— Уррррра!
Понадобилось всего несколько минут, чтобы некоторые Звери вырвались вперед и обогнали дядю Эндрю, а потом они выстроились в длинный ряд и преградили ему дорогу. Тем временем другие окружали его сзади. Куда бы он ни рванулся, везде его подстерегал ужас. Даже сверху над ним нависали огромные рога Лосей и громадные слоновьи бивни. Сзади хрюкали тяжелые, неповоротливые Медведи и нетерпеливые Вепри. Прямо в глаза ему смотрели золотистые Леопарды и Пантеры, которые, как ему казалось, саркастически усмехались и нетерпеливо помахивали хвостами. Все пасти были разинуты, что окончательно и сразило его. На самом деле Звери разевали пасти, чтобы легче дышалось на бегу. Но он-то думал, что его приготовились съесть.
Весь дрожа, дядя Эндрю остановился, но порывался броситься то туда, то сюда. И в лучшие-то свои годы он никогда не любил животных, так как побаивался их. А потом, когда долгие годы проводил над ними жестокие эксперименты, он стал их еще больше бояться и ненавидеть.
— Ну, сэр, — деловито сказал Бульдог, — отвечайте, кто вы такой. Животное, растение или минерал?
Вот что он сказал. Но дядя Эндрю услышал только:
— ГРРррарррхххоуууу!
Глава одиннадцатаяНЕПРИЯТНОСТИ ДИГОРИ И ДЯДИ ЭНДРЮ
Вероятно, вы уже подумали, что эти Звери были очень глупые, если не поняли сразу, что дядя Эндрю и дети с кэбменом принадлежат к одному и тому же виду существ. Но вы, друзья, должны принять во внимание, что Звери не имели еще никакого представления об одежде.
Они считали, что платьице Полли, костюмчик Дигори, пальто и шляпа-котелок кэбмена сродни их меху или перьям. Да они бы никогда не догадались, что все трое принадлежат к одному и тому же виду, но дети сами сказали им об этом, и Ягодка, судя по всему, думала так же. А ведь дядя Эндрю был намного выше ростом детей и намного худее кэбмена. И одет он был во все черное, если не считать белого жилета (впрочем, теперь отнюдь не белого), поэтому, с точки зрения Зверей, он выглядел совсем непохожим на тех людей. И вполне естественно, они испытывали недоумение. Но хуже всего было то, что по его виду нельзя было понять, умеет ли он говорить.
Дядя Эндрю, конечно, пытался что-то сказать. Когда Бульдог с ним заговорил (или, как ему показалось, сперва замолчал, а потом зарычал на него), он протянул к Собаке свою дрожащую руку и пролепетал:
— Хороший песик... не надо... я бедный старик...
Но они поняли его не лучше, чем он их — вместо слов им послышалось какое-то шипение и бульканье. И, может быть, это было к лучшему, потому что ни одной известной мне собаке — и особенно Говорящей Собаке из Нарнии — не понравится, если ее назовут “хорошим песиком”. Во всяком случае, не больше, чем вам, если кому-то взбредет в голову назвать вас “маленьким человечком”.
Они придвинулись к нему, чтобы лучше прислушаться — и дядя Эндрю свалился в глубоком обмороке.
— Ну вот! — сказал Вепрь. — Я так и думал. Это всего-навсего дерево.
Не забывайте, что они ни разу не видели обморока и даже не видели того, как падают.
Бульдог, который тем временем обнюхал дядю Эндрю с головы до пят, поднял голову и заявил:
— Нет. Это животное. В этом не может быть сомнений. И, может быть, того же вида, как и те трое.
— Не могу согласиться, — возразил один из Медведей. — Животные не умеют вот так опрокидываться. Мы животные, и мы не опрокидываемся. Мы стоим прямо. Вот так!
И чтобы показать всем, как прямо он стоит, он встал на задние лапы, шагнул вперед, зацепился за низкую ветку и упал, растянувшись во весь рост.
— Третья Потеха, Третья Потеха, Третья Потеха! — в великом возбуждении заверещала Галка.
— Все-таки я считаю, что он дерево! — настаивал Вепрь.
— Если это дерево, — заявил другой Медведь, — то в нем должно быть пчелиное гнездо.
— Я уверен, что это не дерево, — сказал Барсук. — Мне показалось, что перед тем, как опрокинуться вверх тормашками, он пытался что-то сказать.
— Да нет, — возразил Вепрь, — это ветер шелестел в листьях.
— Уж не хотите ли вы сказать, — обратилась к Барсуку Галка, — что это может быть Говорящее Животное? Он же не сказал ни единого слова.
— И все-таки, — сказала Слониха (ее муж, как вы помните, ушел на совет с Асланом), — как бы там ни было, это может оказаться каким-нибудь животным. Вот этот беловатый ком, который у него с одного конца — почему бы ему не оказаться чем-то вроде лица? А вон те дырки — глазами и ртом? Разумеется, носа у него нет. Но ведь... хм, хм... вряд ли это свидетельствует против. Если сказать правду, и среди нас лишь немногие могут похвастаться тем, что можно назвать Носом в подлинном смысле этого слова.
И она скромно, но с вполне извинительной гордостью опустила вниз хобот, расправив его на всю длину.
— Я считаю, что это сказано очень грубо! — заявил Бульдог.
— Но госпожа Слониха совершенно права! — сказал Тапир.
— Послушайте! — находчиво вмешался Осел. — Мне кажется, что это существо, если и не умеет говорить, то думать умеет!
— Как бы его поставить на ноги? — задумчиво произнесла Слониха.
Она осторожно обхватила хоботом обмякшее тело дяди Эндрю и поставила его вертикально, но, к несчастью, вверх ногами, так, что из кармана у него на землю вывалились три монеты. Но когда Слониха опустила хобот, дядя Эндрю снова рухнул наземь.
— Ну и ну! — враз сказало несколько голосов. — Это не животное.
— Он даже не живой!
— А я утверждаю, что это животное! — упорствовал Бульдог. — Потому что от него воняет!
— Запах — это еще не все, — возразила Слониха.
— Ну, — возмутился Бульдог, — если не верить собственному носу, то чему тогда можно вообще верить?
— Хотя бы собственным мозгам, — сказала она мягко.
— Я считаю, что это очень грубо сказано! — воскликнул Бульдог.
— Ладно, ладно, — примирительно сказала Слониха. — Мы должны с ним что-то сделать. Потому что он может оказаться тем самым Нозлом, и его обязательно надо показать Аслану. Давайте решим вопрос большинством. Что вы о нем думаете? Это животное или что-то вроде дерева?
— Дерево! Дерево! — выкрикнуло с десяток голосов.
— Очень хорошо, — одобрила их Слониха. — Но если это дерево, то ему подобает быть посаженным в землю. Значит, мы должны вырыть для него яму.
С этой частью работы очень быстро управились два Крота. Затем возник небольшой диспут: какой частью надо опускать в яму дядю Эндрю. Лишь очень небольшой перевес голосов избавил его от участи быть опущенным в яму головой вниз. Некоторые Звери доказывали, что его ноги — это его ветки, следовательно, та серая пушистая штука, которая с другого конца (имелась в виду его голова) — это и есть корень. Но другие подчеркивали то обстоятельство, что в раздвоенной части он больше вымазан в грязи, и вообще эти отростки больше смотрят наружу, как и полагается корням. Так что в конце концов его посадили в яму головой вверх. Когда землю вокруг него хорошенько утоптали, она доходила ему до середины бедер.
— На вид он просто жутко вялый! — сказал Осел.
— О! — воскликнула Слониха. — Чуть не забыла! Разумеется, его надо хорошенько полить. Полагаю, что могу сказать, — нисколько не желая обидеть кого-либо из присутствующих, — что для такого дела именно мой нос...
— Я утверждаю, что это сказано слишком грубо! — перебил ее Бульдог.
Но Слониха, не обращая на него внимания, спокойно направилась к реке, набрала полный хобот воды и вернулась назад, чтобы полить дядю Эндрю. Рассудительное животное продолжало ходить к реке и обратно до тех пор, пока не вылило на него много галлонов воды. С сюртука дяди Эндрю текло так, будто он выкупался в реке в полном облачении. Это купание в конце концов оживило его. Но что его ожидало, когда он очнулся!
Впрочем, нам пора оставить его, дав время поразмыслить над своими подлыми поступками (если у него еще осталось для этого достаточно разума), и перейти к более важным событиям.
Ягодка с Дигори на спине бодро рысила вперед. И вот уже гомон зверей стих где-то позади, а маленькая группа, состоявшая из Аслана и избранных им советчиков, была уже совсем рядом. Дигори понимал, что поступит очень грубо, если вломится непрошенным в столь торжественное собрание; но ему не пришлось делать этого. По слову Аслана, Слон, обе Вороны и все прочие расступились перед ними. И Дигори, соскочив с Лошади, оказался рядом с Асланом. И Аслан оказался намного больше и прекраснее, чем казался издали, и такой ярко-золотой, что на него почти невозможно было глядеть. Дигори потупился, не смея встретить взгляд огромных глаз Льва.
— Пожалуйста... мистер Лев... Аслан... сэр... — заговорил он, с трудом ворочая языком. — Не могли бы вы... смею ли я... пожалуйста... не будете ли вы так добры... дать мне такой волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?
Он отчаянно надеялся, что Лев скажет ему: “Да”, и до жути боялся услышать: “Нет”. Но он был совершенно поражен, когда тот не сделал ни того, ни другого.
— Это тот самый мальчик, — промолвил Лев, глядя не на Дигори, а на своих советников. — Тот самый мальчик, который сделал это.
"О боже мой! — подумал Дигори. — Что же такое я мог натворить?".
— Сын Адама, — обратился к нему Лев. — Здесь, в юной стране Нарнии, на свободе бродит злая Колдунья. Расскажи этим добрым Зверям, как она попала сюда.
Десяток разных историй, которые он мог придумать в ответ, вспыхнули в сознании Дигори, но у него хватило здравого смысла отвечать одну правду.
— Это я привел ее сюда, Аслан, — очень тихо сказал он.
— Зачем?
— Я хотел убрать ее из нашего мира и вернуть в ее собственный. Мне показалось, что я вернул ее на прежнее место.
— А как она оказалась в твоем мире, Сын Адама?
— Тоже... с помощью волшебства...
Лев ничего не сказал, но Дигори почувствовал, что ответ его не полон.
— Это все началось из-за моего дяди Эндрю, — продолжал он. — Это он при помощи волшебных колец послал нас из нашего мира в другой... Ну, мне пришлось туда отправиться потому, что сначала он послал одну Полли... а потом мы с нею встретили Колдунью в стране, которая называется Чарн, и она вцепилась в нас как раз в тот момент, когда мы...