Но Ядис неожиданно дерзко шагнула навстречу Льву. Тот продолжал свое величавое шествие, не прерывая ни на миг пения, и был уже ярдах в двадцати от них. Она подняла руку и метнула железную перекладину ему в голову.
Никто — и даже сама Ядис — не смог бы теперь помешать ее полету. Перекладина ударила Льва точно промеж глаз, тут же отскочила и с глухим стуком упала в траву. Лев продолжал свое шествие. Его поступь не стала ни на миг ни медленнее, ни быстрее. Нельзя было даже понять, почувствовал ли он этот удар. Теперь, хотя шаги его были совершенно бесшумны, они чувствовали, как земля прогибается под его тяжестью.
Колдунья вскрикнула, бросилась бежать и через несколько секунд пропала среди деревьев. Дядя Эндрю повернулся, намереваясь последовать за нею, но его нога зацепилась за корень, и он упал, растянувшись во весь рост, а лицом угодил в маленький ручеек, который сбегал вниз к реке. Дети застыли на месте, даже не пытаясь бежать. Они не были уверены, что им так уж этого хочется! Лев не обратил на них никакого внимания, хотя его огромная пасть была широко раскрыта, но он по-прежнему пел, а не грозил и не рычал. Он прошел мимо них так близко, что стоило протянуть руку — и можно было бы дотронуться до его гривы. Конечно, детям было страшно, что Лев повернет голову и посмотрит на них. И в то же время, вопреки всякому здравому смыслу, почему-то очень хотелось, чтоб он это сделал. Миновав их, будто они были невидимками и вдобавок лишены какого-либо запаха, Лев прошел еще несколько ярдов и повернул. Снова прошел мимо и, не останавливаясь, прошествовал дальше к востоку.
Дядя Эндрю, кашляя и отплевываясь, кое-как поднялся на ноги.
— Ну, Дигори, — сказал он, — медлить нельзя. Мы избавились на время от этой кошмарной женщины, а чудовищный Лев ушел. Дай мне руку и быстрее надевай кольцо.
— Эй, вы! Держитесь от меня подальше! — крикнул Дигори, пятясь от него. — Не спускай с него глаз, Полли. Лучше иди ко мне. Предупреждаю вас, дядя Эндрю, — ни шагу к нам, а то мы тут же исчезнем.
— Извольте сию минуту сделать то, что вам сказано, сэр! — тоненьким голоском крикнул дядя Эндрю. — Вы скверный, непослушный, дурно воспитанный мальчишка!
— Вот уж нет! — ответил ему Дигори. — Просто мне хочется остаться и посмотреть, что будет дальше. Это же страшно интересно. Раньше мне казалось, что вам очень хочется узнать побольше про другой мир. Что же вам здесь так не нравится, когда вы сюда попали?
— Нравится?! — в негодовании воскликнул дядя Эндрю. — Да вы только гляньте, в каком я состоянии. И это мои лучшие пиджак и жилет — не забывайте об этом!
Вид у него теперь действительно был жалкий и неприглядный. Ибо чем лучше человек оденется вначале, тем хуже будет выглядеть после того, как выберется из обломков вдрызг разбитого кэба, а потом, впридачу, плюхнется в грязный ручей.
— Я уже не говорю о том, — продолжал дядя Эндрю, — что место это нисколько не интересное. Конечно, будь я помоложе... да и то сначала следовало бы послать сюда пару крепких и шустрых парней. Из этих самых охотников за крупной дичью. Конечно, кое-что из этой страны можно сделать. Воздух тут чудесный. Никогда в жизни не доводилось мне дышать таким воздухом. Полагаю, что от него мне станет лучше, если... если окружающая обстановка станет... эээ... благоприятнее. Если бы только я догадался взять с собою ружье... а лучше дальнобойный карабин...
— Только и думаете, как бы вам пострелять из ружья! — сказал кэбмен. — Пойду-ка я лучше поищу, чем вычистить Ягодку. Я уже не раз говорил, что ума у этой коняги побольше, чем у некоторых людей.
И он отошел назад, к Ягодке. Почти сразу оттуда послышался характерный свистящий звук — он начал чистить лошадь.
— Вы что, и в самом деле думаете, что этого Льва можно застрелить из ружья? — спросил Дигори. — Вы же видели — не очень-то он испугался той железной штуковины!
— Да, — вздохнул дядя Эндрю, — при всех ее провинностях она очень решительная женщина! И очень отважная, мой мальчик! Это был очень смелый, прямо-таки героический поступок!
И он принялся потирать ладони и похрустывать костяшками пальцев, словно успел забыть, как запугала его Колдунья, и что она скорее всего где-то неподалеку от них.
— Она поступила просто подло, — сказала Полли. — Что он ей сделал плохого?
— Хэлло! — воскликнул Дигори. — Это что такое?
Он стрелой метнулся вперед и нагнулся, рассматривая что-то в нескольких ярдах от того места, где они стояли.
— Эй, Полли! — крикнул он, обернувшись. — Иди сюда, погляди!
Дядя Эндрю подошел к нему вслед за Полли. Не потому, что ему так уж хотелось посмотреть, но для того, чтобы держаться поближе к детям и, улучив момент, украсть у них кольца. Но когда он увидел то, на что глядел Дигори, у него впервые проснулся настоящий интерес к происходящему. Это была совершенно точная маленькая копия фонарного столба, примерно трех футов в высоту. Прямо на глазах у них столбик удлинялся и утолщался. Он действительно рос, словно был деревом.
— Он ожил, — сказал Дигори. — Загорелся.
При ярком солнце крохотный огонек фонаря был едва различим, но в его свете дети и дядя Эндрю отбрасывали легкие прозрачные тени.
— Замечательно, крайне замечательно! — бормотал дядя Эндрю. — Мне даже не снилось, что может существовать такая могущественная Магия! Да, мы в таком мире, где все оживает и растет — даже фонарный столб! Интересно, из какого семени он вырос?
— Неужели не понимаете? — спросил Дигори. — Это то самое место, куда упала перекладина. А перекладину Ядис открутила от фонарного столба у нас под окном! Она воткнулась в землю, и теперь из нее растет новый фонарный столб.
Пока Дигори говорил, столб вытянулся выше него.
— Это изумительно! И поразительно важно! — сказал дядя Эндрю, потирая свои ладони сильнее, чем обычно. — Хо-хо-хо! Они смеялись над моей магией! Эта дура, моя сестра, считала меня сумасшедшим! Хотел бы я послушать, что они скажут теперь! Я открыл мир, который буквально распирает от жизни и роста! Колумб!.. Впрочем, из-за чего, собственно, они так носятся с Колумбом? Что такое вся его Америка по сравнению с этим? Коммерческие возможности этого края поистине безграничны! Стоит только принести сюда несколько кусков старого железа со свалки и закопать их в землю, и они выйдут наружу новехоньким паровозом, военным кораблем — всем, чем угодно! Мне они ничего не будут стоить, но в Англии я смогу получить за них полную цену! Я стану миллионером! Но главное — какой тут климат! Я уже чувствую, что сбросил добрых двадцать лет. Я могу постоянно убегать сюда, как на дачу. А если выстроить здесь приличный санаторий, то можно будет брать с человека за год, проведенный здесь, этак тысяч двадцать. Правда, тогда мне придется кого-то посвятить в тайну... и не одного... Но сначала надо будет застрелить этого зверя.
— Вы точно такой же, как и ваша Колдунья, — сказала Полли. — Только и думаете, как бы кого-нибудь убить.
— И я наконец-то буду вознагражден за все, — не слушая ее, продолжал дядя Эндрю. Он полностью ушел в свои счастливые грезы. — Еще неизвестно, сколько я проживу, если поселюсь здесь. Шестьдесят лет — разве это возраст для мужчины? Не удивлюсь, если в этой стране я не состарюсь ни на один день, сколько б ни прожил. У меня просто голова кружится! Ведь это же настоящая Страна Юности!
— Ох! — вскричал Дигори. — Страна Юности! Вы и в самом деле думаете, что это она?
Потому что при этих словах он сразу же вспомнил, что сказала тетя Летти той леди, которая принесла виноград, и сладость надежды закружила и его голову.
— Дядя Эндрю! — спросил он. — Вы думаете, тут можно найти то, что вылечит мою маму?
— Что ты болтаешь? — отмахнулся дядя Эндрю. — Тут тебе не аптека. Я говорю о том...
— Вам на нее наплевать! — закричал Дигори. — Вы и двух пенсов не отдадите за то, чтоб ей стало лучше! — Он совершенно разъярился. — А вам стоило бы хоть немного подумать о ней! Она же не только моя мама — она и ваша родная сестра!.. Ну, ладно, вижу, что с вами говорить об этом бесполезно! Лучше уж пойду и спрошу самого Льва, не может ли он мне помочь!
И отвернувшись от них, он быстро зашагал прочь. Полли помедлила с минуту, а потом пошла за ним.
— Эй, вы! Стойте! Вернитесь назад! Этот мальчишка просто рехнулся! — закричал им вслед дядя Эндрю.
Но ему пришлось последовать за детьми, держась на расстоянии и боязливо оглядываясь по сторонам: ему равно не хотелось оказаться ни слишком далеко от зеленых колец, ни слишком близко ко Льву.
В несколько минут Дигори дошел до опушки леса и там остановился. Лев все еще пел, но теперь его пение снова изменилось. В нем было гораздо больше того, что мы называем мелодией, но главное, в его песне появилось нечто страстное, неистовое, буйное. От ее звуков в душе рождалось неодолимое желание бегать, прыгать, карабкаться вверх по деревьям. Мелодия вселяла желание бросаться на другие существа — то ли для того, чтобы крепко сжимать их в объятиях, то ли затем, чтобы вступить с ними в бой, то ли растерзать... От этих обрушившихся на него чувств лицо Дигори вспотело и раскраснелось. Даже на дядю Эндрю песня Льва произвела некоторое действие. Дигори слышал, как дядя Эндрю сказал:
— Да, сэр, она очень смелая и энергичная женщина. Какая жалость, что у нее такой несносный характер. Но она чертовски красивая женщина, сэр, что бы там ни было. Чертовски красивая женщина!
Но действие песни на этих двух людей не шло ни в какое сравнение с тем, что она сделала с местностью.
Можете ли вы себе представить, как обширная, поросшая травой равнина вдруг забулькала, словно кипящая вода в котле? Мне кажется, что это будет самым точным описанием того, что последовало.
По всей равнине начали вспухать бугорки самых разных размеров: от маленьких — величиной с кротовую кучку, до средних — величиной с тачку, и самых больших — с деревенский коттедж. Бугры эти ходили ходуном и раздувались до тех пор, пока не лопались. Тогда из каждого бугра выбиралось на свет какое-нибудь животное, отряхиваясь от облепившей его земли. Кроты, выбиравшиеся из маленьких бугорков, были точь-в-точь как те кроты, которых можно увидеть в Англии. Из других бугров высунулись головы собак и сразу же залаяли, а потом начали с трудом протискиваться наружу, как будто старались пролезть сквозь узкую дыру в живой изгороди.