказал:
— Мы не видим другого мира. Если вы хотите, чтобы мы в него поверили, пускай один из вас пройдет сквозь проем. Или вы нарочно держитесь подальше?
Тут же вперед шагнул Рипичип.
— Повелитель, — сказал он с поклоном, — позвольте мне пойти. Мои мыши и я — мы пройдем сквозь этот проем по первому твоему слову.
— Нет, мой маленький друг, — ответил Эслан и погладил мыша по головке. — В том мире с тобой будут обращаться неподобающим образом. Тебя станут показывать на ярмарках как небывалую диковинку. Твое место здесь.
— Идем, — буркнул Питер, поворачиваясь к Эдмунду и Люси. — Нам пора.
— Ты о чем? — не понял Эдмунд. — Куда пора?
— Туда, — откликнулась Сьюзен и указала на лес. — Ты переодеваться собираешься?
— Зачем? — удивилась Люси.
— Затем, что мы возвращаемся, — объяснила Сьюзен, — И представляете, как на нас будут глазеть дома, если мы заявимся в этом.
— Но наша одежда в замке Каспиана, — напомнил Эдмунд.
— Вовсе нет, — Питер ткнул пальцем вперед. — Видишь узелки? Это она и есть.
— Так вот о чем Эслан говорил сегодня утром с тобой и со Сьюзен! — догадалась Люси.
— Угу. Об этом и о многом другом, — Питер сделался вдруг задумчив. — Всего я вам рассказать не могу. Эти слова предназначались только нам, мне и Сьюзен, потому что мы в 11арнию никогда больше не вернемся.
— Никогда? — переспросили хором Эдмунд и Люси.
— Никогда, — повторил Питер. — Вы двое вернетесь наверняка. По крайней мере, так я понял с его слов. А мы со Сью уже слишком взрослые.
— Питер, мне так жаль, — проговорила Люси. — Так обидно!..
— Переживем, — с деланным равнодушием отмахнулся Питер. — Просто все немножко иначе воспринимается… Подрастете — поймете. Ну, переодеваемся.
Было странно — и не слишком приятно — снимать королевские одежды и надевать школьную форму, а паче того — выходить в ней к тем, кого ты уже привык считать своими подданными… Кто-то из тельмаринцев захихикал. Но нарнианцы, все как один, поднялись, приветствуя верховного короля Питера, Сьюзен — хозяйку Рога, бесстрашного Эдмунда и кроткую Люси. Прощаться с друзьями было тяжело (Люси даже всплакнула) — Пузатые медведи обняли всех по очереди и потерлись носами, Трампкин пожал каждому руку, Землерой поцеловал, щекоча усами. Разумеется, Каспиан попытался вернуть Сьюзен Рог; разумеется, она отказалась и заявила, что отныне Рог принадлежит ему. А потом наступил самый тяжкий, самый невероятный миг — миг прощания с Эсланом.
Выстроились в колонну — Питер впереди, руки Сьюзен на его плечах, руки Эдмунда на плечах Сьюзен, руки Люси на плечах Эдмунда, руки первого из тельмаринцев на плечах Люси, и так далее. Питер сделал шаг… Что было дальше, описать трудновато, ибо ребятам почудилось, будто они одновременно видят сразу три места: и свод пещеры, за которым над необитаемым островом в Тихом океане знойно голубело небо; и лужайки в Нарнии, лица гномов и морды животных, пронзительный взор Эслана и белые пятна на мордочке Землероя; и серую поверхность платформы на сельской станции, и скамейку с ранцами, — и это третье видение становилось все отчетливее, а два других быстро таяли. Ребята очутились на скамейке, и ощущение было такое, словно они с нее и не вставали. Было грустно — и в то же время радостно: всегда приятно оказаться дома, в своем собственном мире.
— Отдохнули на славу, — сказал Питер.
— Вот зараза! — проворчал Эдмунд. — Я свой фонарик в Нарнии забыл!
ПОСПЕШАЮЩИЕ
К ВОСХОДУ, ИЛИ
ПОХОД НА КРАЙ СВЕТА
© В. Волковский, перевод, 2000
Глава 1Картина в спальне
Жил-был мальчик по имени Юстейс Кларенс, по фамилии Скрабб и по прозвищу Бяка. По правде сказать, прозвище было вполне заслуженным. Отец с матерью звали его Юстейсом Кларенсом, учителя в школе — Скрабб, а как обращались к нему друзья, сказать невозможно, но той простой причине, что друзей у него не было. Своих родителей он называл не папой и мамой, как все дети, а Гарольдом и Альбертой, и они против этого ни чуточки не возражали, потому что считали себя очень современными: мяса в рот не брали, не курили, не прикасались к спиртному и нижнее белье носили особенное, которое называли «гигиеническим». Мебели у них в доме было всего ничего, постельного белья ненамного больше, а окна не закрывались даже в лютые холода.
Юстейс Кларенс любил животных, особенно жуков, правда, только засушенных и пришпиленных булавками к картонкам. Нравились ему и книжки, но не все подряд, а познавательные, — с картинками, изображающими всяческие сооружения и устройства, вроде зерновых элеваторов, а также упитанных иностранных школьников, корпящих над своими иностранными учебниками.
Своих кузенов и кузин Певенси — Питера, Сьюзен, Эдмунда и Люси — Юстейс Кларенс вовсе не жаловал, что не помешало ему обрадоваться, когда он узнал, что Эдмунд и Люси наведаются к ним погостить. Будучи в глубине души врединой, он, хоть по трусости и тщедушию не сладил бы в драке даже с Люси, не говоря уж об Эдмунде, знал немало способов испортить настроение кому угодно. Донимать людей мелкими пакостями совсем нетрудно, особенно если ты дома, а они у тебя в гостях.
Надо признать, что Эдмунду и Люси ни капельки не хотелось проводить каникулы у дяди Гарольда и тети Альберты, да только выхода у них не было. В то лето их папу пригласили читать лекции в Америку, и мама, за десять лет забывшая, что такое летний отдых, отправлялась с ним. Питеру предстояло провести лето, готовясь к экзаменам под руководством старого профессора Керка, в чьем доме всем четверым детям довелось в свое время пережить удивительные приключения. Конечно, профессор и сейчас с удовольствием принял бы у себя их всех, однако он успел основательно обеднеть и теперь жил в маленьком домишке, в котором была одна-единственная спальня. Брать с собой в Америку остальных троих детей было бы слишком дорого, и в конечном счете родители решили взять с собой одну Сьюзен, считавшуюся в семье красавицей и умницей (хотя последнее отнюдь не подтверждалось ее довольно скромными успехами в школе). Мама сказала, что Сьюзен поездка принесет куда больше пользы, чем младшим. Эдмунд с Люси старались не злиться на сестру, но каникулы уже заранее казались им безнадежно загубленными, и это повергало в уныние.
— Тебе что, — вздыхая, говорил сестренке Эдмунд, — у тебя будет хотя бы своя комната. А мне каково? Жить в одной спальне с этим нудным задавакой Юстейсом!
Эта история началась однажды поутру, когда брат с сестренкой улучили свободную минутку, чтоб поболтать друг с другом без посторонних. И как всегда, когда они оставались наедине, разговор у них зашел о Нарнии. Так называлась их заветная, тайная страна. Наверное, такая страна есть почти у каждого, да только у большинства она воображаемая, а вот у ребят Певенси, которым в этом отношении повезло несравненно больше, страна была самая настоящая. Они побывали там уже дважды, и не понарошку, не во сне, а совершенно взаправду. И попадали туда, разумеется, с помощью волшебства, ведь иначе в Нарнии не окажешься. А поскольку им было обещано (ну, во всяком случае, почти обещано), что они попадут туда снова, их разговоры в основном и сводились к тому, как это будет здорово.
Сидя на кровати в спальне Люси, они разглядывали висевшую на стене напротив картину, — единственную в доме, которая им нравилась. И которая совершенно не нравилась тетушке Альберте, почему и оказалась в дальней комнатушке на втором этаже. Хозяйка, наверное, выбросила бы ее вовсе, но ее останавливало то, что это был свадебный подарок, — кто его подарил, давным-давно забылось.
Картина изображала плывущий как будто прямо на зрителя парусный корабль с носовой фигурой в виде вызолоченной драконьей головы с широко разинутой пастью. На единственной мачте раскинулся большой квадратный парус пурпурного цвета. Зеленые борта были едва видны за позолоченными драконьими крыльями. Корабль только что взлетел на гребень высокой синей волны, ближний край которой, казалось, вот-вот обрушится вниз и обрызгает с головы до ног. Подгоняемый свежим ветром, парусник слегка кренился на левый борт (замечу, что если речь идет о кораблях, следует говорить не «наклонялся», а непременно «кренился», и не «налево», а «на левый борт»). Справа светило солнце, и вода там играла пурпурно-зелеными бликами; слева корабль отбрасывал на синеву моря темную тень.